Ознакомительная версия.
– Не хочешь, не пей, – усмехнулся Сергей, доставая из холодильника покрытую нежной изморозью бутылку финской водки. И, помолчав, добавил: – Только сдается мне, сегодня тебе захочется выпить?
– Это почему? – насторожился Леша.
– Ну как? Разве нам не о чем поболтать?
Леша еще больше насторожился.
– Давно работаешь с Карпицким?
– Давно.
– Как давно?
– Лет восемь.
– А точней?
– Лет восемь, – упрямо повторил Леша и откровенно обрадовался: – Возьми трубку. Это, наверное, тебе звонят.
Сергей взял трубку.
Действительно звонили ему.
Звонил господин Пирсман из Выру.
Господин Пирсман вежливо извинился, что отрывает Сергея от дел. Он очень вежливо извинился. Зато, извинившись, с большим внутренним торжеством он заметил, что теперь ученому московскому гостю делать в Таллинне, собственно, нечего. Он, господин Пирсман, со всей тщательностью изучил документы, переданные ему, и пришел к однозначному выводу, что эти документы, так же, как и документы, собранные в маленькой уютной Эстонии лично им, господином Пирсманом, очень хороши.
Даже очень и очень хороши, удовлетворенно повторил господин Пирсман.
Особенно печати корейской фирмы БОР, хмыкнул про себя Сергей.
Он, господин Пирсман, тщательно и пристрастно с самых разных сторон изучил попавшие в его руки документы. Настоящий юрист всегда как золотоискатель, рискнул привести он красивое сравнение. Московский ученый коллега, конечно, поймет это сравнение. Теперь ему, господину Пирсману, совершенно ясно, что у Московского Акционерного Предприятия, без всякого сомнения, есть серьезные поводы для официального предъявления весьма серьезных претензий как к банку РПЮЭ, так и лично к господам Тоому и Коблакову. Например, он, господин Пирсман, среди интересных деловых писем, найденных в Эстонии его собственными работниками, очень высоко оценил одно, которое, возможно, сыграет особенную роль при будущих конфиденциальных переговорах господина Карпицкого с господами Тоомом и Коблаковым, а также с банком РПЮЭ. Письма, правда, написаны на эстонском языке, но это не проблема, над ними уже работают, к оригиналам будут приложены заверенные эстонским и русским нотариусами переводы.
Почему деловые письма оказались на эстонском языке?
О, пояснил господин Пирсман, это потому, что они писались уже в самостоятельном и ни от кого не зависящем свободном государстве Эстония. Язык – одна из важнейших форм национального утверждения, правда? Когда рушится большая империя, а большая империя рухнула, случаются не только драмы и трагедии. Еще случаются казусы. Например, мне известно, с удовольствием заметил господин Пирсман, что одна из эстонских фирм уже почти год упорно посылает всю деловую документацию своим партнерам в Узбекистан принципиально только на эстонском языке. Правда, у азиатских народов тоже есть некоторая тяга к юмору: они отвечают эстонским коллегам исключительно на узбекском языке. Конечно, это несколько вредит общему делу, зато утверждает национальное самосознание.
Мы с вами, как юристы, должны хорошо понимать друг друга, позволил себе улыбку господин Пирсман.
Он, несомненно, был доволен.
Некоторые документы, повторил он, вообще необычайно хороши. Так хороши, что их хоть сейчас можно подавать в международный суд. Кстати, его, господина Пирсмана, очень интересуют интересные международные процессы. Если вы действительно подадите в международный суд, сказал он, я буду рад сотрудничать с вами и в дальнейшем. Ведь мы единая Европа, правда? – сказал господин Пирсман, все крепче и крепче утверждаясь в национальном самосознании.
– А о чем говорится в найденном вами письме?
– О-о-о! – обрадовался господин Пирсман. – В этом письме содержится интересная просьба. Заметьте, не приватная, а вполне официальная просьба, – подчеркнул господин Пирсман. – Один восточный человек просит господина Тоома посодействовать ему в деле неких поставок…
– Именно тех, которые нас интересуют?
– Вот именно! – торжествующе подтвердил господин Пирсман.
Произнося это, он, наверное, обернулся, чтобы две серенькие машинистки его конторы увидели, что он, господин Пирсман, разговаривает не с кем-нибудь, а с самым настоящим иностранным юристом из Москвы, с ученым коллегой. И не просто с каким-то иностранным юристом, а с личным другом медного короля господина Лео Тиилка.
– Кроме того, мы имеем некий официальный ответ, подписанный господином Тоомом. Как раз в этом ответе и указаны обязательства всех заинтересованных сторон.
– А кем подписано письмо, адресованное господину Тоому?
– Оно подписано восточным именем!
– Произнесите его.
– Абу Фазл.
– Это пишется вместе?
– Боюсь, что огорчу вас, – удовлетворенно заявил господин Пирсман и, наверное, опять там в конторе обернулся к двум своим сереньким мышкам машинисткам. – Восточное имя, произнесенное мною, пишется исключительно раздельно. Сперва Абу, а потом отдельно – Фазл. Вы, конечно, помните это имя? Я ведь показывал вам фотографию…
– Значит, противогазы ушли к арабам?
– А вы думали, к эскимосам? – позволил себе шутку господин Пирсман.
– Нет, я так не думал, – поджал губы Сергей.
И повторил:
– Значит, противогазы ушли к арабам?
– Если ушли, – загадочно намекнул господин Пирсман.
– Как вас понимать?
Но господин Пирсман вдруг заторопился:
– Завтра жду вас в Выру. Не все можно доверить телефону, как юрист, вы меня, наверное, понимаете. Когда приезжает ваш друг? – господин Пирсман спрашивал о Валентине.
– Как раз завтра.
– Вот и отлично, – обрадовался господин Пирсман.
И попрощался:
– Завтра поговорим.
Абу Фазл.
Впервые это имя Сергей услышал от Жорки Матвеева.
Возможно (если верить черновику расписки) Жоркин приятель получил деньги именно от господина Абу Фазла… «Мне еще в Таллинне сказали, что этого араба будто бы хлопнули…» И тот же господин Абу Фазл лично встречался с господином Тоомом… А господин Тоом выступал в истории с противогазами чуть ли не гарантом сделки…
– Как будет по-эстонски черт? – спросил Сергей Лешу.
– Курат.
– Вот чертов курат!
– Чего это ты? – уставился на Сергея Леша.
– Ты еще не захотел выпить?
– А я уже выпил, – обескуражено заявил Леша. И тут же пояснил нервно: – В чисто лечебных целях.
– Тогда рассказывай.
– О чем?
– Не о чем, а о ком.
– А о ком?
– О господине Тооме, конечно.
– А что я о нем знаю? – прикинулся дурачком Леша.
– Ты, Леша, неправильно относишься к моим вопросам.
– А как к ним надо относиться? – спросил Леша, жадно наливая почти полный стакан водки.
– А относиться к моим вопросам надо, как к святому, – неторопливо объяснил Сергей. – Расскажи мне не столько про самого господина Тоома, я уверен, что тут ты не врешь, что тут ты действительно мало что знаешь, даже может меньше, чем я думаю, а расскажи мне про то, где и когда ты встречался лично с господином Тоомом и вообще, как это происходило.
– Да я и видел его один раз! – слабо протестовал Леша.
– Вот и расскажи.
– Да я и не знал тогда, что это господин Тоом.
– Тогда тем более расскажи.
Леша колебался.
– Тебе Карпицкий звонил? – напомнил Сергей.
– Звонил.
– Тебе Карпицкий сказал, что я постоянно теперь буду обращаться к тебе за консультациями?
– Сказал.
– Он тебя предупредил, что я должен получать подробные ответы на все вопросы, которые задам?
– Предупредил.
– Ну вот видишь! – похвалил Лешу Сергей. – Дело уже сдвинулось, ты уже все понимаешь. Ты уже готов к тесному сотрудничеству. Мы с тобой вольные птицы, Леша, правда? У нас с тобой все хорошо. Мы неторопливо путешествуем по маленькой северной стране, встречаем разных интересных людей и дружески беседуем друг с другом. У нас есть хорошая выпивка и время. Вот скажи, чего нам с тобой не хватает?
Он почему-то думал, что Леша ответит: доверия, но Леша хмуро пробурчал:
– Красной рыбы.
Сам Сергей познакомился с Карпицким у Левки – на каком-то фуршете.
Карпицкий сразу ему понравился: хорошо одет, не выпендривается, не пытается подчеркнуть свое превосходство. Есть и пьет немного, но со вкусом. Когда собравшаяся компания произвольно разбилась на несколько вполне самостоятельных групп, Карпицкий оказался рядом с журналистом из программы «Взгляд» и маленьким улыбчивым корейским писателем У, только что издавшим в Москве в каком-то частном издательстве вызывающий революционный роман. Сергей почему-то решил, что корейский писатель излагает собеседникам идеи чучхе, ему стало интересно, он подошел.
Но говорил Карпицкий.
Сергей от Левки уже слыхал, что в прошлом Карпицкий профессионально занимался философией, даже защитил кандидатскую. Кроме того, он переводил стихи. По мненью древних, лестницею к богу поэзия является… Ну и все такое прочее. Сам Сергей к поэзии относился здраво, но послушать Карпицкого стоило. Ни журналист из «Взгляда», ни корейский писатель, ни сам Сергей не ушли в тот вечер разочарованными.
Ознакомительная версия.
