Все лето Зарема сходила с ума от любви. Она запоем читала любовные романы – те дешевые одноразовые книжонки, которые продаются на всех лотках. Она покупала их, а когда не хватало денег, обменивалась книжками с подругами. Иногда проглатывала роман за ночь. Девочкам в этом возрасте безразлично, какие книжки читать – плохие или хорошие, какое вино пить – дешевое или дорогое, ибо хмель в них самих. Зарема много размышляла о любви и делала записи в дневнике: "Быть человеком – это много, но быть женщиной – еще больше", "Совершенная женщина есть более высокий тип человека, чем совершенный мужчина, и гораздо более редкий". И еще: "Если счастье случай, то бог с ним; хотелось бы, чтобы счастье пришло как заслуга".
Что помнят взрослые о любви восемнадцатилетних? "Щенячья любовь" или "Перемелется, мука будет", – снисходительно говорят они, забывая о том, что такое восемнадцать лет. В них заключены все чары веков, потому что все тело и душа человека находятся в брожении. Это ужасающий перелом всего существа, после которого иногда жить не хочется. В этом возрасте мало чего боишься – не страшны ни старость, ни смерть.
Время шло, и слухи, и шепотки достигли ушей дяди Шевкета. Он не был в восторге.
После скандальной истории со старшей дочерью, которая обошлась ему в копеечку, он на каждого очередного жениха смотрел как на проходимца и претендента на его деньги. Тем более Зарема только что поступила в институт, отцу хотелось, чтобы она благополучно его закончила. А тут еще и не слишком пристойная репутация Хуршета. Какие-то женщины, страсти, скандалы, а ведь страсти – они бессовестны.
Отец, в котором спорили любовь к дочери и досада, вызвал Зарему для серьезного разговора. Он говорил о невозможности раннего брака и главным образом упирал на учебу. Зарема, почтительная дочь, молча выслушала его, потом сказала: "Хорошо, папа. Я поняла". Отец успокоился. Не может любимая дочь пойти против его воли.
Родители видят детей каждый день, но видят их затуманенными любовью глазами. Им трудно предугадать их поступки.
– А что я должен был сделать? – говорил мне потом дядя Шевкет. – Предостеречь ее. И потом: почем я знаю, серьезные ли у него намерения? Мне хватило проблем с Динарой. Может быть, Хуршет хотел лишить Зарему невинности и бросить.
– А если бы Хуршет пришел к вам и прямо попросил бы руки вашей дочери, что бы вы сделали?
– Я бы купил билет до Самарканда, посадил Хуршета на поезд и отправил бы его домой. И вся история закончилась бы. Какая может быть любовь без благословения родителей?
"Именно этого Зарема боялась, – говорит ее подруга Диана. – Она даже хранила у себя паспорт Хуршета, чтобы отец не смог отправить его на родину силой".
Влюбленные теперь виделись тайком. Обычно Зарема говорила родителям, что идет в гости к Диане, и уходила на свидание с Хуршетом.
– Ее мучило то, что приходится врать, – говорит Диана. – Зарема очень честный человек.
– А не могла она просто убежать с Хуршетом? – спрашиваю я.
– Нет, это было против ее правил. Неблагородно и нечестно.
За неделю до годовщины их любви мать Заремы потребовала от Хуршета, чтобы он вернул все фотографии, на которых они с Заремой вместе. "Подумай сам, – сказала она. – Вы там везде в обнимку. Что люди подумают? Что скажет будущий муж Заремы, если их увидит? Ведь когда-нибудь она выйдет замуж". Хуршет принес фотографии, порвал их на глазах у матери Заремы и швырнул на стол. Своему брату он потом сказал: "Что же мне теперь делать? Украсть ее, что ли?" 13 октября отец застал Зарему плачущей на кухне. "Что с тобой, доченька?" – спросил он. "Душа болит, папа, – сказала она. – Если б вы знали, как у меня болит душа". – "Сходи к Диане, может быть, она тебя утешит".
– В тот день она пришла ко мне какая-то странная, подавленная, – рассказывает Диана. – У меня сидели гости, и мы не смогли поговорить. Потом пришел Хуршет, она вышла с ним на двор. Они о чем-то долго говорили. Она вернулась радостная, чем-то воодушевленная. Я ее спросила: "Ну, как?" А она мне в ответ: "Теперь у нас с Хуршетом все хорошо". Потом мы пошли гулять втроем, и Зарема с Хуршетом стали спорить, какой день можно считать началом их любви – 15 или 17 октября (а 15 числа у отца Заремы день рождения).
Зарема настаивала на семнадцатом. Вот и все, что я знаю.
Никто не знал, какая сила таится в этой девочке. За хрупкой внешностью – цельная натура, твердая и яркая, как алмаз. Никому она не могла позволить разрушить храм своей первой любви, но и покупать любовь ценой позора она не хотела. У нее было сердце льва. Поставленная перед выбором между честью и страстью, она выбирает третий путь – смерть. Кто бы мог подумать, что ребенок может решиться на такое дивное преступление во имя любви. Она записывает в свой дневник стихи:
"Маленькая женщина, вперед! Ты мужчины своего защита. С женщин начинается народ.
В женщине душа народа скрыта". 17 октября Зарема в последний раз говорит родителям, что идет в гости к Диане.
На самом деле она встречается с Хуршетом, и вдвоем они отправляются на Петровские скалы. Это красивое место с сухой и чистой землей находится на высоте около 25 метров. Из скалы бьет родник. Чабан, пасущий на горе баранов, видел, как юноша и девушка гуляли на вершине и о чем-то долго говорили. Я думаю, в тот день Зарема и Хуршет сказали друг другу слова, которые и не снились величайшим поэтам мира.
В четыре часа дня они подошли к обрыву в том состоянии подъема, когда все на земле не в счет. Зарема вынула из прически шпильки и распустила волосы по плечам. Потом влюбленные связали свои руки вместе поясом от куртки Заремы. Внизу под скалой сидела парочка подростков. Хуршет свистнул, чтобы привлечь их внимание, а потом крикнул им: "Что вы там делаете?" Подростки не ответили. Через несколько секунд Зарема и Хуршет прыгнули вниз. На скале остался букет алых роз, коробка конфет и два листочка со стихами, которые Хуршет написал любимой на ломаном русском языке (он плохо говорил порусски). Говорят, стихи такие наивные, как будто их писал ребенок. В этом прощальном привете – присяга в верности бессмертным чувствам смертного мира.
"Парень был раза в два тяжелее девушки, и скорость падения у него была выше, – говорит следователь Сергей, который первым выехал на место трагедии. – Поэтому руку девушки вырвало из петли пояса с такой силой, что переломало все кости. Но все равно, она и после смерти была красивой".
Мы идем с Сергеем к Петровской скале, и я спрашиваю его по пути:
– А ты мог бы покончить жизнь самоубийством из-за любви?
– Че я, дурак, что ли?
– А если бы вам запрещали жениться?
– Ну, есть разные способы, – туманно отвечает Сергей. – Явочные квартиры, к примеру.
Человеку, который не любит, кто свободен от миража любви, акт самоубийства представляется бессмысленным. Одно предположение, что среди нас найдутся люди, способные отдать жизнь за такую непонятную, фантастическую вещь, как страсть, вызывает у нас, здоровых циников, усмешку. Но, стоя на вершине Петровской скалы, я подумала, что это красивая смерть. "Того погибшим звать нельзя, кто погибает так прекрасно".
Милые дети! Какую загадку вы нам загадали? Неужто правда, что ради нескольких сполна пережитых мгновений можно с презрением отшвырнуть от себя жизнь? О чем думала Зарема, очень юная, очень гордая и очень чистая, в минуту наивысшего утверждения своей личности? Какая пламенная отвага у этой девочки! Ее душа была как площадь для боя быков, на которой шло сражение между долгом и любовью. Она принадлежала к тому редкому, глубоко впечатляющему типу женщин, которые не экономят свои чувства, осторожно играя с любовью, а сгорают в экстазе одной единственной страсти. Все как бы тлен для таких натур в минуты их духовного ослепления.
И все же меня мучил вопрос: неужели, идя на смерть, она не согласилась принадлежать не только душой, но и телом своему возлюбленному? Я спорила об этом с одним старым, мудрым человеком, который мне сказал:
– Ты не понимаешь эту девушку. Натура стоическая и поистине героическая, она сохранила свою чистоту. Если бы между ними случилось что-то в тот день, они бы остались живы. Потому что плоть – это жизнь. И она бы победила. Но не случилось…
И он оказался прав, старый мудрец. Судмедэксперты подтвердили, что Зарема осталась девственницей.
Хуршет оставил записку, адресованную дяде Шевкету, прощальную записку.
"Здравствуйте, дядя Шевкет! Я хотел подойти и сказать, что я люблю вашу дочь и она любит меня. Но я понял, что это бесполезно и вы не считаете нас за людей.
Помните, вы говорили, что я найду лучше Заремы, а с ней не буду счастлив. Вы ошиблись, никто не нужен мне, кроме вашей дочки. Наверное, вы сейчас читаете это письмо и вас грызет совесть. А впрочем, у таких людей нет совести и сердца.
Конечно, вы же богач, и у вас много денег. Вам не нужно, чтобы ваша дочь была счастливой и вышла замуж по любви. Только чтобы у нее было много денег. Счастье не в деньгах, а в любви. А я люблю Зарему, и она любит меня. Она сказала, что хочет умереть со мной, чем папа отдаст другому. Она сказала, что если я не с ней, то она уйдет одна. Но это не будет так. Мы любим друг друга и будем вместе… Вы думаете, что мне нужны только ваши деньги. Вы ошибались: мне, кроме Заремы, от вас ничего не надо. И вот мы сами решили свою судьбу. Вы считаете себя богатым и всегда говорили, что деньги решают любые проблемы. Решите вот эту проблему. Вашими деньгами оживите нас! Что, слабо? Я так хотел привезти Зарему к папе и сказать:
