Ознакомительная версия.
– Здравствуйте.
– Добрый день, молодой человек, – красивым, поставленным как у певицы голосом ответила она.
– А-а-а... Дома ли Алиса?
– Так вам Аличку? – она чуть заметно улыбнулась. – Но её нет здесь.
– А когда она будет? – насторожился я.
– Хм... Она не живёт здесь больше, – подозрительно и в то же время насмешливо произнесла дама.
– Как?! А где... Да как... – залепетал я. – А вы... вы не могли бы сказать, где она живёт. То есть не где живёт... не надо, где живёт... А в смысле, могу я позвонить ей? Пожалуйста, не могли бы вы дать её телефон? Я её знакомый... просто я уезжал. За границу... я в Европе жил... И вот... Я здесь бывал! Мне, правда, очень надо. Мне надо у неё узнать...
Она испытующе и чуть насмешливо смотрела на меня и терпеливо слушала моё бормотание. А потом сказала:
– Пройдите...
Обрадовавшись неизвестно чему, я вошёл в прихожую. Не получив приглашения следовать дальше, я остановился и лишь позволил себе заглянуть за распахнутую двустворчатую дверь. В квартире как будто ничего не изменилось, но в то же самое время чувствовалось что-то новое. Так бывает, когда встречаешь свою возлюбленную, ставшую чужой женой. У меня защемило сердце.
В это время новая хозяйка квартиры показалась из комнаты, где, как я знал, была библиотека. Подойдя, она протянула мне сложенный в несколько раз небольшой листок бумаги.
– Я записала только то, что мне самой известно, – категорично заявила она. – Больше я ничего не знаю. Имейте это в виду!
– Ой, – обрадовался я. – Спасибо вам огромное! Как я вам благодарен! Спасибо...
Я схватил листок, спрятал его во внутренний карман куртки и попятился к двери.
– Спасибо... Спасибо вам большое...
А она только молча кивала и с любопытством наблюдала за мной.
Мы раскланялись. Она захлопнула дверь, а я побежал вниз. Выскочив из подъезда, я достал из кармана листок, развернул его и прочитал:
Владимирская обл., село N, Свято-Троицкий женский монастырь.
И в следующее мгновение Гончарная улица огласилась визгом тормозов, нетерпеливыми автомобильными гудками и характерной водительской бранью – прочитав записку, я остановился столбом посреди мостовой.
Сначала я решил, что старуха просто посмеялась надо мной. Первым моим порывом было вернуться и заставить её говорить. Но я тут же сообразил, что она больше не впустит меня. А если впустит, значит, и обмана не было. И я окажусь в глупейшем положении.
Я поехал домой.
– А где у нас такие путеводители... ну, были у нас такие маленькие, жёлтые... – спросил я за ужином у родителей. И зачем-то добавил:
– Pocket-book...
– Маленькие, жёлтые? – задумалась мама.
– «Дороги к прекрасному», что ли? – догадался папа.
– Да вроде...
– А-а-а! Так вон лежат, – обрадовалась мама и махнула куда-то рукой. – Я тебе их достану. Это мы с папой покупали по одной книжечке, в разных магазинах. Специально ездили, искали... – и она засмеялась, как человек, предавшийся приятным воспоминаниям. – У нас, правда, не вся коллекция... Но многое есть. Там «Верховья Волги», «Ока», «По Смоленщине», «От Валдая до Старицы», «Владимирские земли»...
– Владимирские? – переспросил я.
– Да, Владимирские есть.
– А что там?
– Э-э-э... Ну, я так не помню! – и она снова рассмеялась. – Я тебе сейчас достану, посмотри...
В книжке «По окраинным Владимирским землям» я нашёл описание села N и Свято-Троицкого монастыря. Основанный в четырнадцатом веке, при большевиках он был упразднён и переоборудован в колонию для малолетних преступников. Больше ничего не было сказано.
Я решил поехать туда в ближайшее воскресенье.
***
На краю Владимирской области есть маленький и захудалый городишко. Был бы он хорош и живописен, если бы улицы его не были так замусорены, а мостовые разбиты, если бы чистился пруд и обихаживался парк, если бы чугунные оградки не валялись как пьяные на земле, а стояли бы там, где им и положено стоять, и если бы фасады коренастых каменных домишек хотя бы изредка штукатурились и подкрашивались. Но жив этот несчастный кряжистый городишко, жив, жив, не умер. А рядом с ним и раскинулось село N. Я приехал туда воскресным утром на папиной машине. Издалека я увидел кирпичную монастырскую стену, облезлую, щербатую, с полуразрушенными башнями. Зато надвратная церковка сияла белизной, и новенький золотой крест её отражался слепящей стрелой в водах местной разлившейся речонки.
Едва только я остановился у монастырских ворот, раздумывая, что делать дальше, как навстречу мне выскочила и заковыляла монахиня. Когда она приблизилась, я рассмотрел, что была она просто сказочно безобразна. Глаза её смотрели в разные стороны, так что невозможно было перехватить взгляд. Нижняя губа отвисала, лицо было белобрысым и безбровым. Но она приветливо улыбалась, и уродство словно бы таяло в искреннем дружелюбии.
– Христос воскресе! – пропищала она, подбежав вплотную к машине.
И отвесила мне глубокий поясной поклон.
– Воистину воскресе! – ответил я и вытянул вперёд шею.
– Вы к кому? – спросила монахиня, улыбаясь. – Или вы на службу?
– Да. То есть... у меня тут одна знакомая живёт. Я хотел её навестить. С праздником поздравить, – нашёлся я.
– А-а-а! Ну заезжайте! – и она побежала назад к воротам.
С усилием растащила она створы. А створы лениво проскрипели, точно зевнули, и медленно раскрылись мне навстречу.
Территория монастыря оказалась большой. Тут и там располагались постройки. Разрушенные и восстановленные. Справа от ворот в уцелевшем куске стены помещались какие-то мастерские и котельная. Чуть дальше, торцом к входу, стояло длинное двухэтажное здание с высоким крыльцом. Напротив был небольшой недавно выбеленный храм. У ворот примостилась картинная бревенчатая сторожка, оттуда, наверное, и выскочила ко мне вратарница. Она, кстати, стояла рядом со мной и терпеливо ждала, когда я осмотрюсь.
– Так вы к кому? – спросила она, поймав мой взгляд.
– У меня знакомая, – смутился я, вынужденный снова объяснять цель своего приезда. – Алиса... Зовут её Алиса. Она у вас недавно.
– Алиса? – разочарованно переспросила вратарница. – Не знаю... Нет, у нас нету. Алисы у нас нету.
– Да как же? – испугался я. – Как это нет?.. Вот...
На всякий случай я захватил с собой фотографию, сделанную в Гончарной улице примерно год тому назад.
– Вот, – я протянул фотографию вратарнице и, пристроившись с ней рядом, ткнул пальцем в Алису. – Вот она...
– Эта? Ну это не Алиса никакая, – обиженно сказала вратарница. – Эту я знаю. Она у нас недавно.
– Ну да... – подтвердил я.
– На испытательном сроке. Александрой её звать.
– Как, то есть Александрой? Это что, новое имя у неё? Монашеское?
– Да не в монашестве. Она ещё и не пострижена. На испытательном сроке она. Это её имя-то. Послушница Александра. Матушка Сашей зовёт. Она у матушки келейница. Да пойдите в храм-то! Увидите её там... на клиросе. Пойдите в храм-то!
Она вернула мне фотографию и ещё раз указала на храм:
– Пойдите в храм-то!
Я кивнул и пошёл к храму. Эта путаница с именами несколько озадачила меня. Несомненно, речь шла об Алисе – вратарница узнала её. Но почему Александра?
Я медленно шёл по мощённой камнем дорожке мимо огромных старых дубов, помнящих, как разоряли обитель, и сурово молчащих, мимо первых ярких цветов, ни о чём не помнящих, но короткой своей жизнью призванных радовать насельниц и паломников, мимо аккуратно постриженных кустиков, мимо вьющегося по шпалерам дикого винограда – всё было так чисто и хорошо. Монахиня попалась мне навстречу. Я заметил только, что у неё широкие чёрные брови. Так почему же всё-таки Александра?
Я потоптался на паперти и вошёл, не крестясь, в храм. Я всегда думал, что перекреститься стоит хотя бы ради приличий. Но пересилить себя не мог.
Признаться, я был мало знаком с миром религии. Наблюдая украдкой за религиозными людьми, я иногда жалел их, считая убогими, но иногда завидовал чему-то. Я не врал Рэйчел, когда говорил, что «путь жизни» следует искать в религии. Но только в той религии, которую согласишься считать Божественным откровением. Но русская вера всегда казалась мне немного простоватой, а потому какой-то сказочной. Я считал, что Божественное откровение не может быть слишком открытым. Я был уверен, что это всегда тайна. Я охотнее поверил бы в каких-нибудь праотцев, дремлющих в пещерах и охраняющих манускрипты со всечеловеческими секретами, чем в мироточивые иконы. И, наверное, идею вечного блаженства я охотнее променял бы на тайное знание.
Впервые я столкнулся с миром религии сразу после своего рождения. Мама задумала окрестить меня, но папа, человек партийный, воспротивился её намерениям. Но тут на горизонте нашей семейной жизни появилась какая-то дальняя папина родственница, дама весьма странная, живущая уединённо и несообщительно. Увидев как-то меня в коляске, она сказала маме только одно слово:
Ознакомительная версия.
