— Я потому говорю, что точно знаю: моя подруга терпеть не может шоколадных конфет… она любит арахис в сахаре, цукаты и финики… которые вот мы сейчас и едим…
Маша молча застывает с бумажным пакетом, наполненным финиками.
— Надо же, какие изыски… Арахис, финики, цукаты, — повторяет мужчина, отодвигая коробку с шоколадными конфетами. — А, может, вы своего учителя угостите такой экзотической сладостью?
— Пожалуйста… — Маша разворачивается лицом к проходу и протягивает учителю пакет с финиками.
Учитель залазит всей пятерней в пакет и достает оттуда несколько подвяленных плодов.
В это время с задней части салона слышны голоса мальчишек.
— И нам Синицына… Мы тоже хотим чего-нибудь вкусненького…
К Синицыной направляется Ковальчук. Маша отдает ему весь пакет.
В конце салона начинается оживленный дележ фиников.
Слышен голос Помидора.
— Синицына, а у тебя булочка лишняя не завалялась случайно?
— Ты зачем такую вкуснятину мальчишкам отдала? — тихо спросила недовольная Катька.
— Скажи, неужели бы ты стала есть эти финики после того, как он в пакет своей противной волосатой лапой лазил? — брезгливо морщась, сказала Маша.
— Ой, я и не подумала… правда, — говорит Катька, морщась. — Вот зараза, и тут он нам дорогу перешел… Сколько фиников пропало…
— Ой, смотрите авария, — неожиданно раздался голос одного из мальчишек.
Все экскурсанты прилипли к окнам.
На встречной полосе — серьезная автомобильная авария: перевернутая «Волга» — ГАЗ-21, у обочины — тяжелей грузовик, две машины «Скорой помощи»…
— Ладно, хоть не мы, — пробормотала Катька.
— Типун тебе на язык, — сказала подруга, на которую увиденное тоже произвело очень неприятное впечатление.
У мемориала Орловско-Курской битвы собрались не только школьники «6-А» и «6-Б», но и много других ребят, также приехавших сюда издалека на автобусах.
Тут было много ветеранов Великой отечественной войны. С ними, как с давними друзьями, обнимается учитель истории — Николай Иванович.
В это время ученик «6-Б» класса Витя фотографирует своего классного руководителя, встречу ветеранов у мемориала, не забывая при этом фотографировать еще и Машу Синицыну.
Маша Синицына постоянно ощущает внимание. Справа, чуть за спиной — пристальные глаза классного руководителя. Слева от нее все время крутится Витька из «6-Б». Девочка выбирает наименьше «из зол», направляясь в сторону Витьки.
— Привет… Тебя, кажется, Витей зовут?
— Угу… — оторопело и радостно отвечает юный фотограф.
— А я — Маша.
— Я знаю…
— Я хотела спросить, ты сможешь мне одну фотографию для стенгазеты дать? — спросила Маша, вертя в руках авторучку и тетрадку с записями.
— Конечно, и даже не одну, если нужно, — с радостью ответил Витя.
Девочка еще даже не успела поблагодарить мальчика за любезность, как за их спинами раздается голос школьного «стража и блюстителя нравственности».
— Я вот о чем подумал, Мария, — сказал учитель, как бы не замечая ученика из параллельного класса. — Хорошо бы это сегодняшнее событие в нашей стенгазете отобразить…
— Я уже все записала, — тихо сказала Маша, беспристрастно кивнув на тетрадь.
— Надо же! Я еще только подумал, а ты уже записала? — расплываясь в улыбке, сказал классный руководитель. — Молодец. Достойна похвалы…
В этот неприятный для нее момент Маша видит в стороне Катьку, которая призывно машет ей рукой.
Девочка машет в ответ и направляется к ней, как к спасительному якорю.
Мысли вихрем в это время проносятся у нее в голове: «А то этот надзиратель не видел, что я все время с тетрадкой хожу и записываю. Ему просто нужен был повод, чтобы заговорить со мной… И Витька этот… бедный, хоть бы он из-за меня не пострадал».
Но вот экскурсия уже позади, и школьники возвращаются домой.
Теперь девчонки поменялись местами в автобусе. У окна сидит Маша, у прохода — Катька.
Рядом с классным руководителем сидит явно потяжелевший от «ста ветеранских граммов» учитель истории, который, тем не менее, прикладывается еще и «к чаю» из фляги.
Классный руководитель, поднимается с кресла, глаза его подозрительно блестят, и он явно в хорошем расположении духа.
— Ребята, а давайте споем для Николая Ивановича что-нибудь веселое, заводное…
— А давайте «Смуглянку», — попросил учитель истории.
И весь автобус запел:
Как-то рано на рассвете,
Заглянул в соседний сад.
Там смуглянка-молдаванка
Собирает виноград…
До Маши Синицыной сквозь слова песни долетают слова учителя истории, который сидит поблизости.
— Двадцать два года прошло уже, — сказал Николай Иванович. — А душу жжет недосказанное… Вот что обидно. Не знаю, доживу я до того времени, когда ученикам будут рассказывать не приглаженную по учебнику правду, а то… как все было в жизни… Про страх, отступление, отчаянье, штрафбаты, Жукова…
Через какое-то время автобус останавливается.
В салоне появляется супруга учителя истории — Глафира Львовна. Она проходит в середину автобуса, смущенно и виновато обращаясь к классному руководителю «6-А».
— Вы уж нас извините… Коля разволновался… Всегда так. Я поэтому его одного никогда и не отпускаю на все эти встречи.
Женщина берет под руку потяжелевшего супруга, не забыв прихватить при этом опустевшую флягу, и направляется к выходу.
Автобус трогается, но вскоре останавливается.
Следом, «за компанию», останавливается и тот автобус, в котором едет «6-Б».
Из автобусов выходят оба водителя, совещаются, заглядывают в мотор того автобуса, в котором едет «6-А».
Через какое-то время автобус с «6-Б» уезжает.
А второй, с поломкой, чуть отъезжает в сторону от трассы. Возле него возится водитель.
Ребята из «6-А» выходят на вечерний свежий воздух.
Через какое-то время автобус снова в пути.
— А насколько мы опаздываем? — поинтересовался у классного руководителя ученик Иванов.
— На полтора часа. Где-то в половине двенадцатого приедем…
— Ого! — послышались голоса школьников.
— Не волнуйтесь, ваших родителей предупредят ученики из «6-Б», они-то вовремя возвратятся, — сказал учитель.
В салоне автобуса — затишье. Кажется, все уже утомлены. Даже самые активные участники в состоянии полудремы. Все уже съедено, выпит весь лимонад, и все песни спеты.
Маша смотрит в окно. Быстро смеркается.
В салоне автобуса зажигается свет. Но освещение тусклое, потому что горит примерно лишь половина лампочек.
Маше в отражении ее окна немного виден классный руководитель, который, кажется, тоже дремлет.
Девочка переводит взгляд на предательски посапывающую Катьку, у которой вот-вот из рук выпадет Дюймовочка. Она подхватывает игрушку. И затем переводит взгляд в черноту окна.
«А если бы водитель автобус не починил? — мгновенно пронеслась мысль в голове Маши. — А если бы нам заночевать пришлось в пути? И все бы спали, и водитель тоже… И я всю ночь должна была находиться рядом с этим …чудовищем?»
Она судорожно вздохнула: «Нет…Теперь все… Отъездилась. Теперь меня никто ни на какую экскурсию не заманит… Я даже в пионерский лагерь теперь не поеду. А вдруг там воспитатель такой же попадется»…
Попутный ветер колышет занавеску в приоткрытое окно. Озябшая то ли от сквозняка, то ли от неприятных мыслей, Маша достает из сумочки шерстяную голубенькую кофточку с вышитыми цветочками и надевает ее поверх шелкового розового платьица.
Она мельком бросает взгляд на посапывающую во сне подружку: «Как я Катьке завидую, что она может просто так, как все нормальные дети, ходить в школу. Что ей не надо думать о таких вещах, о каких приходится думать мне… Странно, но я себя чувствую сейчас рядом с ней, как… как старая черепаха Тортилла рядом с Дюймовочкой».
Маша поворачивается в кресле лицом к окну так, чтобы можно было в отражении стекла наблюдать за учителем, но чтобы учитель, в свою очередь, не мог видеть ее лицо в отражении ни своего, ни Машиного окна. Девочка притворяется спящей, зажав в руке Катькину Дюймовочку.
Тусклый свет в салоне. В автобусе слышен лишь шум тяжело работающего мотора, который то нарастает, то затихает.
Прищурив глаза, Маша видит, как учитель, приподнимается с кресла, оглядывая дремлющих ребят. Затем разворачивается в своем кресле спиной к окну. Так ему удобнее смотреть на Машу. Тем более, что никто не видит учителя в тускло освещенном салоне за высокими спинками кресел… Ему сейчас ни от кого не нужно таиться.
Сквозь прищуренные глаза школьница, повернутая к учителю почти спиной, в стекле окна продолжает наблюдать за ним.
Всякий раз, когда шум двигателя нарастает, до ее слуха доносится: «Суламифь»…
