Роберт: Ээ… да нет… Я ведь устроил здесь этот праздник… это в общем-то ради общего дела… ничего эгоистичного… в том, чтобы организовать такое празднование…
Симпель: ННУУУ-КА ПППРЕКРАТИ, пока я тебе не вмазал. Ну-ка давай, начинай следить за тем, что ты несешь, посмей только еще хоть раз в жопу использовать этот сраный рождественский праздник как оправдание, я тут тебе бля такое устрою, долго не забудешь к чертям свинячим. Если это все выродится в рассусоленные распиздяйские рассуждения о том, как ты меня нахрен неправильно понял, так давай к чертовой матери этот блядский разговор прекратим, здесь и сейчас. А всё уже и так к чертям собачьим свелось ко всяким рассусоленным растабарам, так что, я думаю, нам с тобой лучше поскорее разбежаться, и чем раньше, тем лучше. Козел телевизионный.
Симпель рывком отворяет дверь с веранды и, вздрагивая от холода, уходит в уборную. Каско взглядывает на него и сжимает зубы — пошедшая красными пятнами шея Симпеля означает не что иное, как то, что он перевозбудился; есть у него такое свойство, покрываться красными пятнами от злости, какой бы собачий холод ни стоял. Каско сосет губу и надеется, что у Симпеля ксанакс с собой. Симпель садится на крышку унитаза, вылизанную Каско дочиста от снега, и достает флакончик с ксанаксом. Вытряхивает полтора миллиграмма, чем выходит за пределы средней дневной нормы, но ведь и вечерок этот тоже исключительный. Так он сидит пару минут и дышит, опустив голову между колен — для посещения чужого туалета довольно долго — потом возвращается в гостиную. Он проходит мимо Роберта к Лонилю. Лониль все еще сидит один, вокруг него еще больше надкушенных сосисок. Симпель собирается было по-отечески положить ладонь ему на голову, но после недолгих раздумий решает этого не делать. Он спрашивает Лониля, все ли хорошо, зная, что нет, и зная, что ответа не получит, и таки не получает его, что по большому счету означает, что все вовсе не так уж к дьяволу хорошо. Симпель оборачивается к столу для взрослых и видит, что народ уже собирается расходиться, большинство, если не считать Каско и мамы Султана, как раз встают из-за стола. А те, не сводя друг с друга глаз, ведут крайне захватывающую беседу — о дерьме каком-нибудь, полагает Симпель. Временный учитель, замещающий временную учительницу, вещает о том, что не следует практиковать педагогику из учебников по отношению к «живым крошкам», что, очевидно, производит большое впечатление на полуобразованную аудиторию из дамочек в возрасте от 35 до 45 лет, толпящихся вокруг него; мужчины держатся от него подальше, они в среднем лет на 10 старше и здорово толще него. Мужская психология вещь несложная. Мама Ивонн(ючк)и летает, правя бал; видимо, малышне покажут мультики, а взрослые получат кофе/коньяк. Роберт, похоже, не совсем понимает, чем себя занять. Симпель рассуждает следующим образом: если у мужика вообще есть хватка, то он снова подойдет. Раз уж он один раз вступил в контакт, не так уж на хрен трудно сделать это еще раз. И действительно. Хотя и далеко не сразу, но Роберт возвращается. Сначала он собирает и относит на кухню груду тарелок, помогает жене сварить кофе и расставляет бокалы для коньяка на большом подносе. Днем раньше у Роберта с женой состоялась длительная дискуссия о том, подавать ли коньяк, или нет. В конце концов ему удалось ее убедить при помощи аргумента, заключавшегося примерно в следующем: «Уж если нам — нам — не позволительно налить бокальчик на таком формальном сборище, то можно решительно признать, что в мире воцарилось зло. Мы пользуемся таким уважением среди родителей одноклассников Ивонны, что они сумеют оценить чуть богемное и бесшабашное поведение с нашей стороны. Во всяком случае, у них найдется, что обсудить дома в постели». Он ставит бокалы и пару бутылок на стол, недалеко от Каско, который по-прежнему сидит с матерью Султана, наливает себе бокальчик и завязывает легкую беседу с отцом Султана и отцом Фредрика, которые не то чтобы сильно заинтересовались друг другом, но, с другой стороны, им больше нечем заняться, как вести натужные разговоры друг с другом. Отец Султана уже давно более чем внимательно отслеживает телодвижения своей очаровательной супруги. Теперь же, во-первых, Роберт перекрывает Хассану (отцу Султана) обзор, во-вторых он, Роберт, достаточно харизматичен, чтобы хоть на минуточку выудить каплю интереса из глубин арабских представлений о чести. Роберт, завладев вниманием собеседников, подробно излагает какую-то захватывающую историю из жизни средств массовой информации, и оба, отец Султана и отец Фредрика, смеются так громко и безудержно, как это принято у самоуверенных мужиков в формальных ситуациях. По истечении десяти минут и нескольких миллилитров коньяка Роберт идет за добавкой, определяет местонахождение Симпеля и двигает к нему. Все это время Симпель — точно как Лониль (что и понятно) — простоял в одиночестве. Посреди гостиной. Роберт приступает прямо к делу:
Роберт: Блин, Симпель… Мне как бы не хотелось, чтобы наш разговор окончился таким образом … ты уж извини, что я так коряво выразился… но, хрен, ведь даже один мой искренний интерес к твоему проекту ведь должен же чего-нибудь стоить, не мог же я абсолютно неверно тебя понять, думаю, нет, Симпель, уж если в этой компании есть хоть один человек, с пониманием относящийся к тому, чем ты занимаешься, так это я, это я тебе точно говорю…
Симпель: Да я-то тоже надеялся, что это так, но ты как-то не особую широту взглядов продемонстрировал … уж ты мне на хуй поверь. То есть я что имею в виду, будучи журналистом, ты наверняка любое дело можешь повернуть как говенное, но я не желаю, чтобы ты обращался со мной или моими коллегами как с какими-то говняными посредственностями, и это ты на хер заруби себе на носу…
Роберт: Да не стал бы я, в конце концов, так вот таскаться по пятам говняных посредственностей, как я таскаюсь у тебя по пятам — в своем собственном доме. Во всяком случае, в свободное от работы время… хе хе хе (неуверенно смеется)… а я сейчас не при исполнении…
Симпель: Хе хе (что можно истолковать как примирительный смешок).
Роберт: …хотя, пожалуй, мне бы и хотелось быть при исполнении…
Симпель: Это как понимать?
Роберт (решается рискнуть): Мне кажется, ваш проект настолько любопытен, что мне бы очень хотелось создать из него повод. Из вашего проекта, значит…
Симпель: Какой такой повод?
Роберт: Ну… это… информационный повод… такой… сюжет…
В этот же момент подходит жена Роберта и зовет его за собой. Она говорит, что это серьезно, и Симпель по цвету ее лица видит, что она не придуривается. Она мертвенно бледна, и двигается она определенно более неуклюже и дергано, чем до того. Роберт пытается было вытянуть из нее, в чем дело, но она категорически отказывается. Он идет с ней. Симпелю страшно любопытно. Он никак не в состоянии уяснить, что такого ужасного могло случиться, если он сам в этом не задействован. Лониль один-одинешенек сидит все в той же комнате, он и мухи не обидел. «Если кто обвинит Лониля в плохом поведении сегодня, то уж я ему на хер выскажу все, что я о нем думаю», клянется Симпель. Он видит, как Роберт с женой выходят в прихожую и поднимаются по лестнице, ведущей на второй и третий этажи. Совсем скоро Роберт возвращается. Он быстро проходит прямо к Симпелю, берет его под локоток и с напряжением говорит:
— Симпель, пойдем со мной.
Симпель, ругнувшись, спрашивает, что еще к ебене матери такое. «Я же бля ничего не делал», говорит он, как если бы его задержала полиция. Проходя к прихожей, он видит, что место Каско пустует. «Хрен, что, Каско опять? Так?» говорит он. Роберт, не отвечая, тянет Симпеля за собой по лестнице. Ступени покрывает ковровая дорожка; поднимаются они беззвучно. В конце коридора на втором этаже одна из дверей приоткрыта. Роберт прикладывает указательный палец к губам, затем указывает на открытую дверь. Симпеля он подталкивает перед собой. Симпель, примолкнув, тихонько идет вперед, по пятам за ним следует Роберт. Подойдя к приоткрытой двери, Симпель осторожно наклоняется вперед, придержав дыхание. И вот что он видит: маму Султана, животом улегшуюся на какой-то рабочий столик, с задранной выше талии арабской юбкой, и Каско, который стоит на коленях, всем лицом погрузившись ей в попу, и дрочит. Оба обращены лицом вполоборота прочь от двери. Симпель поворачивается к работнику СМИ Роберту, который резво просунул свою голову в отверстие двери мимо него. Роберт поднимает миниатюрный компактный фотоаппарат и кивает с выражением смешанного с ужасом энтузиазма. Он подносит фотоаппарат к своему слегка вспотевшему лицу и наводит объектив. В момент, когда срабатывает вспышка, дверь с грохотом распахивается, Симпель получает удар коленом по затылку и пулей влетает в комнату. Это папа Султана Хассан почуял неладное и прет как носорог. Ворвавшись в комнату, он вбирает в себя всю картину и с воплем «БЛЯЯЯЯДУУУУН!» бросается на Каско. Ошеломленный Каско пытается уклониться и встать на ноги, натягивая в то же время штаны. Его наполовину опустившийся прибор, когда Хассан кидается к нему, чтобы врезать как следует, шлепается об ляжки. Первый удар мимо. В комнате мелькает вспышка Роберта. Симпель, придя в себя, кричит: «А НУ, ВСТАВАЙ, КАСКО!» и хватает Хассана за лацканы пиджака. Швы на пиджаке разъяренного араба трещат и рвутся, у Каско есть какая-то секунда, чтобы проскакать на другую сторону комнаты. Хассан поливает Симпеля руганью по-арабски и чувствительно бьет его по костяшкам пальцев. Мигает вспышка. «АААЙЙЙБЛЛЛЯЯЯЯДЬ ПАЛЬЦЫ МОИ», вопит Симпель. Каско, подтянув брюки повыше, устремляется к двери, а Хассан с воплем «КАКОЙ ПОЗОР!» поворачивается к жене и дает ей такой подзатыльник, что она врезается мордой об стол. Каско это видит, ему это явно кажется выходящим за все рамки, потому что он совершает скачок и, уцепив Хассана за шею согнутой в локте рукой, тянет его назад. Хассан, взмахнув руками, валится на спину. Вновь мелькает вспышка. На полу Симпель прижимает телом одну руку араба, Каско держит вторую и орет: «ВЫМЕТАЙСЯ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!» матери Султана. Она, пошатываясь, пробирается мимо троих мужиков к Роберту. Мелькание вспышки. Хасан, метаясь головой из стороны в сторону, все изрыгает арабские проклятия. Чтобы удержать плотного араба на полу, Каско и Симпелю приходится налегать на него изо всех сил. «НУ-КА ПРЕКРАТИ, СЛЫШИШЬ? ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО! СЛЫШИШЬ ТЫ?» орет ему Симпель. «Я ВАС ВСЕХ УБИИИТЬ! ЯЯ ВАС ВСЕЕЕХ УБИИИИТЬ! УБИИИИТЬ ВСЕЕЕХ!» причитает Хассан. Каско видит, что Роберт запирает комнату, чтобы не пустить на место преступления толпой поднимающихся по лестнице родителей с детьми. Всем было слышно, когда 130-килограммовый Хассан бухнулся об пол на втором этаже. Симпель зовет Роберта, тот возвращается, и Симпель говорит ему, чтобы он с кем-нибудь еще из родителей придержал Хассана, пока они с Каско и Лонилем не уберутся. Роберт действует эффективно, несмотря на то, что Хассан обзывает их всех нацистами и угрожает убить. На выручку приходят отцы Коре, Ларса и Фредрика. Они сменяют Каско и Симпеля, отец Ларса садится ему на ноги. Симпелю с Каско с трудом удается протиснуться в дверь, потому что на нее наваливаются почти все присутствующие, так им хочется в комнату, посмотреть. «Да пропустите же, вуайеристы паршивые!», орет Симпель, и в ответ получает от одной из дамочек «…вы с вашим ребенком весь класс развратили!». Каско так до сих пор и держит брюки руками. В гостиной внизу сидит Лониль, надкусывая очередную сосиску. «Лониль! Мы уходим! Праздник кончился! Пошли!» вопит Симпель. Как ни странно, Лониль слушается, очевидно, он понял, что если остаться здесь, будет худо. «Дядя Каско поможет тебе обуться!» «Ты так думаешь?» самоуверенно отвечает Каско. «Затыкай, Каско, тебе еще предстоит держать ответ за сегодняшнее, помоги-ка Лонилю, или я тебе так врежу!» шипит Симпель. Каско застегивает брюки, нагибается и зашнуровывает Лонилю ботиночки. Спустившийся на первый этаж Роберт высовывает голову в прихожую и, подмигивая Симпелю, шепчет: «Поговорим потом!» «Ммм», говорит Симпель.
