Сегодня ночью меня хотели посадить на электрический стул (во сне, разумеется). Я орала, как потерпевшая, умоляла этого не делать. И всё потому, что жутко боюсь двух вещей: боли и того, что после нет ничего. Во сне это так чётко проявилось, просто удивительно! Я кричала, умоляя дать мне гарантии не только того, что всё будет быстро и не больно, но ещё и того, что есть загробная жизнь. Значит, всё-таки я сомневаюсь и потому боюсь. Пропади всё пропадом.
Вчера Женя был на похоронах своего однокурсника, который вдруг взял и покончил с собой. При полном внешнем благополучии. Так-то.
Женя хочет положить меня в больничку. Господи, только не это! Хотя чувствую, что он прав. Но не могу, не могу, не хочу!!!!!!!!!!!!!! Можно я умру дома, а?
Работы для меня никакой нет. В моей ситуации можно рассчитывать только на знакомых, коих я растеряла за последние три-четыре года...
Да, кстати, отец не согласился с моей оценкой «творчества» брата. Либо я уже ничего не соображаю, либо папа маразмирует. Правда, Женя со мною согласен, что сильно утешает. Хотя кто не ошибается? Может, стоило бы почитать ещё что-нибудь, написанное братом, но почему-то не хочется.
Хотела направить ещё одно резюме на какую-то непонятную вакансию, но Инет так ужасно работает, что сие невозможно.
Каким-то чудом удалось отправить резюме. Теперь у меня есть чувство выполненного долга. Но никаких надежд, всё это чепуха.
А побыть иногда одной дома даже хорошо — спокойно так! Женя сейчас с Ветой где-то в городе встречается, я одна.
Интересно, где сейчас Алиса? Звонить не буду, зачем раздражать? Просто мне неуютно немного, когда я не знаю, где она, что с ней...
Всё, пришёл Женя, концерт окончен.
5 марта
Я совершенно разбита. Полдня спала, что буду делать ночью? Не понимаю, куда деваются силы, почему их нет совершенно... Абадора. Сегодня пришло это слово. А, может, оно существует? Надо проверить... сейчас... Так, какой-то «абадор», вроде, существует, но что это такое, я так и не поняла. Курфелия. Сейчас опять проверю... Курфелии нет. На имя похоже. Надо сказать, что эти словечки начинают меня донимать. Еще с пяток пришедших сегодня на ум я всё-таки забыла. Пилтрас... Нечто прибалтийское? Чёрт, полезли! Даже смешно. Женю знобит, только бы не заболел. От Алисы ни слуху, ни духу. Меня тошнит. И физически, и морально. В голове опять помойка, протухшее мусорное ведро.
По телику «Фантазии Фарятьева». Вот почему Алиса не идет из головы — это же её первая роль в театральном кружке. Ах, ты мой «Любасик»! Ну что же делать со своим организмом? И опять холод, опять зима, снова минус десять. Женя задремал в пледе. Мутит, мутит... Господи, даже писать не о чем.
Выпила внеплановый феназепам — адски жмёт в солнечном сплетении. Дикое напряжение. Что же это творится со мной? Женя, кажется, уснул. Все-таки, боюсь, он нездоров. Как же хочется выпить любимый некогда клоназепам, он так помогал мне в этих ситуациях! А нельзя. Один раз выпила — ого! В сочетании со всем тем, что я принимаю эффект был ужасающий. Думала, помру. Теперь боюсь... Хотя надо бы просто посоветоваться с доктором. Не хочется-а-а-а...
Алиса у моих родителей. Вроде жива-здорова. Боже, что же за напряжение внутри! Просто разрывает. Не о чем писать. Плохо мне. Совсем плохо. Апрадона. Турфалина. Парделик. Вяжите меня, везите меня в психушку! Сомекута.
Завтра надо быть в силах, в порядке. Хоть бы на полдня меня хватило. Всё, больше не могу писать. Крутит меня всю.
Год 2000-й, конец второго тысячелетия, вот-вот прибудет Мессия, неумолимо приближается Ошибка-2000 и прочие весёлые глупости одуревшего человечества. Впрочем, какое дело мне было до человечества, если моя собственная, единственная, крохотная жизнь летела в тартарары?
Вот уже три года как я успешно работала, обожая свою работу, получая настоящее удовольствие и находя в ней теперь, в общем-то, главную радость своей жизни. Я была журналистом, редактором, придумщиком, генератором идей, словом, абсолютно творческим человеком, который дважды в месяц получал зарплату с чувством некоторой неловкости, так как искренне думал, что ему её платят... за им же получаемое удовольствие.
Но от радости, полноты жизни и неожиданно проснувшегося во мне чувства собственной полноценности я начала творить глупости. Стала по-глупому менять места работы, исходя из неверных посылов, руководствуясь совершенно ложными резонами. То есть, основополагающий резон — карьера вверх и вверх — был правильный, но моя тактика, выбор пути — сплошная ошибка, следствие моей неопытности и, порой даже думаю, не всегда великого ума. Правда, я советовалась. С близкими. Нашла с кем! Ну а с кем ещё?
М-да, это было неумно — советоваться с моими родными о том, как правильно строить карьеру, на кого опираться и как в связи с этим строить отношения с коллегами... И родители, и тогдашний муж — последние люди, у которых надо было просить подобных рекомендаций. Вот уж кто этого категорически не умел делать, так это они. Мать всегда со всеми ссорилась, когда ещё ходила на работы, а отец был вечный послушный исполнитель, которым пользовались и который сделал карьеру типично советского выдвиженца. Что они могли мне посоветовать? Впрочем, я не собираюсь переваливать свои неудачи на них — сама уже давно была большая девочка, сама во всём виновата. Просто грустно, что все наши головы, вместе взятые, не составили даже одного ума. Впрочем, тоже мой грех: в этом возрасте уже могла бы «обзавестись» близкими людьми с мозгами.
В общем, в результате я меняла хорошие места работы на худшие, зато с повышением в должности. Дошла до звания главного редактора — генералиссимуса издания. Ура.
У меня был «свой» маленький журнальчик, который я, как настоящая мать своего ребёнка, обожала и лелеяла. Я сама создала его, всё придумала самостоятельно (издатель только «задал тему»). О, я творила! Я «родила» всю редакцию, взяла на работу отличных спецов в нашем деле, да ещё и умниц, придумала концепцию журнала, вместе с художниками разработала дизайн и макет; я сама писала, как минимум, половину материалов в каждый номер, а уж отбирала статьи, работала с авторами и редактировала только я! Это был творческий запой, счастье, радость, полное удовлетворение и сбывшаяся мечта. Хотя, конечно, я, как всегда, смотрела дальше и хотела большего. Я не могла знать, что это — конец...
Очередной мой промах: я не обращала внимания на то, кто у нас издатель, кто финансировал журнал и, по сути, был начальником всего и всех — этого я не учла, за что и поплатилась. Сработаться с этим человеком было бы возможно только в том случае, если бы я сразу поняла, что он за фрукт, и выбрала правильную линию поведения. Но «политесом» я не владела. Проще говоря, в подобных отношениях вела себя как дура. А в нашем деле «товарищ хозяин» понимал примерно столько же, сколько я — в самолётостроении, ко всему прочему был слегка психопатической личностью, склонной к религиозному фанатизму. Всё это, конечно, можно было учесть заранее, но я, видите ли, отдалась страсти творчества и «забила» на политику.
В результате хозяин закрыл наш журнальчик в две с половиной секунды ни с того, ни с сего, из-за попавшей ему под хвост вожжи. Не знаю, была ли я виновата в этом, или, возможно, он банально пожалел денег, а может выпил накануне больше, чем мог вынести его мозг... Его решения всегда были спонтанны и ничем не обоснованы. Деньги в его бизнесе водились только шальные, серьёзно он с ними работать не умел, разбрасывался, разбазаривал, тешил свои капризы, менял пристрастия в делах, как перчатки, словом, любое серьёзное начинание под столь чутким руководством, пожалуй, было обречено. Так что, журнала в один день не стало, и не стало у меня любимой работы.
Но я не отчаялась, я же знала себе цену. Пару дней проведя над оплакиванием своего ребёнка-журнальчика, я встряхнулась и решила начать всё заново, с нуля искать что-то новое, достойное меня. Только не учла одного: теперь я была «отравлена» главным редакторством и ни на что меньшее не желала соглашаться. Быть просто редактором? Или просто журналистом? Да ни за что! Только главным творцом.
В материальном смысле работа для меня в тот период была вовсе не насущной необходимостью: муж сумел пристроиться на вполне приличную зарплату, на хлеб с маслом нам хватало и без моей кипучей деятельности, а больше, чем на этот бутерброд, я уже ни на что и не рассчитывала. И была спокойна, не теребила себя мыслью «зарабатывать больше, жить лучше, выходить на новый уровень». Только дайте мне творческий запой! Ведь кроме него у меня ничего не осталось... Дочь почти выросла, с мужем... ну, сколько уже можно повторять? Ничего больше не было, ничего... Сидя дома перед компьютером и бесконечно рассылая резюме, я постепенно понимала, что даже мой новый дом с новой мебелью и красивой кухней мне опостылел, не нужен. Не радовали элегантные эркеры, новенькая спальня (зачем мне эта двуспальная кровать с ярким лоскутным покрывалом, это ложе любви, она меня бесит!), блестящая серебром и кнопочками видео— и аудиотехника... «Если не найду работу, свихнусь», — думала я, не понимая ещё, что, в сущности, я уже давно свихнутая, что жить так, как живу я — безумие похлеще, чем в буйной палате дурдома.
