– Здравствуйте, прохиндеи! – воскликнул я, как только дверь отворилась.
А дальше, не мешкая ни секунды, я ворвался в квартиру, где застал всю компанию в сборе: Вендулку, неизвестного автора, Густава Шкрету и новоявленного Йиржи Геллера.
Они были живы-здоровы и весело улыбались.
– Ну, наконец-то! – сказал Йиржи Геллер. – Нашего полку прибыло!
– Можно накрывать на стол! – подтвердила Вендулка и быстренько отправилась на кухню от греха подальше.
Потому что я находился в экзальтированном состоянии и мог не совладать с эмоциями. Меня особенно раздражал неизвестный автор, который развалился на канапе в небрежной позе.
– Как вы здесь оказались? – разорался я.
– Приехал в Прагу на «фольксвагене», – спокойно пояснил он. – А разве нельзя?
– Можно, – разрешил я. – Но только не покойнику!
– А что плохого в небольшой мистификации? – встал на защиту неизвестного автора новоявленный Йиржи Геллер. – Ну брякнулся человек в обморок, ну прикинулся мертвым…
– А вы откуда об этом знаете? – поинтересовался я. – Вас же наняли в поезде, чтобы изображать Йиржи Геллера! А вы, получается, в курсе всех предыдущих событий?!
Йиржи Геллер, как говорится, покрутил носом и согласился:
– В курсе.
– Так это вы пригласили нас на обед?! – воспрянул я.
– Угу, – подтвердил Йиржи Геллер.
– А домик чей?
– Под городом Брно? – уточнил Йиржи Геллер. – Домик мой! И квартира эта – тоже моя! А в поезде я валял дурака, не без помощи Густава Шкреты…
– И Вендулки, – присовокупил я. – Ведь только они знали в лицо настоящего Йиржи Геллера.
– Гы-гы-гы, – встрял в разговор Густав Шкрета.
– А вот и Гай Петроний Арбитр! – непонятно кому радостно сообщил я. – Прохиндей из прохиндеев! Вам удалось отмыться?!
– С трудом, – ухмыльнулся Густав Шкрета.
– Мне только одно непонятно, – заметил я. – Кто именно вас надписал?
– Я, – признался Йиржи Геллер. – Он сильно смахивал на Петрония в ванне с кетчупом.
Тут Йиржи Геллер и Густав Шкрета, глупо хихикая, стали рассказывать, как они зашли на квартиру к Янке с тремя бутылками коньяка с целью поведать о мистификации и совершенно случайно нарезались до посинения в ожидании хозяйки. После чего Густав Шкрета забрался в ванну, чтобы слегка освежиться, и там заснул. А Йиржи Геллер решил устроить ему сюрприз, надписал химическим карандашом и отбыл восвояси…
– Но как оказался кетчуп в ванне? – удивился я.
– А черт его знает! – развел руками Густав Шкрета. – Вначале я ковырял его бритвой, потому что иначе бутылка не открывалась.
– Наверное, кетчуп болгарский, – предположил Йиржи Геллер.
– Наверное, перепутал с шампунем, – возразил Густав Шкрета. – Намылился и отключился.
– Очнулся он только здесь, – подтвердил Йиржи Геллер. – На Спальна улица, дом четырнадцать. Как только Янка с Анитой сгрузили его в прихожей, фыркнули и умчались обратно… Очень энергичные дамочки!
Тут в комнату вернулась Вендулка и заявила, что радушной хозяйки из нее снова не получилось. И если нам хочется выпить и закусить, то бутылки – в баре, а еда – в холодильнике. Однако никто не сдвинулся с места. Потому что я размышлял над сюжетом, а в подобном случае писателю лучше не мешать…
[ ]
– Вроде бы все логично, – наконец подытожил я.
– Вроде бы так, – подтвердил Йиржи Геллер.
Вендулка, Густав Шкрета и неизвестный автор тоже со мной согласились.
– Ну, а теперь, – прикрикнул я, – немедленно забирайтесь обратно в свою обувную коробку! И сидите там до конца романа!
И они послушались. Что толку спорить с ненормальным?!
[ ]
– Мы делегируем вам свои полномочия! – напоследок сказал Йиржи Геллер. – У меня можете взять имя-фамилию, у неизвестного автора – чешскую родословную, у Густава Шкреты – получить родственников…
И задвинул за собой крышку.
Финал
Прага. Железнодорожный вокзал
Так завтракай дважды и дважды обедай!
Петроний Арбитр. Сатирикон
Летом две тысячи первого года мне захотелось уехать из Праги к чертовой матери. По какой-то причине я решил, что она проживает под городом Брно и поспешил к ней в гости. Я планировал арендовать какое-нибудь бунгало с электропроводкой, подключить свой ноутбук и творчески провести время, насилуя портативный компьютер сценами из деревенской жизни и надеясь, что меня не привлекут за растление вычислительной техники.
Двадцатого июля я наконец-то собрался с вещами и прибыл на Центральный вокзал, чтобы выехать в указанном направлении. Потаращился ради приличия на ближайшую пивницу – не тут ли живет моя матерь? – повздыхал и направился к железнодорожной кассе. Где расхлябанная кассирша со спущенной бретелькой попыталась всучить мне билет «туда-и-обратно».
– Если вы будете ждать меня на перроне, – согласился я.
– Ха! – возразила кассирша.
Она вернула свою бретельку на плечико и выдала мне билет только «туда». Да я бы и сам при данных условиях не вернулся. Чтобы такого талантливого автора, как я, и заграбастал какой-то шлагбаум с бретельками. Может, в грядущем году я напишу железнодорожное расписание в трех частях. И все кассирши будут моими…
С этими мыслями я разыскал поезд «Прага—Брно» и стал вдоль него прохаживаться, время от времени недоумевая, по какой причине ничего многозначительнее кассирш не идет мне в голову. Нет чтобы задуматься о какой-нибудь бренности. Или о нетленности. А я все о кассиршах, о кассиршах, о кассиршах…
Но тут в вагон-ресторан стали грузить пиво, и я поневоле переключился на прохладительные напитки. Скорее всего только это может отвлечь приличного человека от мыслей о кассиршах. Вдобавок меня порадовал машинист, что высунулся из окошка локомотива и там застрял, провожая глазами каждый пивной ящик. Я посмотрел, как он мается, и решил, что на этот раз у меня преимущество! Отдал честь машинисту и полез в свой вагон, чтоб забронировать место поближе к ресторану. Ведь как-то неловко завалиться туда и хлебать себе пиво еще до отправления поезда.
Выбрать купе, дабы не обмишуриться, дело нелегкое. Иной раз кассирши хлопают глазами и продают билеты без места, однако с характеристикой, что этот вид пассажира – второго класса. Как они ловко определяют с первого взгляда, что человек собой представляет – доподлинно неизвестно. Но, имея билет с подмоченной аттестацией, надо искать и компанию себе по плечу, а не лезть в первый класс с претензиями на оригинальность. Поэтому я не спеша стал двигаться по вагону, заглядывать в каждое купе и вдумчиво всех осматривать.
Дети дошкольного возраста непривлекательны в смысле попутчиков – они больше кричат и писаются, чем едут. Дамочки вечно о чем-то спрашивают: «В котором часу мы остановимся в Оломоуце?» – как будто работают на аккумуляторах и подзаряжаются на промежуточных станциях. Семейные пары делят весь мир на «мои чемоданы» и «твои чемоданы». А тщедушная с виду старушка таскается с трейлером на колесиках. Припаркует его на проходе и благостно храпит, словно дальнобойщик.
Отсюда сам собой напрашивался вывод: всякому мизантропу лучше сидеть дома. И, чтобы не ехать в тамбуре, я выбрал купе, где находилась длинноногая особа. «Конечно, не кассирша, – подумал я, – но тоже занимательно!» Она положила ноги на противоположное кресло, что, честно сказать, украшало это купе. Еще там сидел мужчина возле окна и читал газету, но скорее всего невнимательно.
– Вас мои ноги не беспокоят? – тут же спросила особа.
– В каком, интересно, смысле? – уточнил я.
– В общечеловеческом, – пояснила она. – А то я могу их закинуть на стол или куда повыше.
– Не надо, – сказал я. – И так все хорошо видно.
– Тогда не стесняйтесь, – разрешила особа. – Устраивайтесь поудобнее.
Что я и сделал. Сел в кресло рядом с длинноногой особой и выбрал удачный угол для обозрения.
– Вы в них не путаетесь? – спросил я по поводу ног для поддержания разговора.
– Нисколько, – отвечала особа. – Та, что ближе к дверям, – это левая, а с другой стороны – правая.
– Очень конструктивно, – согласился я.
– Если вам интересно, – заметила особа, – мы можем продолжить обзорную экскурсию. У меня еще есть руки…
Но тут поезд тронулся, а мужчина свернул газету.
– Йиржи Геллер, – представился он. – А это моя сумасшедшая племянница по имени…
– Вендулка, – кивнула она и уточнила: – Делать книксен не обязательно?
«Начинается», – подумал я, потому что однажды уже путешествовал в обществе дядюшки и племянницы.[29] И ничего хорошего из данного мероприятия не получилось, кроме авторского гонорара за нанесенные читателям травмы. Мне снятся иногда эти несчастные. Они бегут вслед за поездом, размахивая моими книжками, и кричат: «Убийца!»
Конечно, хорошо, когда читатели прозревают, прикоснувшись к чему-нибудь позитивному. Когда парализованные отбрасывают костыли, после знакомства с автором. Но когда они гонятся за моим поездом – я из принципа закрываю окно, чтоб ничего не слышать.
