— Император и вправду нездоров? — спросил Лангганс, чтобы скрыть удивление.
— Эпилепсия. Наш монарх задает тон всей бюрократии, и это значит, что ничто не работает. Вот гляньте! — он помахал какой-то тетрадью. — Я сам занимаюсь цензурой, хотя, как и вы, получил образование в вопросах религии. Экономия зашла слишком далеко…
Секретарь отдела смачно сплюнул в переполненную плевательницу и поудобнее уселся за столом.
— Вы имеете все полномочия работать так, как вам удобнее. — сказал он. — И если речь идет о делах секретных, вы тоже знаете, куда обратиться…
Лангганс сделал вид, что удовлетворен ответом, и с неприятном чувством нерешенной загадки вернулся к себе.
Он присел к секретеру и снова достал письмо из конверта. Внимательно прочитал все тридцать семь слов в трех предложениях. Потом прочитал еще раз, чтобы удостовериться, что все правильно понял.
Ему не удалось ничего прочитать между строк, ничего такого, что выглядело бы странным, что противоречило бы сути письма. В его обязанности входила разработка щепетильных материалов, полученных из анонимных источников, но возникшее в последние дни чувство, что за ним кто-то наблюдает, прибавило ему осторожности. Чиновников, подумал он, натравливают друг на друга в этом вакууме власти, возникшем благодаря интригам придворной камарильи; все зависело от того, под чьим влиянием они в настоящий момент находились — лояльность беспрерывно менялась. Даже он не мог чувствовать себя в безопасности.
То, что кто-то хочет передать секретные материалы, касающиеся графа Колловрата, его нисколько не удивляло. При императоре, предпочитавшем писанию указов чтение книг и охотнее занимавшемся благотворительностью, чем пополнением военной кассы, широко открылись двери для всякого рода злоупотреблений. Вена полнилась слухами. Брак императора был бездетным, и его свояченица пыталась убедить его отказаться от престола. Придворная камарилья во главе с канцлером Меттернихом правила, как ей вздумается, но совет состоял из заклятых врагов, посвящавших почти все время интригам друг против друга. Граф Колловрат тайно пытался добиться смещения Меттерниха и искал поддержки у третьего по влиятельности лица совета — принца Людвига.
В такой политической неразберихе письмо вроде бы не должно было вызвать его подозрений, и тем не менее…
Он оставил письменные рекомендации по текущим делам и отложил папки. До встречи с автором анонимного письма оставался час.
Он посмотрел в окно — единственное в комнате. На другой стороне улицы стоял экипаж. Кучер дремал на козлах, но занавеска в окошке еле заметно шевелилась. Ланггансу вдруг почудилось, что тот, кто за ним следит, находится именно в этом экипаже и сейчас исподтишка смотрит на него. Но чувство это постепенно прошло. Теперь он был почти уверен: тот, кто послал ему письмо, как-то замешан и в попытках вывести его из равновесия, может быть, это даже тот самый человек, кто следил за ним в пивной. Само собой, необходимо как-то разузнать, кто это и почему он этим занимается.
И еще одно беспокоило его — он не мог понять, каким образом письмо угодило к нему на стол. Он был совершенно уверен, что письмо это не принес посыльный с утренней почтой: на нем не было штемпеля, не было и номера, в обязательном порядке проставляемого на всех входящих бумагах. Вольрат, конечно прав — письмо не прилетело само по себе. И его не было на столе утром, когда он уходил. Всех остальных отпустили с работы, и, поскольку появление в его кабинете невидимки исключалось, только одна возможность…
Его размышления прервались — объект его подозрений шел по коридору. Он не слышал шагов секретаря отдела, он угадывал только контуры его мыслей. Что-то его беспокоило — это подтвердилось, как только он переступил порог кабинета.
— У вас через час встреча, — сказал Вольрат.
— Вы хорошо знакомы с моим расписанием.
— Будьте любезны оградить меня от иронии. Мне только что прислали рапорт из министерства. Они знают, что вы должны получить секретные сведения о Колловрате, и это, похоже, доставило большую радость принцу.
— Об этом было в письме, которое я вам показал.
— Каком письме?
— Том, о котором вы сказали, что оно пришло с внутренней почтой.
Вольрат никак не отреагировал на намек. Он вздохнул и опустился на стул.
— Изматывающая работа, — сказал он. — Обстоятельства требуют крайней щепетильности. Мы считаем очень важным не портить ни с кем отношений, но это неизбежно, покуда в империи такая власть.
— В империи нет власти, — сказал Лангганс. — Есть управление.
— Мне известно про вашу двойную лояльность. Меттерних с одной стороны, Ватикан — с другой. Именно поэтому вам следует соблюдать максимальную осторожность.
Лангганс напряг все силы, чтобы прочитать мысли своего начальника, но, к его удивлению, а может быть, и разочарованию, ничего не обнаружил — только тяжкая усталость, от службы, а может быть, и от самой жизни.
— В нынешних условиях, — продолжил Вольрат, — и при вашем двусмысленном положении… может быть, вы нуждаетесь в сопровождении?
Секретарь намекал на охрану, с недавних пор находившуюся в распоряжении чиновников. Предложение успокоило Лангганса. Может быть, подумал он, письмо и в самом деле пришло с внутренней почтой, его просто забыли зарегистрировать.
Поэтому он сказал:
— В этом нет никакой необходимости. Но я был бы весьма благодарен, если бы в моем распоряжении был экипаж.
Вольрат улыбнулся, что с ним случалось очень редко.
— Пошлите кучера назад, как управитесь, — сказал он. — И возьмите несколько дней отпуска. Вы выглядите страшно уставшим.
Мысленно Лангганс проводил начальника до его кабинета, где тот вновь погрузился в надоевшие бумаги. Но даже и теперь, когда ему можно было бы расслабиться, Вольрат думал о чем угодно, только не о работе — о болезни императора, о порученной ему цензуре, вовсе, как он считал, не входившей в круг его обязанностей…
Место, указанное в письме, оказалось на северной окраине города. Перед забором из грубых досок толпились возбужденные люди. Никто, похоже, его не ждал.
Он попросил кучера подождать, подошел к колодцу, где он был отовсюду виден, и стал ждать появления информатора.
Он чувствовал себя в безопасности. Извозчику было приказано в случае чего немедленно прийти ему на помощь. Но минуты шли, а никто не появлялся. И как раз в ту секунду, когда он решил ехать назад, он вновь почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Он огляделся, но ничего подозрительного не заметил.
Вдруг, сам не отдавая себе отчета зачем, он направился к огороженной забором площадке. Афиша обещала зрелище: травлю зверей. Толпа, как он только теперь понял, стояла в плохо организованной очереди.
Он купил билет. Это интуиция, попробовал он успокоить сам себя; внутренний голос шепчет ему, что автор письма находится там, за забором…
Он занял место на лавке, откуда было хорошо видна временная арена. Недалеко от него, рядом с киоском с напитками, стояли клетки со зверьми. Звери были перепуганы насмерть, он чувствовал их ужас так же ясно, как если бы его испытывал он сам.
Импресарио договаривался с держателями пари о доле, которую он должен был получить, как организатор кровавого спектакля. Зрители прибывали; уже почти не осталось свободных мест.
Лангганс всматривался в посетителей. Раз за разом взгляд его останавливался на крошечной площадке рядом с клетками с дикими зверьми — странно, совершенно пустое место, метр на метр, и никого там нет.
Возбуждение публики все нарастало. Вновь появился импресарио, мужчина с безобразным шрамом на щеке и повязкой на глазу. Он вел на поводу большого бурого медведя. Сквозь ноздри зверя было продето толстое кольцо, а к кольцу прикреплена метровая железная цепь. Лангганс мог истолковать необъяснимую покорность огромного животного только тем, что нос у медведей очень чувствителен.
Посередине арены одноглазый прикрепил цепь к металлическому кольцу в земле. Цепь была настолько короткой, что медведь не мог подняться на задние лапы.
Еще один вышел со сворой боевых собак. Собаки рычали и рвались с поводка, их хозяин чуть не упал. Он отцепил сворку. Публика шумно выдохнула.
Собаки бросились в атаку, так что пыль взметнулась столбом на арене. Одна из них вцепилась медведю в брюхо и вырвала большой клок шерсти. Другой пес крутился у зверя перед носом, нападая и отскакивая. Еще два нападали с обеих сторон.
Медведь бил лапами во все стороны, но в тот момент, когда он поворачивался в одну сторону, собаки нападали с другой. Кольцо в носу мешало ему добраться до своих мучителей.
Вдруг, нападая, один из псов потерял равновесие, и быстрым, как молния, движением медведь прижал его к земле и разорвал брюхо. Послышался звук, как будто разорвали кусок ткани. Пес умудрился подняться и, шатаясь, поплелся с арены, волоча за собой кишки.
