Но что ужасного она может ляпнуть? Ну, хотя бы что-нибудь насчет Брендана, скажем, как здорово, что мы-таки заставили его приехать… И это будет неправда, никто его не заставлял, но вот отец Хёрли подумает, что так оно и есть. Или что папа, наконец, ушел из «Палаццо» и работает теперь с премилым пакистанцем. У нее все были «премилыми». Да, Ренату Куигли она тоже назвала бы премилой итальяночкой.
Анна босиком протопала на кухню приготовить себе растворимого кофе — еще одно приятное следствие разрыва отношений с Джо Эшем. С Джо приходилось пить кофе натуральный, только что смолотый в кофемолке, от рева которой у нее трещала голова. Анна не собиралась навсегда оставаться одна, но с каждым днем она открывала все больше положительных сторон в том, что рассталась с Джо Эшем.
Он ушел такой же добродушный и беспечный, каким был всегда. Чмокнул ее в щеку и сказал, что она подняла шум из-за пустяка и что он будет по ней скучать. Прихватил с собой несколько ее пластинок и очень дорогое ковровое покрывало, которое она купила для их общей постели. Она видела, как он его сворачивает, но промолчала.
— Ты ведь мне его подарила, помнится? — сказал он, непринужденно улыбаясь.
— Конечно, Джо. — Она не станет подымать шум из-за какого-то покрывала. Это совсем не то, что другая женщина в ее постели.
Джуди, узнав о разрыве с Джо, всячески старалась поддержать ее.
— Не забывай, что есть я, звони, если станет тоскливо. Но не звони мужчинам, когда тебе одиноко. Звони только, когда можешь вернуть их назад.
Друзья — это замечательно, думала Анна. Друзья поймут, если ты вдруг потеряешь из-за кого-то голову, и будут терпеливо ждать, пока твое безумство не пройдет само собой. А Оно уже почти прошло. Почти совсем.
И в ближайшее время она не собиралась снова сходить с ума. Кен Грин очень хорошо это понял, он сказал, что не придет к ней, пока из квартиры не выветрится довольно мерзкий запах лосьона после бритья, которым пользовался Джо. Кен очень забавный. Как ни странно, он очень хорошо поладил с ее отцом и уговорил его с мистером Пателом взять несколько своих книжек: пусть, мол, парень, который разносит газеты и журналы, их тоже на всякий случай показывает — мало ли, вдруг найдется покупатель… И покупатель, конечно, находился. Отец с мистером Пателом собирались расширять свое дело. Появилась возможность открыть в их районе книжный магазин. Кен даже предложил ей самой открыть магазин совместно с ними.
— Слишком близко от дома, — сказала она.
— Может, ты и права.
Кен тоже был человеком уступчивым, но он соглашался с другими не так, как Джо Эш. Джо соглашался, потому что лень было спорить. А Кен соглашался, потому что умел принять чужую точку зрения. Анне даже хотелось пригласить его на родительский юбилей, но слишком уж публичный это будет праздник, друзья матери начнут шептаться, а бабушка О'Хаган обязательно захочет все узнать, хотя и узнавать-то нечего.
Брендан прибыл в Лондон рано, как раз в утренний час пик. Выйдя с поезда на вокзале Юстон, он чуть не четверть часа стоял на месте и, будто зачарованный, глядел, как толпы людей, приехавших из пригородов на работу, снуют туда-сюда, торопливо взбегают вверх по пандусам и устремляются вниз по лестницам, садятся в такси, наспех завтракают в забегаловках, запрыгивают на эскалаторы. У всех такой самоуверенно-деловитый вид, думал Брендан, словно каждый, будь то самый мелкий служащий или обыкновенный работяга, ворочает большими делами и делает большие деньги. Отец с матерью хотели, чтобы он жил точно так же — несся сломя голову с Розмари-драйв, боясь опоздать на поезд, выскакивал на Бейкер-стрит, садился на метро, чтобы выйти где-то еще… Такая жизнь — абсурд, но этот абсурд считается признаком благополучия.
Брендан понимал, что не должен высказывать подобные мысли вслух, ведь он все-таки приехал к родителям на юбилей — зачем портить хорошее впечатление от своего поступка.
И еще он помнил, что Винсент советовал ему купить что-нибудь из одежды, в чем не стыдно будет показаться на праздновании серебряной свадьбы.
— Хороший костюм, парень, завсегда пригодится, — сказал Винсент.
— Нет, Винсент, только не костюм. Ни в жизнь в костюм не влезу.
— Ну, в мое время носили костюмы… Тогда просто пиджак и брюки.
— Может, куртку? — осенило Брендана.
— Да ты что, дурень! Для банкета у них в доме? Говорю тебе — приличный черный или темно-синий пиджак и синие брюки. Зато в следующий раз, как пойдешь на танцы, из-за тебя тут все передерутся.
Дядя выдал ему денег, и Брендан просто обязан был приодеться. Он написал Анне, спрашивая, сколько ему нужно потратить денег, и очень боялся, как бы она не подняла его на смех. Оказалось, он сильно в ней ошибался.
Ее ответ был полон энтузиазма и благодарности.
Она написала, что в «Марксе», «Си энд Эй» или любом магазине на Хай-стрит он найдет то, что нужно, в огромном ассортименте. И она очень тронута тем, что он взял на себя труд позаботиться о своем внешнем виде. Сама она собирается надеть темно-синее платье с жакетом, то и другое отделаны ужасными белыми кружавчиками. Мама должна остаться довольна — это именно то, что она считает «нарядным». Сама Анна считала этот наряд отвратительным, но ведь это мамин день. Анна также постаралась внушить Хелен, что со времени Второго Ватиканского собора монахиням не запрещается появляться на людях в нормальной человеческой одежде, но Хелен, естественно, вырядится как всегда.
Когда Морин Бэрри вышла из универмага «Селфридж», ей показалось, что она узнала в молодом человеке, идущем по Оксфорд-стрит, Брендана Дойла. В руках у него был громадный фирменный пакет «Маркс и Спенсер», будто бы он только что скупил полмагазина.
Но она тут же одернула себя. Какой вздор! В Лондоне двенадцать миллионов человек, с какой стати ей должен попасться на глаза именно сын Десмонда и Дейрдры, о которых она как раз думает?
Насколько она знала, парень все еще живет в западной Ирландии — с родителями у него какие-то нелады. Об этом говорила мама незадолго до смерти. А ей сказала Эйлин О'Хаган. Все держалось в строжайшей тайне, но правда заключается в том, что парень бросил родной дом и уехал из Англии — и не куда-нибудь, а в то самое захолустье, из которого когда-то вырвался его отец. В те места, откуда родом и Фрэнк. Морин приказала себе бросить глупости. Если даже парень приехал в Лондон, он наверняка в Пиннере, помогает расставлять столы к празднику. Довольно фантазировать и мерить Лондон той же меркой, что Дублин. Не далее как сегодня утром в гостинице ей показалось, что она увидела в дальнем конце столовой мать Дейрдры; в самом деле, женщина была настолько похожа на миссис О'Хаган, что Морин совсем было собралась подойти и поздороваться, но тут к женщине присоединился какой-то развязный тип в блейзере. Видно, ей уже нужны очки. Она улыбнулась при воспоминании о том, как много лет назад они шутили, что надо бы вставить себе зубы и завести очки за счет Государственной службы здравоохранения. Они умирали со смеху от одной мысли, что кому-то из них могут понадобиться очки.
Морин рада была снова очутиться в Лондоне. Ее переполняла энергия, а в бумажнике лежали три кредитные карточки. Она была как бы в разведке — отправилась в небольшой поход по бутикам и магазинам одежды, чтобы присмотреться и выяснить, что сейчас в моде. Стоило ей только захотеть — она могла приобрести все, что только душа пожелает. Она шла, окутанная облаком дорогих духов, только что купленных в «Селфридж»; там же она выбрала щегольской галстук для своего отца. В нем он будет неотразим, и ему понравится, что она подметила его пристрастие к галстукам.
Хелен Дойл сидела на кухне монастыря св. Мартина, обхватив обеими руками кружку кофе, точно пытаясь согреться ее теплом. Этим утром вовсе не было холодно, но даже яркое солнце, бьющее в окно, казалось, не может ее согреть. Напротив сидела сестра Бриджид, больше никого не было. Остальные, видимо, знали, что предстоит большой разговор, и разошлись по кельям или пошли по своим делам.
Рыжая кошка со сломанной лапой доверчиво смотрела снизу вверх на Хелен. Это Хелен ее нашла и смастерила нечто вроде шины, чтобы ей легче было ходить. Другие сестры говорили, что нужно отнести ее в кошачий приют, но Хелен воспротивилась: в приюте рыжей кошке конец. А здесь — много она не съест, обузой не будет, они сами вполне в состоянии о ней позаботиться.
Кошка стала еще одним знаком присутствия Хелен в обители, и еще одной заботой стало больше. Никто не ожидал от Хелен, чтобы она вовремя кормила кошку и убирала за ней. Кошка громко заурчала и выгнула спину, требуя, чтобы ее погладили. Сестра Бриджид осторжно взяла ее и вынесла в сад. Вернувшись, она села напротив Хелен и посмотрела прямо в полные тревоги глаза девушки.
— В твоем сердце столько любви, — начала сестра Бриджид, — ты можешь сделать много добра. Но у нас неподходящее для этого место.
