– Ларис мне сказала кушать грушу и думать о хорошем, а я, когда грушу ел, думал, что Робику я вторую неделю аппарат для чачи отдать не могу и Робик меня уже считает аферистом. Зачем я про это думал, вот теперь с головой дальше мучаюсь, а Робику все равно аппарат не нужен пока.
Во время войны, когда Ларис была медсестрой в отряде Абика, она однажды встретила в лесу медведя и гаркнула на него. У Ларис было и до войны это свойство. Она очень редко на кого-то сердилась, почти всегда смеялась – была оптимистом. Но если вдруг ее сердил, например, цыпленок, который пытается учиться летать и портит рассаду перцев своими грубыми посадками, или если алабай Том, была у него такая привычка, мощным басом, монотонно, через каждые три секунды, лает уже тридцать минут – Ларис могла издать гарк такой громкий, яростный и внезапный, что цыпленок в ужасе улетал на бреющем полете, а мощный алабай Том прятался в будке и потом полдня не показывался. Соседи говорили, что когда Ларис кричит – гнется хурма, как в бурю. Во время войны Ларис однажды пошла в лес за опятами. Была осень. Шли дожди, потом вышло солнце – и появились опята. Ларис любила эти грибы, иногда ей даже жалко было их жарить, до того они красивые. Ларис набрала опят и уже возвращалась в лагерь довольная, когда на нее вышел медведь. Ларис сказала медведю по-армянски:
– Извини, пожалуйста, мончес (по-армянски «сынок»), не могу грибы отдать тебе, без них как буду ужин готовить для людей? Найди себе что-нибудь другое как-нибудь, ты же медведь или что.
То ли медведь был в очень плохом настроении, то ли по-армянски не понимал, но он встал на задние лапы – захотел напугать Ларис. Медведь зря так сделал. Ларис так гаркнула на медведя, что он, по словам самой Ларис, «так расстроился. Убежал. Как потом жил, бедный, не знаю».
В лесу во время войны больше всего Ларис переживала, что захватчики найдут и съедят ее закрутки, которые она оставила в подвале, когда они с бедным Альбертом убежали в лес. Смешной Абик сначала не хотел брать Ларис в свой отряд медсестрой, сказал, что ей нельзя на войну – она уже бабушка. Но Ларис ответила, что она видела про себя в кофейной гуще, что доживет до 130 лет. Абику нечего было на это возразить, потому что Ларис считалась прорицательницей, и он взял ее в отряд медсестрой. Он даже пытался ее заставить носить бронежилет, но Ларис примерила его и сказала, что носить бронежилет не будет, потому что он слишком тяжелый и потому, что он ее полнит. А вот каску Ларис все-таки носить стала. Она нашла ее сама, когда из города сбежали миротворческие силы, иностранцы, которые в городе появились как раз перед войной. Ларис тогда удивлялась: почему, когда появляются миротворцы, начинается война? Каска была голубая и почти новая, она понравилась женщине. На ней было написано «ООН». С обратной стороны Ларис написала – «Лариса Кабикян», чтобы каска не потерялась.
Однажды во время боя пуля попала в шлем Ларис. Голубая каска спасла ей жизнь. Ларис перекрестилась и сказала:
– Бог, спасибо тебе, что спас мою жизнь.
В этом же бою через час еще одна пуля попала в каску Ларис. И опять не пробила ее. Ларис снова перекрестилась и сказала:
– Бог, спасибо тебе, что опять меня спас. Прошу тебя, никуда далеко не уходи.
С тех пор Ларис считала эту каску счастливой и всегда носила ее.
Однажды Ларис ночью перевозила раненых, женщин и детей. На большом грузовике их везли в госпиталь. Вдруг на ночной дороге появились фигуры с автоматами. Они остановили машину. Это были, как их тогда называли, «фашисты» – мародеры и убийцы непонятно какой национальности; ходили они в масках и воевали сами за себя, убивали всех, у кого можно что-то отнять. «Фашистов» было трое. Они были пьяные. Сначала они направили на машину автоматы, заглянули в кузов, увидели, что в ней нет вооруженных людей, а только раненые. Тогда «фашисты» расслабились и приказали всем женщинам выйти. Они хотели забрать женщин, потому что ничего больше ценного в машине не было. Пока «фашисты» обыскивали и облапывали первую женщину, которая вышла из кузова, Ларис вдруг выпрыгнула из машины, подскочила к ним сзади с пистолетом в руках и гаркнула:
– Убью, ложись, я смертница!
Трое «фашистов» ни к нападению смертницы, ни к гарку Ларис не были готовы. Они упали на землю. Ларис быстро забрала у них автоматы. Потом женщины связали бандитов поясками от халатов и шнурками. Все это время «смертница» Ларис держала «фашистов» под прицелом. Как раз в это время мимо ехал патруль абхазов. Патруль даже развязывать мужчин не стал. По ним выпустили магазин из «калашникова». Ларис не стала смотреть, как их убивают, отвернулась.
Потом, в машине, когда поехали дальше, Ларис сказала женщинам:
– Как хорошо, что «фашисты» не заметили, что пистолет у меня синенький.
Когда машину остановили, рядом с Ларис сидел маленький мальчик. Ларис тихо сказала ему тогда:
– Дай мне сюда.
И взяла его синий игрушечный пистолет. Угрожая игрушечным оружием, Ларис победила «фашистов» и спасла жизни женщин – их бы всех убили, после того как надругались.
Однажды Ларис попала в страшный бой. Две небольшие группки людей – в каждой было человек по тридцать, не больше, – но вооруженные всем, чем только можно, просто измолотили друг друга на узкой улице. Бой стих не потому, что кто-то победил. Просто убиты и изувечены оказались все до единого. Все, кто был еще жив, страшно кричали:
– Не стреляйте! Передышка! Передышка!
Ларис сначала вытащила, как могла, всех своих. Перевязала. Но раненные с другой стороны тоже страшно кричали. Тогда Ларис в своей голубой каске переползла на другую сторону поля боя и там перевязала и «тех, других» – раненых грузин. С этого дня «бабка в голубой каске», как стали ее называть, много раз переходила через линию фронта, и никто не стрелял в нее – все ее знали. Она участвовала в организации обмена телами убитых и пленными и даже в переговорах двух воюющих группировок.
Когда война вдруг прекратилась, так же внезапно, как началась, опять появились миротворческие силы. Они появлялись или до, или сразу после войны. Из черного джипа вышел элегантный иностранец в очках – он был главой миротворческой миссии – и стал спрашивать у окруживших его пыльных людей в камуфляже, где найти представителя местной власти. И тогда один дед иностранцу сказал, что местной власти пока вроде не видно, но можно поговорить с Ларис.
Иностранец спросил у деда:
– Ларис – это кто? Мэр?
Дед ответил:
– Не знаю, мэр, не мэр, у нее спросите.
Когда иностранца привели к Ларис и он увидел испуганную неожиданной встречей бабушку в голубой каске, в белом халате с красным крестом поверх домашнего халата в цветочек, в синих спортивных штанах и черных мужских военных ботинках, глава миротворческой миссии был удивлен.
– Он никогда раньше не видел такого «мэра»! – смеялась Ларис, когда это рассказывала. – Он вообще раньше, бедный, много такого не видел, что увидел у нас.
Голубая каска с двумя вмятинами от пуль и надписью «ООН» у Ларис, как оказалось, до сих пор есть.
– Очень хорошее ведрышко, – сказала Ларис Антону.
После войны Ларис приделала к каске удобную ручку, и теперь, когда приходит осень, собирает в нее урожай. Голубая каска ООН в хороший год теперь полна оранжевой спелой хурмы.
Больше всего Ларис горевала из-за соседей, которых она так любила и которых убили во время войны. Грузины убили Киракоса Тополяна, колхозника, старика, за то, что у него фамилия Тополян – как у члена правительства Абхазии.
– Он, бедный, кричал, что он колхозник, а не член правительства, – вспоминала Ларис, – а его все равно убили. Георгия Мартикяна тоже убили. Он был кофевар самый лучший. Как варил кофе этот человек! Никто так не варил. Его убили. А тело долго не отдавали. А у него был брат – епископ армянской церкви на Балканах, большой человек. Он сам попросил Шеварднадзе: «Скажи грузинам, пусть отдадут тело моего брата, кофевара Георгия». Шеварднадзе сказал грузинам. Тело отдали, без уха, с поломанными ногами. Ой, бедный человек, как он мучился перед тем, как умер. Такой кофе, как он, никто до сих пор не делает. А Володя Бигвава, абхаз, такой хороший был человек, добрый. Его застрелил Гаврош. Такой был мальчик. Не знаю, кто по национальности. Помогал гвардейцам, грузинам. Убивал всех, кого скажут. Пятнадцать лет ему было, а зверь – не человек. Гаврош повел Володю на пляж и застрелил. Там его и закопали, прямо на пляже. А потом через три дня бедного Володю опять гвардейцы выкопали для обмена. Поменяли его на своего убитого. Вот так намучился бедный Володя Бигвава. Что потом с этим Гаврошем было, не знаю. Может, убили его, а может, живет. Как он живет?!
А Беслана Тарба, он жил в Очамчире, абхаза, убили за то, что он сказал, что он абхаз. А Кумфу Авидзба, 75 лет ему было, били, кололи ножом, а он говорить не мог, бедный, он был глухонемой, он руками и глазами так умолял, чтобы его не трогали. А Бжания? Такой человек был, пенсионер, мудрец был, знаток абхазского фольклора, столько сказок знал, что хочешь знал: в дом к нему вошли, заставили старика выпить ядохимикаты, которыми он сад опрыскивал, бедный, умер, кто теперь такие сказки знает?! Артил Мелконян, бедный, 106 лет ему было, били, сломали руки и ноги, потом застрелили, 106 лет человек прожил, и так умер…
