Участок Фразье я узнала по описанию Авы, и мы остановились у надгробия Адриенны. «Мать нерожденных детей», прочитала я вслух, и сердце у меня сжалось.
– Ей было только двадцать шесть, когда она умерла…
Мими тихо стояла рядом, держа меня за руку.
– Ава говорила тебе, что Адриенна тоже была акушеркой?
Я покачала головой:
– Нет, что-то не припоминаю…
– Все это странно. Не столько то, что Мэтью женился на женщинах одной профессии… но… видишь ли, он настоятельно советовал Адриенне стать акушеркой.
– Вот как?..
Мими поводила плечами. Взгляд ее задержался на трех старых плитах.
– Да. Ава говорила мне, что он посоветовал ей учиться на акушерку. Как будто ему было такое предначертание – жениться на акушерке.
Холодок у меня на сердце распространился теперь по всему телу, вызвав дрожь в каждой клеточке в это жаркое июльское утро.
– Но это попросту невозможно! – вырвалось у меня. Причем таким тоном, каким я одергивала подросших детей, если они увлеклись играми и забыли сделать уроки. Это всегда приводило их в трепет и заставляло одуматься. Но в реальной жизни такое было исключено.
– Разве? – спросила Мими. И я снова почувствовала себя ребенком, который спрашивает, куда деваются души, когда умирает тело.
Я взяла Мими под руку и повела дальше. Шаг ее был нетверд, и я теснее прижала к себе ее руку.
– Не волнуйся, это недалеко. Если попадется скамейка, ты сможешь посидеть и отдохнуть.
– Если тебе хочется посидеть, так и скажи, – фыркнула Мими. – Если хочешь знать, я могла бы пробежать марафон. – И она с усилием зашаркала вперед, дабы подтвердить такую возможность.
– Ну разумеется. Если остальные участники улитки и черепахи, – пробормотала я, снова беря ее под руку, и повела к месту, где я была только раз, но запомнила свое посещение так, словно это было вчера. Трудно забыть могилу сразу четырех членов семьи, даже если умершие вам незнакомы.
Мы шли по извивающейся тропинке, пока не вышли на поляну с четырьмя простыми белыми плитами. Рядом с ними стоял мужчина в бейсболке. В руках у него была зеленая пластиковая лейка, дальше виднелся красный фургончик, и в нем еще две такие же лейки, но красные.
– Доброе утро, мэм. – Он приподнял бейсболку и улыбнулся. На мгновение я онемела. Я смотрела на него, раскрыв рот.
– Доброе утро, молодой человек, – сказала Мими. – Вы… Вы Джимми. Джимми Скотт. Верно? – Он продолжал улыбаться, но глаза его, когда он увидел нас, широко раскрылись.
– Я Глория Уэллен, – представилась я, ожидая, что он сейчас неким образом даст мне понять, что тоже узнал меня. Но он продолжал только пристально смотреть на меня. – А это моя мать, Шарлен Зинн. Вы учились в школе с моим сыном Джошуа. Давно. Мы переехали летом, после того как он окончил девятый класс. И вы встречали мою дочь, Аву Фразье.
Он снял бейсболку и отер рукавом лоб.
– Я помню Джошуа. Он был очень добр ко мне. И Ава тоже. Она хочет, чтобы я помог ей устроить огород с травами и кирпичными дорожками. Она не может сейчас ничего поднимать, ожидая ребенка, поэтому нанимает меня.
Я улыбнулась:
– Она говорит, что вы самый лучший ландшафтный дизайнер в округе. Пари держу, что это у вас от матери.
Его улыбка померкла.
– Вы знали мою маму?..
Я чуть шевельнула рукой, в которой держала букет гладиолусов.
– Немного. Мы познакомились, когда Джошуа сломал руку, а она в тот день была дежурной медсестрой. Она очень хорошо к нему отнеслась, сказала, что у нее большой опыт с такими детьми, так что хорошо, что мы попали именно к ней. Тогда-то мы и узнали, что наши мальчики оба в классе мистера Мортона. Однажды она показала мне свой сад… Никогда раньше я не видела ничего подобного…
– Я помню, – ответил Джимми. – Вы приходили. Но я не запомнил, что это были именно вы.
Я улыбнулась, вспомнив маленькую изящную женщину с тихим голосом и ласковыми карими глазами.
– Я встретилась с ней однажды, когда забирала из школы мальчиков, и пожаловалась, что у меня проблемы с глицинией, и она пригласила меня зайти посмотреть, как обстоят дела у нее.
– Папа не любил, когда к маме приходили гости. – Тон его был не враждебный и не извинительный, но слова как будто долго теснились у него в голове, прежде чем находили выход.
Я только кивнула в ответ, не желая вспоминать тираду, которую услышала лишь за попытку выразить восхищение садом его жены. Я протянула Джимми гладиолусы.
– Это ей, – сказала я. – Я всегда сожалела, что не могла сделать для нее большего. Что не попыталась с ней подружиться, хотя и думала, что ей нужен был друг.
Я улыбнулась, чувствуя, что готова вот-вот расплакаться, и почувствовала руку Мими у своего локтя.
– Она сказала мне нечто, что я помнила все эти годы. – Я закрыла глаза, ощущая на щеках влагу. – Она сказала, что быть матерью значит быть садовником, растящим человеческие души. Вы выхаживаете детей, заботясь, чтобы им было всегда достаточно света, вы питаете их, сажаете семена и собираете плоды. Она называла своих детей своими цветами. – Я сжала в руках гладиолусы и подошла к могиле Мэри Энн. Плита ее была вся в цветах. – Я хотела поблагодарить ее. Эти слова помогали мне в то самое время, когда быть матерью оказывалось труднее, чем я ожидала.
Отделив два цветка, я положила их на могилы двух маленьких девочек. И взглянула на Джимми, ожидая увидеть в его глазах возможный упрек, но увидела лишь благодарность.
– Мама любила гладиолусы, – сказал он. – Я знаю, моим сестрам они бы тоже понравились. – Он широко улыбнулся, став вдруг таким похожим на мать, что у меня опять сжалось сердце.
Мими, не дожидаясь, пока я что-то отвечу Джимми, заговорила с ним, как будто зная, что слова застряли у меня в горле.
– Ну, не будем вас отвлекать… Я полагаю, мы увидимся с вами у Авы. Обещаем угостить вас лимонадом и сладким чаем.
– Благодарю. Было очень приятно вас видеть. – Он надел бейсболку и вернулся к поливке, стараясь не забрызгать гладиолусы.
Мы повернулись и медленно пошли обратно в тени дубов на яркий солнечный свет. Я не была уверена, удалось ли нам чего-то достичь – и чего? – но по крайней мере шаг сделан, начало было положено.
Ава
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
Июль 2011
Когда я подъехала, Тиш и Бет уже прогуливались перед домом. Бет жила в соседнем квартале и почти каждое утро приходила к матери пить кофе, так что мне пришлось сделать только одну остановку, чтобы забрать обеих. Я открыла дверцы машины и ждала, пока они подойдут, потирая лодыжку. Башмак мне сняли только накануне, и я снова наслаждалась легкостью и свободой движений.
Бет открыла переднюю дверцу и сделала пригласительный жест в сторону матери.
– Красота уступает возрасту, – кокетливо улыбнулась она.
Тиш нахмурилась:
– Но у тебя ноги длиннее, и тебе труднее будет влезать и вылезать с заднего сиденья из-за твоего живота. Ты должна сидеть впереди.
Почуяв, что Бет сейчас вступит в спор, я вмешалась:
– Послушайте, почему бы вам не садиться по очереди? Тиш будет сидеть впереди по дороге в Саванну, а Бет по дороге обратно.
Обе взглянули на меня с некоторым удивлением, однако заняли свои места в предложенном мной порядке. Тиш похлопала меня по бедру:
– Видите? Я знала, вы будете хорошей матерью! Все по справедливости. – Она оглянулась на заднее сиденье. – А где ваша мать или Мими?
– Я приглашала их тоже поехать. Форсайт Парк недалеко от архива. И сегодня такое прекрасное утро… Но они настояли, чтобы заняться устройством детской. Я рожу только в феврале, но они говорят, лучше подготовиться заранее. Мы с Мэтью покрасили детскую в бледно-зеленый цвет, и он принес с чердака лошадку-качалку, но в остальном мы только сложили в углу кое-какие покупки. Но для мамы и Мими этого мало. – Я закатила глаза, хотя была приятно удивлена. – У мамы уже столько внуков! Трудно поверить, что появление еще одного будет замечено и даже отпраздновано.
Тиш потрепала меня по плечу:
– Это потому, что вы – единственная дочь. Есть что-то особенное, когда у дочери появляется ребенок. Как будто получаешь шанс начать все снова.
– И закрепить ошибки, сделанные впервые, – не без легкой игривой язвительности добавила Бет.
– Твоя правда. Посмотри только, каким чудовищем ты уродилась! – Тиш покачала головой, но она улыбалась.
Я переключила внимание на то, чтобы выехать со двора, удивленная непринужденной болтовней между матерью и дочерью, пытаясь представить себе такой разговор со своей матерью. Глория и Мими всегда говорили между собой именно так, но я обычно чувствовала при этом смущение.
– А это что? – спросила Бет сзади.
Я взглянула в зеркало заднего вида – она показывала мне книгу по истории, которую я перед отъездом бросила на сиденье в машину.
– Эту книгу мы с вашей мамой купили на распродаже. У меня не было времени ее основательно прочитать, но я ее пролистала. Похоже, там есть любопытная информация. Кто-то из вас не отважился бы почитать ее по дороге, не боясь тошноты? Мы могли бы выбрать оттуда сколько-нибудь имен, и они, возможно, дали бы нам ключ к поискам. Я составила список имен по фотографиям, сделанным мной на кладбище, и мы бы к нему добавили эти новые. К сожалению, снимки, которые я сделала на участке Фразье, оказались не в фокусе.
