Поначалу взрослые на эту «обычную детскую влюбленность» и особого внимания не обратили – как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Они, конечно, немножко похихикали на эту тему – и оставили детей в покое, тем более что в тот момент были целиком заняты общением между собой. Между прочим, с точки зрения педагогики они тогда поступили вполне грамотно, поскольку в 99 процентах подобных случаев эта «болезнь» через неделю-другую, максимум через месяц проходит сама собой без всякого ущерба для здоровья «пациента». Но в том-то и дело, что данный случай относился как раз к разряду уникальных событий, которые ни одна теория в мире не в силах предусмотреть. Отношения этой маленькой влюбленной пары с самого начала были удивительно серьезными и глубокими. Если называть вещи своими именами, это была настоящая любовь – встреча двух абсолютно близких, судьбой предназначенных друг другу людей – то, о чем так много написано в книжках и о чем большинство людей только безнадежно мечтают всю свою жизнь. Разумеется, эти отношения оставались абсолютно целомудренными, так что вообще-то взрослые могли бы и не волноваться.
Однако родителей (особенно наших лицемеров) ужасно напугала столь сильная привязанность детей. На самом-то деле этих старых пошляков оттолкнуло именно живое, искреннее чувство, поскольку в их собственной жизни подобные состояния давным-давно заменились тупой привычкой и подлыми соображениями «полезности».
В Паланге взрослые еще старательно делали вид, что все идет как надо. Вероятно, они уже тогда тайно обсудили между собой возникшую проблему и выработали некий план совместных действий, но потом пришли к разумному выводу, что не стоит портить себе остаток отпуска, и отложили «окончательное решение» до возвращения в Москву. Ведь эти гады прекрасно понимали, чем обернется их вмешательство, но оправдывались тем, что продолжение отношений может повредить дальнейшей успешной учебе детей… В Москве они для отвода глаз нанесли друг другу семейные визиты, после чего все контакты были прекращены.
Через какое-то время Боря, конечно, забеспокоился, но родители сперва усыпили его бдительность, сославшись на какие-то обстоятельства, а потом, скорее всего, просто наврали ему что-нибудь, – честно говоря, он уже не помнит, что там было дальше, но они ведь постоянно врут всем подряд, и это не вчера началось… Кажется, девочка долго болела, переживая этот насильственный разрыв… А сам Боря даже по прошествии стольких лет не мог простить родителям их душевной тупости и жестокости. Впрочем, на вопрос Фурмана, почему же он ни тогда, ни позднее не пытался самостоятельно найти эту девочку (он ведь приблизительно помнил, где она живет, а номер ее телефона можно было найти у родителей в записной книжке), Боря отвечал как-то уклончиво: ах ты, мол, святая наивность! Ты явно недооцениваешь ситуацию, в которой мы с тобой оба находимся. В том-то ведь и беда, что они воспитали в нас совершенно кошмарную, патологическую зависимость от себя! Ты этого, возможно, еще не понял, поросеночек, – ну да ничего, тебе наверняка еще представится случай испытать все это на собственной нежной шкурке, – а я только поэтому и вынужден сейчас все бросить к чертовой матери и бежать отсюда куда глаза глядят!.. В общем, в тот момент Боря не решился выступить против воли родителей, а потом… потом было уже поздно – время ушло.
Другим примером «жалких уступок» родителям и «измены себе» была история Бориного поступления в институт, когда он, мечтавший заниматься наукой, не добрал полбалла на экзаменах в университет и, «от горя совершенно потеряв в тот момент разум», позволил им сделать так, что его запихнули в «этот дурацкий педагогический». Кто знает, с грустью говорил Боря, может, если бы он тогда воспротивился их попыткам «устроить» его и честно пошел в армию, а потом, вернувшись, попробовал бы снова сдать экзамены в университет или в какой-нибудь другой серьезный вуз, все сложилось бы иначе…
И вот теперь он хотел использовать свой последний шанс вырваться от них, «чтобы сохранить хоть какие-то остатки себя».
Планы у него при этом были самые грандиозные: предстоящие три года своей добровольной «ссылки» он собирался посвятить занятиям фундаментальной физикой. (Только полные невежи и профаны, чьи представления о том, как делается современная наука, отстали от жизни как минимум лет на пятьдесят, утверждал Боря, могут считать, что физические открытия совершаются лишь в стенах официальных учреждений и к тому же при помощи бессмысленной груды металла, именуемой в просторечии синхрофазотроном. Увы, главное для настоящего ученого – это по-прежнему наличие собственных мозгов. Если это отсутствует, то никакой синхрофазотрон все равно не поможет! Перед своим отъездом Боря потратил кучу денег, подписавшись на десяток малотиражных научно-реферативных журналов с сообщениями о последних исследованиях и открытиях в интересующей его узкой области физики, и обязал дедушку ежемесячно переправлять их к нему на Камчатку.) На выходе, если все будет идти по плану («ну и, конечно, если удача и Господь Бог будут на моей стороне»), Боря должен был сделать какое-то (детали ни к чему) великое открытие, которое совершит прорыв в современных физических представлениях и, как побочное следствие, откроет ему путь в «официальную» науку. А небольшую трудовую повинность в виде трехлетнего преподавания школьного курса физики каким-нибудь дебилам Боря считал вполне приемлемой и даже справедливой платой за подобную перспективу. Во всяком случае, на хлеб себе он таким образом заработает, а больше ему ничего и не надо. Самое важное – следовать своему призванию и заниматься делом, которое любишь и считаешь важным для человечества. Поэтому даже хорошо, что его посылают так далеко, – меньше будет соблазнов!..
По итогам своей секретной миссии Фурман сделал родителям короткий доклад, который заканчивался неутешительным выводом: Борю уже не остановить, он, как говорится, «полетел», у него все продумано на десять лет вперед и на любые вопросы есть готовый ответ. Поэтому лучше не вставать у него на пути – себе же будет дороже. Раз он так решил, пусть едет. Кто знает, может, что-то из этого и выйдет? А нет – через три года он так и так вернется. В любом случае вскрытие все покажет.
Родители, конечно, расстроились (особенно мама – странно, а чего она ожидала?), но согласились, что, наверное, все так и есть, как он говорит, и значит, им ничего другого не остается, кроме как смириться и ждать, чем все это кончится.
* * *
За два последних года отношения между братьями очень изменились, так как Боря вдруг начал заговаривать с Фурманом на серьезные темы. Обычно это происходило так: Боря неожиданно задавал Фурману какой-нибудь вопрос, на который тот не мог ответить, и затем переходил к лекции. Благодаря такому способу общения Фурман узнавал много нового о самых разных областях жизни. Кроме того, его болезненно соблазняла непобедимо-самоуверенная манера Бориной речи. Поначалу он сильно раздражался и даже пытался сопротивляться, но потом решил, что будет лучше, если он сам потихоньку овладеет этим разящим оружием.
Вообще-то Боря всегда был одиночкой. В старших классах школы у него был один приятель, с которым его сближал в основном общий интерес к шахматам, а в институте, уже на почве увлечения физикой, вроде бы появился другой, но к концу учебы Боря разочаровался в нем из-за его конформизма. Сам-то он оставался непримиримым… Так что Фурман, скорее всего, был его единственным постоянным слушателем.
Бориными героями были гении человеческого рода – великие Ученые, Мыслители и Художники, многим из которых приходилось жертвовать собственным благополучием и даже жизнью ради будущего прогресса человечества. (Впрочем, несмотря на все эти жертвы, основная масса двуногих человекообразных как ни в чем не бывало продолжала пастись неподалеку от того дерева, с которого когда-то спустились их предки.) К гениям у Бори было приподнятое и в то же время довольно фамильярное отношение – словно они были членами одной с ним спортивной команды. Он знал биографии многих великих людей – вплоть до каких-то полуанекдотических подробностей – и с легкостью говорил об их исторической ограниченности и совершенных ими ошибках. Тем не менее Боря считал, что каждый НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК должен хотеть жить именно так: посвятив себя великой цели и яростно сгорая ради нее. Все прочее было лишь разновидностями пошлой и бессмысленной «борьбы за существование», а точнее, за тепленькое местечко под солнцем для себя и для своего потомства.
Выслушивая огненные проповеди о Человеческом Призвании и Судьбе, Фурман поневоле стал внимательнее относиться к тому, как Боря живет. (Первое время его очень угнетало, что после таких разговоров они оба почти без всякого перехода превращаются в прежних, не слишком дружных соседей по детской, но в ответ на его жалобы и упреки Боря лишь насмешливо корчил рожи и говорил: «У-тю-тю, деточка!») В нем было много такого, что делало его непохожим на других.
