С другой стороны, грустно подумал далее Знаев, если администратор будет впускать каждого просителя с его бедами и проблемами не только в свой кабинет, но и в душу, государство просто перестанет функционировать.
— Поедем, Вася, домой.
Шофер кивнул.
— Правильно. Не обижайтесь, Сергей Витальевич, но вам… отдохнуть бы надо. Поспать. Вы, это… весь серый. Я, например, очень злой становлюсь, если сплю мало…
— А я, — грубо обрезал банкир, — становлюсь злой, если сплю много. Поэтому ты работаешь у меня, а не я у тебя.
Василий, судя по выражению лица, хотел было обидеться — тихо, ненадолго. Как обижаются маленькие подчиненные на своих грозных начальников. Сам же Знаев, наоборот, собрался устыдиться. Негоже без причины грубить в адрес тех, кому ты платишь. Но тут вывернули против солнца, на бульвар, и каменные джунгли столицы предстали выгодно, красиво: яркие вывески, разноцветные фасады, полуголые девочки (первоклассные, шикарные девочки, — жаль, слишком медленные), клумбы с цветами, миниатюрные радуги над фонтанами, игра золотых бликов в зеркальных окнах, мерцание рекламных экранов (глаза, губы, груди, ноги — зазывают в бордель? нет, в бутик) — все было пестро, все бушевало, радовалось, любовалось собой без тени стеснения. И Знаев не стал укорять себя за приступ самодурства.
К черту плохое, я обещал Алисе выходной. Я приеду, и мы будем загорать, плавать в бассейне, играть в пинг-понг и прогуливаться меж столетних дубов.
Он набрал номер прораба и весело — со строителями надо всегда говорить властно и весело — сообщил:
— Разрешение получено. Выводи людей. Загоняй кран. Ставьте щит.
— Который «Готовься к войне»? — уточнил абонент.
— Ага. Чтоб к полуночи стоял. С подсветкой.
— Сделаем.
— С завтрашнего дня — полный вперед.
Судя по тяжелому вздоху, созидательный труд явно не радовал прораба. Даже несмотря на предполагаемые барыши.
Откинув спинку кресла, Знаев попытался расслабиться. Документ — разрешение на строительство — лежал на заднем сиденье, и от него исходили сложные сильные энергии. Почти два года беготни, поиск «подходов», многие десятки личных встреч (от официальных до откровенно конспиративных) и телефонных переговоров, сотни вечеров раздумий и переживаний, тонны сожженного бензина, килограммы золота — это только то, что позади. А впереди, начиная с завтрашнего утра — стократ больше времени, нервов и денег, миллионы человеко-часов, миллионы киловатт электричества, тысячи тонн бетона, стали и стекла, океан соляра, километры труб и кабеля. И все для того, чтобы в небе засиял рубиново-красный, под цвет кремлевских звезд, емкий призыв к людям, здесь живущим.
В такой день — да, торчать в офисе глупо. Все равно что разгадывать кроссворды в новогоднюю ночь. В такой день надо сбежать ото всех, запереться дома, положить волшебный листок на пол и станцевать вокруг него дикую джигу. Можно даже приурочить небольшой отпуск. Быстро выправить рыжей паспорт — и исчезнуть, вдвоем, дней на пять. Забраться куда-нибудь очень далеко. На Ямайку. На Маврикий. Отдохнуть, а потом — газ до отказа.
Понемногу, под гул двигателя, банкир стал улетать — то ли на Маврикий, то ли в кожаное кресло президента глобальной торговой сети «Готовься к войне», — но телефонный звонок вернул его назад.
— Это я, — сказал Солодюк — У меня все готово.
— Не понял.
— Деньги. Должок. С процентами.
— Что у тебя с голосом?
— У меня все замечательно, — с вызовом ответил абонент. Судя по всему, он был пьян. — И с голосом, и по жизни. Ты просто мало общаешься со старыми товарищами, господин Знаев! Где встретимся?
Банкир коротко объяснил, что едет домой. Спросил, помнит ли «старый товарищ» дорогу до поместья. Пообещал, что будет ждать. Потом с наслаждением выключил телефон и заснул окончательно.
3. Понедельник, 14.45–17.10
Рыжая вышла к нему босиком, в халате. Знаев мгновенно представил, что под халатом она совершенно голая, и довольно улыбнулся. Ему нравились ситуации, в которых можно одним движением пальцев привести женщину к наиболее естественному для нее состоянию полной наготы.
— Почему ты грустная?
— Мне непривычно. По идее, я сейчас должна сидеть в твоем банке и перекладывать бумажки. А вместо этого — расслабляюсь… Между камином и бассейном…
— Ты неплохо смотришься между камином и бассейном.
— А ты смотришься странно, — тихо сказала Алиса. — Ты очень усталый, довольный и злой.
Знаев засмеялся.
— Усталый, довольный и злой — что может быть лучше?! Поздравь меня. Я получил разрешение на строительство.
— Будешь делать магазин? «Готовься к войне»? Продавать сапоги и телогрейки?
— Да.
Алиса посмотрела внимательно, печально.
— Я бы никогда не пошла в магазин с таким названием.
— Почему?
Она пожала плечами:
— Страшно.
— Ерунда, — беспечно возразил банкир. — Давай отпразднуем. Пообедаем. Закажем что-нибудь интересное. Устриц…
— Ты обещал вернуться до того, как я проснусь. Сейчас почти три часа. Я уже пообедала.
Банкиру хотелось раздеться донага и принять прохладный душ, но он не сдвинулся с места.
— Что с тобой? — спросил он.
— Не знаю, — прошептала его подруга. — Здесь у тебя очень тихо. И чисто. Словно тут никто не живет. Мне было не по себе. Эти потолки… Я вздохну — эхо пять минут летает… Такой большой дом — и такой пустой.
— Прости, что я заставил тебя скучать.
— Я не сказала, что мне было скучно.
Знаев два-три мгновения понаблюдал за лицом девушки — она ловко отвела взгляд — и сообщил:
— Мне не нравится твое состояние.
— Ничего не поделаешь.
— Наверное, я должен был позвонить тебе.
— Наверное, да. Жаров, например, звонил. Два раза.
Рассказать ей или нет? — подумал банкир. Не стану рассказывать, приберегу. Ссора сейчас все равно невозможна. Сегодня я не способен на ссору. Сегодня я готов со всем соглашаться, во всем каяться, я послушен буду, кроток и нежен.
Он щелкнул пальцами.
— К черту Жарова. Не хочу ничего слышать про Жарова. Я хочу сегодня что-нибудь купить. Поедем вечером в «Гелос». На антикварный аукцион. Купим все самое старое и самое дорогое. Ты будешь выбирать и торговаться. Тебе понравится…
Алиса усмехнулась:
— Предлагаешь мне тратить твои деньги? — Да.
— А кто я такая, чтобы тратить твои деньги?
— Моя подруга.
— Подруга, — сказала рыжая. — Конечно. Боевая подруга. Ты готовишься к войне. И тебе нужна боевая подруга.
— Я не сказал, что ты «боевая подруга». И я не предлагаю тебе готовиться к войне.
— Ты готов это предложить всем.
— При чем здесь война? — миролюбиво спросил Знаев. — Есть ты и я, остальное меня сейчас не интересует.
— Ладно, — Алиса тряхнула головой. — И все-таки зря ты мне не позвонил…
Понятно, сказал себе банкир. Посидела три часа одна, в тишине, поразмышляла — и решила погрузиться в меланхолию. А заодно испытать любовника на прочность. Проверить свою власть. Кстати, если б не любовник, девушка с золотыми волосами торчала бы сейчас в офисе, перед компьютером. И лишние мысли не лезли бы в ее хорошенькую головку. Труд — это панацея, господа; он спасает от всего, и от лишних мыслей тоже.
— Алиса, — попросил он, — не грусти. Давай потом вместе погрустим. Вечером. Сейчас не время грустить.
— Предлагаешь грустить по расписанию?
Банкир возбудился и воскликнул:
— Ага! Я ждал, когда прозвучит это слово. Меня много раз упрекали, что я живу по расписанию. Всякие медленные… Нет, дорогая, я не живу по расписанию. Последний раз я составлял расписание в двадцать два года. Теперь все превратилось в инстинкт. Днем надо действовать. А для грусти есть вечера. Представь, что мы пещерные люди. Ты голодна. Ты говоришь мне: «Иди, убей мамонта, принеси еду». А я отвечаю: «Отстань, я в депрессии, мне грустить охота…»
Рыжая плотнее запахнула халат. Некоторым из нас уединение противопоказано. Нельзя было оставлять ее одну, понял банкир.
— Мы не пещерные люди, — аккуратно возразила его подруга.
— Пещерные. Еще какие. Кстати, ты не обидишься, если я сниму одежду и полчаса похожу по дому голым? Как типичный пещерный человек?
— Не обижусь. Но лучше не надо. Ты смешной, когда голый. Ты худой и волосатый.
— Все пещерные люди худые и волосатые!
Он поднял над головой воображаемое копье и издал воинственный клич.
— Мысли пещерно, женщина! Это помогает. Пойдем со мной. Искупаемся. Потом я сделаю тебе массаж. Сегодня я весь твой. Сегодня я замочил самого большого мамонта в своей жизни. Не совсем замочил, он еще дышит, шевелится… Надо еще один камень кинуть. Последний. Между глаз попасть. И все! Победа! Мяса хватит на всю жизнь.
