Всякий раз, когда шум двигателя нарастает, до ее слуха доносится: «Суламифь»…
Машей потеряно ощущение времени… Она мечтает только об одном — поскорее бы закончилась эта поездка. И еще ей очень хочется, чтобы ее подружка — Катька проснулась.
Маша сознательно роняет металлическую игрушку — Дюймовочку. Та падает со стуком. От стука вздрагивает и просыпается Катька.
Учитель быстро поднимается со своего кресла.
— Ребята, просыпайтесь… Через полчаса мы пересечем черту города.
На плохо освещенную площадку перед школой подъезжает автобус. Возле школы толпятся встречающие.
Маша видит своих родителей.
— Ты, наверное, устала очень. Да еще ваш автобус опоздал, — сказала мама.
— Конечно, устала… А вы как думали? — с несвойственным ей раздражением сказала Маша. — И вообще, разве можно так далеко ребенка одного отпускать?
— Так ты же не одна, — удивился папа. — С тобой одноклассники были, учитель. Ты всего на один день уезжала. В пионерский лагерь ты ведь на целый месяц уезжаешь. И ничего…
— Вот и в лагерь теперь ни за что не поеду! — дрогнувшим голосом сказала дочка.
— Почему вдруг? Раньше тебе вроде нравилось, — в свою очередь удивилась мама.
Маша, утомленная поездкой и вынужденная изворачиваться и скрывать то, что ее действительно мучает и угнетает, близка к истерике.
— Да могу я хоть когда-нибудь отоспаться? В школу встаешь под программу «Пионерская зорька», и в лагере тоже подъем: бей барабан, труби горнист! Может же это когда-то надоесть! И еще: я в дороге страшную аварию видела… Потом наш автобус сломался. И вообще, неужели вы не понимаете, что в моем возрасте нужно ездить еще в сопровождении родителей, бабушек, или хотя бы старших сестер! Сейчас я уже должна десятый сон досматривать, а не брести с вами по ночи…
— А ты знаешь, она в чем-то права, — тихо сказал отец, обращаясь к матери.
— Да ладно, доченька, успокойся, — сказала мама, беря ее за руку. — Береженого бог бережет… Ты действительно, вижу, устала. Скоро каникулы. Отдохнешь. Мы, возможно, в это лето на Азовское море поедем…
— На Азовское? Хорошо бы, — тихо ответила дочка.
— А в пионерский лагерь, если не хочешь, больше никогда не поедешь, — пообещала мама.
…Яблоня в школьном дворе, на которой созрели плоды. С ветки на ветку перепрыгивают упитанные воробьи, долбя клювом сочное большое яблоко и заодно привычно заглядывая через окно в здание, в котором угадывается интерьер знакомого класса. В классе — пусто, потому что лето. Но лето скоро заканчивается, потому что уже созрели яблоки в школьном саду.
Те же птицы на ветках неожиданно вздрагивают и замирают, когда заливистой трелью звенит школьный звонок… А это значит, что вновь наступило 1-е сентября, и дети идут в школу.
В толпе детей, идущих к красному трехэтажному кирпичному зданию, различима и стройная фигурка Маши Синицыной, в коричневой форме и белом переднике с большим белым бантом на косе. Сначала она исчезает за дверью школы. А затем — за дверью того же самого класса, на котором теперь висит табличка «7-А».
Маша Синицына сверяет время года по школьной яблоне за окном. Она видит через стекло дерево, на котором сначала зеленые листья, потом желтые. Потом падающие и кружащиеся на ветру… Сейчас школьница смотрит на голые и мокрые ветки с нахохлившимися под дождем птицами. Как однообразен этот круговорот вещей в природе… Впрочем, куда однообразней эта школьная жизнь, от которой просто некуда деться. Нравится тебе — не нравится. Но ты должен. Всем: родителям, учителям, самому себе. Ты должен учиться. Но почему же время течет так медленно, и ничего не меняется?
Синицына вздрагивает от школьного звонка. Это закончился урок истории.
В класс входит пожилая директриса.
— Ребята, задержитесь, пожалуйста. Вы знаете, что ваш классный руководитель уже болеет десять дней. Его нужно проведать… Кто-то из вас знает, где он живет?
— Я знаю. В прошлом году я ему помогал новые учебники отвозить, — отозвался Иванов.
— Очень хорошо, — сказала женщина. — Возьми с собой еще двух одноклассников. Вот деньги от профсоюза — купите учителю яблок, лимонов… Пусть побыстрей выздоравливает.
— А кто поедет к учителю, тому можно в школу не приходить? — с надеждой в голосе спросил Вася по кличке Помидор.
— В школу нужно приходить обязательно. К учителю поедете после третьего урока, — усмехнулась директриса.
Пожилая грузная женщина недоверчиво смотрит на Помидора, потом переводит взгляд на симпатичное личико Маши Синицыной, примелькавшееся (в хорошем смысле) в первых рядах школьных парадов.
— Да и девочку одну прихватите с собой… для большего порядка… Забыла, как твоя фамилия, — обращается она к Маше.
— Синицына, — тихо, упавшим голосом ответила девочка.
— Ах, да — Синицына… Вот и договорились.
Маша Синицына, не привыкшая говорить «нет» школьному начальству, оторопела.
Дверь за директрисой закрылась.
… Маша, прейдя домой после школы, не находит себе места. Она мечется по комнате.
— Надо что-то придумать… Мне нельзя туда ехать. Я все знаю наперед, как будет… Он пошлет мальчишек в магазин за продуктами, а я останусь с ним одна. Я и в школе его с трудом переношу… А остаться с этим чудовищем еще наедине, — глаза девочки выражают ужас и отчаяние. В это время в приоткрытую дверь до Машиного слуха долетает голос бабушки из кухни.
— Машенька, обед стынет!
— Бабуль, я не буду сейчас есть! — кричит она громко, высовываясь из своей комнатки.
Маша прикрывает дверь, подходит к зеркалу. Дотрагивается до щек, которые горят.
Трогает лоб — он тоже горячий. Ощущение дурноты накатывает на нее.
Она с трудом снимает школьный «передник», и пошатываясь, подходит к кровати. Не снимая формы, чулок, залазит под одеяло, укутываясь в него с головой, и проваливается то ли в сон, то ли забытье…
Маша будто бы внутри быстро едущего автобуса. Она стоит у открытой двери, и приятный встречный ветерок раздувает ее распущенные по плечам густые волосы. На ней ученическая форма, но не из грубой шерстяной ткани, а из тонкого и скользкого шелка, как на пионерском галстуке. Ветерок играет ее волосами, легким, почти воздушным одеянием. Она радуется солнечному дню и яркой зелени лета вперемешку с полевыми цветами… Она оборачивается назад и с удивлением вдруг замечает, что автобус пуст. Только у задней, тоже раскрытой двери, стоит учитель в каком-то странном старинном одеянии — наподобие хитона…Он машет рукой, приглашая девочку подойти к нему ближе.
Ощущение радости восприятия красок жизни сразу меркнет, переходя в черно-белый цвет… Маша с надеждой оборачивается туда, где должен находиться водитель. И с ужасом замечает, что и там никого нет. Она чуть-чуть высовывается из дверей, и видит, что автобус мчится по дороге, у которой нет конца. Девочка со страхом выпрыгивает из автобуса, замечая при этом, что и учитель тоже выпрыгивает из задней двери…
Она продирается сквозь заросли, пока не оказывается на каком-то возвышении. Маша смотрит вниз с высоты возвышения и видит в самом низу ободранного, поцарапанного учителя, стоящего на коленях. Его губы что-то беззвучно шепчут, а в руке он держит корону, которую протягивает ей. Маша холодно и безучастно взирает с высоты. В руках у нее — пакет с финиками. Сушеные фрукты падают и падают сверху с равномерным стуком, пока не засыпают плечи, шею и голову учителя…
С их монотонным стуком заканчивается и сон Маши. Она просыпается от жуткого озноба: это стучат ее зубы, и коленки подпрыгивают до подбородка.
Над ней склоняется встревоженная мама.
— Доченька, надо температуру измерить…
Женщина выходит. Вскоре возвращается, дает Маше попить. Затем берет градусник.
— Да у тебя сорок! Давай хотя бы форму и чулки снимем, — женщина раздевает обессилевшую дочь. — Ой, а что это у тебя за красные пятна по всему телу… Нужно срочно скорую вызывать…
Пожилой доктор внимательно осматривает юную пациентку: слушает сердце, простукивает легкие, заглядывает в рот, щупает железки за ушами.
— Деточка, признайся, что тебя так огорчило или напугало? Я надеюсь, что из-за двойки ты так переживать не будешь?
— Да откуда двойки? Моя дочка хорошо учится, — немного обиженно сказала мама.
— Вот, вот… Так я и думал. С двоечниками и бездельниками такого бы не случилось. А вот с вашей отличницей, у которой такая тонкая и хрупкая «организация»… — доктор с сочувствием посмотрел на Машу. — В общем так, мамочка… И температура, и высыпания на теле — все это реакция неокрепшего организма на какой-то внешний раздражитель…
Женщина в недоумении развела руками.
— И не вздумайте ее ругать, даже если она вдруг станет одни двойки получать… Это все ерунда — какие-то отметки. Здоровье дороже, — продолжил свою мысль доктор. — Пусть дней десять не ходит в школу, отдохнет. И еще — не ест острого, кислого, соленого.
