Отец. Ну, и в чем же суть вашего открытия? Отчего вы отказались от премии? Вы считаете вашу работу вредной для будущего человечества? Как атомную бомбу?
Глеб. Ну, такой уж вредной я ее не считаю… Хотя при достаточном запале зловредности люди и из канцелярской скрепки сделают орудие массовых убийств… А о смысле моей работы я не хотел бы говорить. Я больше не занимаюсь математикой.
Отец. А чем же вы сейчас занимаетесь?
Глеб. Жизнью.
Отец. А математика – не жизнь? Что же она тогда, по-вашему?
Глеб. Смерть.
Отец. Да что вы говорите?
Глеб. Вы думаете, я подвинулся рассудком? Может быть, вы и правы… Моя работа касалась алгебраической геометрии, а точнее, инвариантов. Идею инвариантов понять легко. Предположим, что есть два объекта (в данном случае – два множества решений тех или иных уравнений), и нужно выяснить, равны они или нет. Сделать это очень сложно, если вообще возможно, – как сравнивать? Но можно установить некоторые свойства объектов, и если эти свойства окажутся неидентичными, то и исходные объекты, очевидно, не равны. Можно, например, проверить, совпадают ли два текста, написанные на одном языке, сравнив их объем. Если размер текстов отличается – в них можно и не заглядывать. В алгебраической геометрии одними из простейших инвариантов являются размерность или связность искомого множества. Обратное, разумеется, неверно: из равенства двух инвариантов нельзя ничего заключить о равенстве исходных объектов. Но и такое частичное знание – уже хорошо. А полное счастье настает, если все же удается доказать обратное утверждение. Гипотеза Ходжа – как раз одно из таких заманчивых утверждений. Поскольку я доказал, что она верна, изучение большого и сложного класса алгебраических многообразий фактически сводится к изучению гораздо более простых объектов…
Мать. Боже мой, Глеб, какой вы умный! Гордись, Париж! Даже твои клошары – гениальны!
Отец. Ну и что?
Глеб. Ну и ничего… Вот и я подумал, что ничего, и решил больше математикой не заниматься. Доказал, что мог, – и довольно.
Отец. Но все-таки почему вы приехали в Мадрид получать премию из рук испанского короля, а потом сбежали, буквально с церемонии…
Глеб. Изменились обстоятельства… Видите ли, я сразу отказался от премии, но все настаивали, хотя я был тверд. Я ничего общего не имею с чопорным кланом математиков и не хочу к ним принадлежать… Но моей маме понадобилась пересадка сердца, а это очень дорого… Я поехал в Мадрид, чтобы купить маме сердце, но перед самой церемонией мне сообщили, что она умерла, и я решил не возвращаться… Я просто пошел по улицам, потом по дорогам…
Пауза.
Эля (плачет). Господи! Глеб! Миленький ты мой!
Отец. Вот так-так… Я думал, что он к нам цепляется, чтобы присосаться к моим деньгам, а теперь он будет думать, что я хочу породниться с гением с мировым именем, чтобы спасти свою шкуру…
Эля (плачет). Ничего такого он думать не будет…
Отец. И что вы, Глеб, намереваетесь теперь делать? Останетесь жить у нас или все-таки отправитесь снова бродить?
Глеб. Отправлюсь к испанскому королю за премией… Нужно же на что-то покупать Эле капли в нос… Ведь у нее такой насморк!
Занавес.
Один дурак цитирует другого дурака. Из этого ничего, кроме дурости, получиться не может. А я, дурак, об этом пишу. Вот вам и вся философия с литературой.
Один дурак ведет под руку другого дурака. Оба спотыкаются и периодически попадают в травмпункт. А я, дурак, готов верить им обоим и сам уже загипсован по самую макушку. Вот вам и вся наука с религией.
Один дурак убеждает другого дурака в том, что они не дураки. Оба совершают неслыханные дурости, а я, дурак, читаю толстые тома об этом. Вот вам и вся история с политикой.
Слово «дурак» проистекает из латыни. Durus на этом древнепакостном языке означает твердый. Значит, «дурак» – это «твердяк»! А «твердыня» – это «дурость». Так что имел в виду Пушкин, когда говорил: «Люблю, военная столица, твоей твердыни дым и гром…»?
Какая связь между галактикой и мясным рулетом? Бросьте говорить о спиральной форме. Просто ни то, ни другое есть подчас невозможно.
Мой повар уехал на нефтяные прииски. Скажите, зачем повару нефть? Теперь нефть нужна всем, даже поварам.
Мой дедушка по маме был нефтяником. Бабушка рассказывала, что как-то у них пошла нефть. Они бурили, бурили – а она вдруг как брызнет! Дедушка вернулся домой весь черный, как негр. Только белые зубы блестели. Это было в тридцатые годы в Румынии.
А что бурю я? Где моя нефть? Я бурю твердыню русской литературы. А мы ведь с вами уже договорились, кажется, что значит слово «твердыня»?
Вчера мы с зятем срезали ярлычок с попы огромного плюшевого медведя, подаренного мне по моему же требованию к Новому году. Медведь был с дыркой на лапе, и мы добились скидки в магазине в половину цены. Домашние пришили плюшевому медведю заплатку, и так он выглядит еще лучше. Вот где справедливость? Получил я медведя в подарок за полцены, да еще с заплаткой, а многие миллионы детей на земле вообще никогда не получали плюшевых медведей ни по половинной цене, ни за полную, ни с дырками, ни с заплатками. А я здоровый дурак. Мне ведь уже под сорок, а вот завладел огромным плюшевым медведем…
И вот стоило нам срезать ярлычок, как у медведя образовалась новая дырка, уже в самом что ни на есть естественном попном месте. Тут у нас и разгорелся диспут, хоть мы оба и отстаивали одну и ту же точку зрения. Мы считали, что дырка там всегда и была, потому что как же медведю без дырки?
Я, однако ж, набрал телефон, указанный на ярлычке, где предлагалось по всем вопросам звонить в любое время, и задал свой наболевший вопрос.
– Извините, – сказал я, понимая, что, несмотря на то, что телефонный сервис компания плюшевых игрушек предоставляет круглосуточно, все же звонить по такому вопросу в два часа утра как-то неловко.
– Да, да… Пожалуйста! В чем у вас проблема? – ответил вежливый голос.
– Дело в том, что у нас появился вопрос по поводу вашего продукта под номером AU-0753-PU.
На том конце провода защелкала клавиатура компьютера.
– Вы имеете в виду пусковую установку для игрушечных баллистических ракет? – спросил оператор.
– Нет, я имею в виду плюшевого медведя с дыркой.
– И в чем же проблема? – повторил голос, наконец вооружившись необходимой информацией.
– При удалении ярлычка мы обнаружили аккуратную дырочку в попе плюшевого медведя. И у нас вопрос: предусмотрена ли эта дырочка дизайном игрушки, или она образовалась в результате удаления ярлычка?
– Одну минутку, – ответил голос, – мне необходимо посоветоваться с супервайзером.
Через несколько минут трубка ожила снова.
– К сожалению, мы не можем ответить на ваш вопрос утвердительно. Мы оформили запрос и направили его в отдел дизайна. Мы готовы записать ваш почтовый адрес, и по почте в течение шести недель вам придет письменный ответ. Если у вас сложилась ситуация, не терпящая отлагательств, обратитесь в приемный покой ближайшей больницы или к органам правопорядка.
Судя по заученному тону, мы получили стандартный ответ.
– А все-таки, временно, не нашить ли нам заплатку? – поинтересовался я.
– Одну минутку, – ответил голос, – мне необходимо снова посоветоваться с супервайзером.
Мы подождали еще пару минут.
– Супервайзер просил передать, чтобы вы по возможности не вносили никаких изменений в первоначальный вид товара. Однако если у вас создастся ситуация, не терпящая отлагательств, обратитесь в приемный покой ближайшей больницы или к органам правопорядка, – бесстрастно повторил голос.
– Спасибо, – ответили мы и решили воздержаться от звонков в «скорую помощь» и другие инстанции по поводу дырочки в попе плюшевого медведя.
Ну, теперь вы видите, что я «твердый» орешек[61]?
Как я вызвал землетрясение и построил третий храм
У евреев было два храма. Разумеется, не одновременно, а по очереди. Первый разрушили, второй – тоже. Сейчас на месте храма стоит мечеть, а евреи ютятся рядышком, под Стеной плача, – последней стеной, оставшейся от храма. Судя по камням в человеческий рост – серьезное сооружение было, не спорю. Я как-то говорю жене:
– А давай храм восстановим?
– Так опять разрушат, – отвечает. Она у меня добрая, но любит поспорить.
– Ну и что? Зато третий храм будет… Второй был хорош. Довольно современное строение с плоской крышей. И кто его архитектор?
– А ты что, не знаешь кто? В Торе же все написано, и размеры, и так далее. Чуть ли не чертежи приложены.
– Тем более давай построим!
– Ну, а с мечетью что делать?
– Снесем.
– Вот тут-то и начнется…
– А разве уже не началось?
