— Мне казалось, что после прошлой вылазки вы сыты Нью-Джерси по горло. Может, лучше махнем на Ближний Восток? Я еще ни разу не видел пирамид.
— Что там, путь свободен?
— Путь свободен, сэр. — Антракс засунул долгоносика в рот. — Поднять паруса?
— Поднять паруса.
— Курс на Северную Америку?
— Курс на Северную Америку.
— Ну почему Нью-Джерси? — горько вздыхает Антракс.
Вайверна так перекосило от злости, что облако над ними не выдержало напряжения и расплакалось мелким дождиком.
— Да потому, что эта сука все еще думает, что она что-то может.
Джули повернула на Фронт-стрит. И тут она поняла, какое бессильное бешенство испытывает бродячий пес, безуспешно сражающийся с блохами.
Навстречу катила толпа, компактная, сосредоточенная, вся устремленная к центральному объекту — только что, видимо, захваченному отцу Парадоксу. Джули едва успела увернуться с дороги. С гиканьем, свистом и улюлюканьем толпа пронеслась мимо нее. Да и не толпа даже — так, человек десять-двенадцать неоапокалиптиков, решивших добровольно пожертвовать обеденным перерывом во имя правого дела.
Бикс был в мокасинах и все в том же белом балахоне с маяком. Потухшие глаза, лишенные бифокального прикрытия, безучастно смотрели под ноги. Джули бросилась следом. Конвоиры были все как один аккуратно подстрижены, в строгих деловых костюмах. Из тех, которые в часы, свободные от борьбы с кэмденской ересью, продают подержанные автомобили или ковры, не раз побывавшие в прокате. Впрочем, были среди них и две-три женщины, элегантно одетые и ухоженные, — не иначе агенты по торговле недвижимостью.
«Добровольцы» притащили Бикса на заброшенную автостоянку, усеянную битым стеклом и обломками кирпича. У одного края площадки стояли несколько ржавых раскуроченных автомобилей. С другой стороны возвышалась задняя стена какого-то склада с растрескавшейся розовой штукатуркой. К этой стенке и швырнули пленника, окружив его полукольцом. Видно было, что Бикс совсем пал духом. Лоб его покрылся испариной. От страха? А кто бы не испугался на его месте? И все же во взгляде, в позе отца Парадокса читалось что-то еще. Разочарование, поняла Джули. Если уж суждено погибнуть — так лучше бы в Цирке, а не в закоулке от рук самодеятельных палачей. Чтобы и по телевизору показали, и скелет у автострады повесили…
Вперед вышел представитель банды, уполномоченный провести последний допрос жертвы. Странно, но благообразный человечек в синем джемпере был чем-то похож на Бикса. Не толщиной, нет, — странным сочетанием мягкости в облике и ощутимой внутренней энергии. Энергичный Будда, что ли… Ба, да это же Ник Шайнер собственной персоной, ворчливый водитель пикапа, который вез ее в город!..
— Отец Парадокс! — крикнул Шайнер.
— Это я, — отозвался Бикс.
— Отец Парадокс, вы чтите Церковь Откровения?
Бикс заморгал, сунул руку под балахон и поскреб жирную грудь. Маяк зашевелился.
— Я чту Шейлу, — прозвучал ответ.
Неоапокалиптики возмущенно зашумели, но у Джули затеплилась надежда. В заученной убежденности и преданности Бикса чувствовалась надтреснутость.
— Вы готовы принять учение неоапокалиптиков? — вопрошал Ник Шайнер.
Казалось, Бикс обдумывает ответ.
— Я принимаю Царство Непостоянства, — наконец сказал он, и снова нотки сомнения прозвучали в голосе.
Да, убедилась Джули, ее друга еще можно спасти. Его несгибаемая вера определенно шатается.
Ник Шайнер носком ботинка выковырял из земли половинку кирпича. Остальная братия тоже один за другим начала нагибаться. Словно крестьяне, собирающие картофель, они подбирали обломки кирпича, камни, куски труб — все равно что, лишь бы потяжелее. Джули не могла поверить в реальность происходящего. Она не раз видела такие казни в кино, читала о них в исторических романах, но чтобы так, своими глазами…
— Отвечай, ты готов принять истинную веру?! — наступал Ник Шайнер, перекладывая кирпич с ладони на ладонь, словно уминая снежок.
Джули сжала ручки кусачек. Ничего не сделаешь — в истории кровавых расправ это убийство будет из самых страшных.
Откуда только и решимость взялась? Ноги двинулись сами собой. Джули уверенно прошагала к розовой стене. Что такое смелость? «Способность совершать противоестественные поступки», — сказала как-то тетя Джорджина.
— Эй, ты! — вскинулись линчеватели.
— Стой!
— Прочь!
— В сторону!
Джули подошла к Биксу и… поцеловала его. Прямо в губы. Влажным сочным поцелуем, какому научила ее Феба.
Бикс обалдело уставился на нее. Казалось, его мозг заморожен, как у сибирского мамонта. Но теперь ледниковый период подходил к концу, начиналась эра миоцена, эра ее губ. Еще один поцелуй. Господи, как можно любить этот рыхлый нос, двойной подбородок, эти шестьдесят фунтов лишнего веса? И все же она любила его.
— Э, да я тебя знаю, — оживился Ник Шайнер.
Сердце Джули готово было выпрыгнуть из груди. Спасайся, отчаянно кричало оно, беги, они убьют тебя.
— Я тебя подвозил на прошлой неделе, — напомнил человечек в синем джемпере. — Бери кирпич, красавица, тут на всех хватит.
И еще поцелуй. Никаких сомнений — он исцелится! Ее миоценовые губы высосут у него из мозгов дьявольский туман.
— Нашла кого целовать, подруга, — не унимался Шайнер, — Они же тебя вздрючили на прошлой неделе? Куда это годится?
Спасаться? Бежать? Ни к чему, теперь она свободна, она избавлена от тяжкого бремени божественных сил. Повернувшись к толпе, Джули вдруг наклонилась и подхватила увесистый обломок бетона. Соотношение сил — смешно и говорить. С одной стороны кэмденская толпа, вооруженная камнями, кирпичами, свинцом и битым стеклом, а с другой — Джули Кац, держащая наготове одну лишь фразу, лучшее высказывание своего брата. Она колебалась, какую версию выбрать. Короля Иакова? Пересмотренную каноническую? Новую международную? Донау? Остановилась на версии Макса фон Зюдова из любимого фильма Джорджины «Предание преданий».
— Пусть тот из вас, кто без греха, — Джули протянула толпе свой обломок бетона, — первым бросит в него камень.
Ник Шайнер растерянно осекся.
Джули повысила голос:
— Пусть тот из вас, кто без греха, первым бросит в него камень. Ну же, Шайнер, давай!
Тот тупо осклабился. Джули казалось, что она слышит скрежет проржавевших нейронов, проворачивающихся у него в мозгу. Ей представился забитый недоросль, парень, не имевший ни малейшего представления о сексе и вдруг наткнувшийся на номер «Плейбоя». Естественная реакция организма неизбежна. С Шайнером произошло нечто подобное, только в данном случае эрекция носила этический характер. Ей удалось затронуть глубинные струнки его полудохлой души.
— Ну же, — наступала Джули, — может быть, ты безгрешен?
Шайнер сделал шаг назад. Маленький шажок, не вселяющий особых надежд, но все же назад.
— При чем здесь это, — оправдывался он, — суть в том…
— Шейла! Шейла!
Джули обернулась. Выкатив глаза, Бикс оторопело хватал ртом воздух.
— Моя Шейла! — воскликнул он.
— Ты ошибаешься, милый, — она схватила Бикса за руку, — я просто Джули.
— Он назвал тебя Шейлой?! — спохватился Ник Шайнер.
— Бежим! — крикнула Джули.
— Бежим? — Бикс никак не мог прийти в себя.
— Через Делавэр, на ту сторону.
— Он назвал ее Шейлой! — взвизгнул Шайнер. — Так ты — это она!..
Джули схватила Бикса за руку и потянула за собой. Бикс вскрикнул, наступив на осколок бутылки. Не успели они добежать до Фронт-стрит, как опомнившиеся Шайнер и его банда пустились в погоню. Они уже настигали беглецов, когда те нырнули в «Ирландскую таверну» и кинулись к спасительным канализационным катакомбам.
— Так ты не Шейла? — недоумевал Бикс.
— Джули. Твоя подружка Джули. С божественностью покончено, я от нее отказалась.
Коронная фраза Иисуса позволила Джули выиграть секунды. Топот преследователей, казалось, несся отовсюду, но камни вдогонку уже не летели. Бикс теперь бежал впереди, выбирая маршрут, который скорее всего привел бы их к реке. Духота подземелья, сырость, вонь буквально обволакивали Джули. Духота, сырость, вонь и… свет? Свет, такой отрадный, манящий.
Теперь Бикс тянул ее за собой. Словно расширяющийся зрачок, источник света рос, приближаясь. И наконец вот оно — окно, путь к свободе. Осталось только его открыть.
— Ты сделаешь так, чтобы она исчезла? — спросил Бикс перед клубком колючей проволоки, преграждавшей дорогу.
— Нет, дорогой, сила ушла, я же сказала. — Джули вытащила кусачки. — Придется поработать вот этим.
Она сражалась с проволокой, как одержимая. Шипы рвали одежду, раздирали в кровь тело, она чувствовала себя младенцем, самостоятельно осуществляющим кесарево сечение, прогрызающим путь в мир. Блеснула река. А это что? Мимо несло течением облепленную крикливыми чайками старую прохудившуюся шаланду. Джули высунулась наружу и прикинула высоту — наверное, футов десять-двенадцать, не больше. Под мостом Бенджамина Франклина, пыхтя, проплывал полицейский катер Филадельфии.
