6
Я опустился на колени рядом с Ялмаром Нюмарком, не решаясь прикоснуться к нему: вдруг у него сломана шея. Я почти прижался лицом к мостовой, чтобы убедиться, что ничто во рту не мешает ему дышать. Положил руки на его шею. Пульс нащупывался, но был слабым. Тонкая струйка крови текла из уха, нос был явно сломан при ударе о мостовую. Зрелище было душераздирающее, еще несколько минут назад этот старик был полон жизни, хотя его одолевал страх, мучили предчувствия.
Дождь сеял вокруг мокрую пелену, струйки воды тихо стекали в канаву, где газета Ялмара Нюмарка потихоньку намокла и уже никуда не пыталась улететь.
Подошел швейцар из кафе.
— Я вызвал «скорую». Он не…
— Пока, во всяком случае, нет. — Я по–прежнему продолжал держать руку у него на шее. Пульс был слабый.
Огляделся с отчаяньем вокруг. Поразительное безлюдье. Двое на углу всем своим видом показывали, что все это их не касается.
Подъехала «скорая помощь». Двое санитаров быстро, с профессиональной ловкостью выскочили из машины. Мгновенно оценили ситуацию. Поддерживая голову Ялмара, уложили его на носилки, а носилки поставили в машину. Я шел пялом.
— Вы тоже поедете в больницу?
— Да, это мой знакомый.
Санитар подал знак, чтобы я сел на заднее сиденье. Потом он приложил к его лицу кислородную маску, свисавшую на длинном шланге с потолка.
Я наклонился к сидевшим спереди.
— У вас есть радиотелефон?
Водитель завел мотор и кивнул.
— Сообщите полиции, чтобы они начали следить за большим синим фургоном, направляющимся в сторону Нурднеса. Возможно, он поедет через Мюрхьернет, — сказал я.
— Что‑нибудь еще? Я заколебался.
— Передайте привет от Веума и скажите, что я буду находиться в больнице, пока… — Неясно, чего, собственно говоря, я собирался ждать. — …Пока ситуация прояснится.
Не задавая лишних вопросов, шофер передал по радиотелефону сообщение полиции, включил сирену и дал газ. Первый перекресток мы проехали на красный свет. Мимо нас с бешеной скоростью, как в кино проносились дома. Тем не менее, я с удивительной ясностью замечал все вокруг. Люди оборачивались и смотрели в нашу сторону, автомобили уступали нам дорогу, и, когда мы равнялись с ними, водители встречались с нами взглядом.
Один из санитаров, молодой человек со светлыми, коротко стриженными волосами и юношеским пушком на розовых щеках прижимал кислородную маску к лицу Ялмара Нюмарка. Широкая грудная клетка вздымалась, внутри ее что‑то булькало. Все молчали.
Машина ехала прямо в Хаукеланд. Когда мы были на вершине холма Калфарет, Ялмар Нюмарк вдруг поднял голову и огляделся по сторонам. Взгляд у него был растерянный, наконец он увидел меня. Дрожащий голос звучал неуверенно.
— Be… Веум?
Я кивнул и улыбнулся, но улыбка получилась натянутой, неестественной.
Он хотел добавить что‑то еще, с трудом подыскивая слова. Я наклонился к нему. Молодой санитар внимательно следил за мной. Шофер наблюдал за всем в зеркальце.
Ялмар Нюмарк произнес:
— Веум… Если я умру…
Я кивнул в знак того, что понял его слова, а потом помотал головой из стороны в сторону, чтобы убедить его, что он не умрет.
— Выясни… что же все‑таки случилось с Юханом Верзилой… в 1971 году.
После этого он закрыл глаза и снова потерял сознание. А когда мы въехали в открытые ворота больницы, он внезапно вновь открыл глаза и повторил:
— 1971 год. Юхан Верзила. — И опять потерял сознание.
Санитары поспешили в больницу, неся на носилках Ялмара Нюмарка. Им тут же занялся опытный медицинский персонал, я тоже вошел внутрь, поднялся на лифте наверх, при этом никто не обратил на меня никакого внимания.
Ялмара Нюмарка немедленно повезли в операционную. Смуглая доброжелательная женщина с черными волосами и темно–карими глазами проводила меня в маленькую комнатку, которая была обставлена мебелью, очевидно, приобретенной на какой‑то благотворительной распродаже; цветы в горшках, казалось, стояли здесь еще со времен первой мировой войны.
На одном из журнальных столиков лежала тощая стопка старых газет. Это очень подходило ко всей обстановке. Я и сам ощущал себя вчерашней новостью.
Никто мною не интересовался. Комнатка, в которой я находился, была отделена от коридора тонкой стенкой с застекленной верхней частью. Через стекло мне было видно озабоченных людей в белых халатах, деловито снующих взад и вперед. Изредка кто‑то бросал в мою сторону случайный взгляд. Поскольку я ни к кому не обращался, то и до меня никому не было дела. Наверное, так бывает и с пациентами. Если ничего не просишь, а просто тихо лежишь на каталке, пока тебя везут куда‑нибудь, то о тебе так никто и не побеспокоится, пока в один прекрасный день ты не превратишься в кучу гнилого мяса, засиженного мухами.
Старший инспектор Якоб Е. Хамре заглянул через стекло, постучал и вошел ко мне.
— Я так и думал, — произнес он. — У тебя новая контора, Веум?
— Что ж, более спокойного места для работы действительно не найдешь, — ответил я. — Располагайся. Позвольте вам предложить что‑нибудь выпить? Рюмку медицинского спирта? Дозу снотворного? А может быть, что‑нибудь сердечное?
Он пытливо взглянул на меня и с натянутой улыбкой занял свободный стул:
— А ты все в своем репертуаре, старина? Не хватает улик?
— Кое–какие есть.
Одет Якоб Е. Хамре был безукоризненно: светлое двубортное полупальто поверх серого костюма, черные ботинки, голубая рубашка и темно–синий галстук. Он был всего двумя годами моложе меня, но могло казаться, что я старше его на целых десять лет. Якоб Е. Хамре принадлежал к типу полицейских, похожих на бойскаутов, которые в то же время могут быть коварными, как старые сутенеры. Он производил впечатление безлико–симпатичного парня, о таких зятьях мечтают многие тещи, но вот дочерей они не привлекают.
— Я получил твое сообщение, — сказал он. — И решил сам заехать сюда. Тебе что‑нибудь известно? — На мгновение он скользнул застенчивым взглядом по носкам своих ботинок, а потом его взгляд, ставший вдруг пронзительным и испытующим, остановился на моем лице.
— Фургон найден? — спросил я. Он кивнул.
— На Сундсгатен, машина явно угнанная.
— Н–да, дело в том, что мы с Ялмаром Нюмарком были, можно сказать, друзьями. Не такими уж давними, но уже успели о многом поговорить, ведь у нас были общие интересы…
— Что ты имеешь в виду?
— Ведь мы, так сказать, коллеги: оба — сыщики. Он много рассказывал мне о старых делах.
Якоб Е. Хамре чуть заметно подался вперед.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что, находясь на пенсии, Ялмар Нюмарк ворошил старые дела?
Я задумчиво кивнул.
— Не знаю, насколько ему удалось разворошить эти дела, он много думал о них.
— А о каких он говорил с тобой, Веум?
— Был такой тип, но прозвищу Призрак, ты что‑нибудь слышал о нем?
Он покачал головой.
— А о пожаре на «Павлине» тебе что‑нибудь известно? В его ясных глазах вспыхнула искорка.
— Постольку поскольку.
— Мне тоже не очень‑то много известно. По слухам, во время войны Призрак был осведомителем и убийцей. Кто это был, установить не удалось. «Павлин» — это название фабрики красителей на Фьесангервеен, которая в 1953 году сгорела дотла. Погибло пятнадцать человек, а тот тип, Призрак, работал в фабричной конторе курьером, когда все это произошло.
— Как было его настоящее имя?
— Харальд Ульвен.
Хамре достал записную книжку и сделал в ней пометку.
Я добавил:
— Но его уже нет в живых.
— Ах так? — Он перестал писать. Пристально посмотрел на меня. — Расскажи, о чем вы говорили в последний раз?
— Об этом типе — Призраке. Он нервничал, ему казалось, что кто‑то следит за ним. Но он подумал, что у него такое состояние из‑за бутылки, которую мы с ним распили накануне.
— Ну а дальше?
— А когда он вышел… Я как раз сидел перед окном, выходящим в переулок, где все это случилось. Я слышал шум взревевшего автомобильного мотора, скрежет тормозов, а потом звук падения его тела.
Он снова наклонился ко мне.
— Другими словами, это не могло быть несчастным случаем?
— Именно, черт побери! Кто‑то намеренно сбил его, Хамре, намеренно!
— Почему ты так думаешь?
Я развел руками.
— За свою жизнь следователь уголовной полиции неизбежно приобретает врагов. Может быть, один из них и поджидал Ялмара Нюмарка в переулке…
— Когда его везли сюда на «скорой помощи», он мне кое‑что сообщил.
Я немного поколебался.
— Он сказал, что если он умрет…
— Так?
