Ознакомительная версия.
Но «Сони» удивлял недолго – появились си-ди, за ними компьютер, ди-ви-ди, mp3…
Пластинки, катушки, кассеты в ломких футлярах давно уже перекочевали в посылочные ящики – их сменили маленькие удобные диски. Переезжая на эту квартиру, Юрьев подумывал вынести ящики к мусорным контейнерам – может, кому-то понадобится, или пусть забросят в мусоровоз, уничтожат, – но не решился. Перевез, засунул на антресоль… О старом напоминала лишь магнитола «Philips», которую использовали как радио.
И вот сегодня стало необходимо достать ящики, разложить на ковре содержимое. Дочкам рассказать, как собиралась его коллекция. Послушать что-нибудь. Звук-то совсем другой, чем у нынешних дисков. Это уютное шипение винила, шелест и поскрипывание катушки, мягкий фон кассеты…
Юрьев взял табуретку, включил свет в прихожей. Посмотрел на дверцу антресоли, стараясь вспомнить, где там нужные ящики. Знал – сначала коробка с инструментами (отвертки, плоскогубцы, дрель, газовый ключ), за ней елочные игрушки, бутылки с лаком и растворителем, большой плюшевый мишка, из которого сыплется поролоновая крошка… И вот начнет он сейчас это все ворошить, вытягивать, греметь-скрежетать, заставит хламом всю прихожую… А в одиннадцать у него очередь в шиномонтаж.
И следом вспомнилось, что еще не сделал много необходимого – зубы не почистил, не сходил в туалет, не принял душ, кофе не выпил. И сразу ощутил на зубах шершавый налет, внизу живота стало тянуть, голову заволокла дурящая тяжесть. Да, умыться, побриться, и – кофе, кофе.
Только вышел из ванной и заварил «Черную карту», появилась жена. В просторной пижаме, темные крашеные волосы торчат в разные стороны, лицо помятое, без косметики бледное, пустое… Немолодая женщина не из красавиц.
– Доброе утро, дорогой.
– Доброе. Кофе будешь?
– Конечно… Покрепче.
– Слушай, Ир. – Юрьев кашлянул. – Давай, может быть, гостей соберем. Надо все-таки как-то отметить.
Жена посмотрела на него удивленно – за несколько дней до дня рождения она предлагала устроить застолье дома или заказать место в ресторане, но тогда Юрьев раздраженно отмахнулся: «Какой праздник – сорок лет?! Нечего…» А теперь вдруг стало важно, необходимо накрыть стол так, чтобы ломился, созвать дорогих, родных людей и проводить прожитые десятилетия, встретить новые. Войти в по-настоящему взрослую жизнь… Сейчас казалось, что именно с сорока начинается эта настоящая взрослость, хотя раньше то же казалось, когда исполнялось двадцать пять, тридцать, тридцать пять. Но ничего заметного не происходило – жизнь двигалась прежним манером, состояла из прежних дел и проблем, в голове вертелись прежние мысли – какие-то мелкие, полудетские; в шестнадцать он был взрослей, чем теперь… Мир, в общем, не переворачивался с наступлением очередной круглой даты, и Юрьев не становился другим. Даже после смерти родителей…
– Ну как, – спросил, – организуем?
Губы жены покривило неудовольствие. Ясно – у нее уже другие планы на этот день, да и кого обрадует неожиданность.
– Давай не будем тогда. – Юрьев почувствовал обиду, пока легкую, почти искусственную. – Ладно.
Жена резко вдохновилась:
– Да нет, почему же – нужно отметить. Обязательно!.. Только у нас холодильник пустой.
– Это решаемо.
Субботний день постепенно раскачивался, набирал обороты. Найдя на сегодня занятие, Юрьев оживился, повеселел; тоска и горечь, которые накинулись, когда проснулся, отступили, спрятались, и он показной бодростью, излишней суетой старался больше не подпускать их к душе.
Понимал, что выглядит со стороны некрасиво суетящимся, заполошным, замечал взгляды жены, сочувствующе-понимающие, старшей дочери, Насти, – слегка презрительные, младшей, Ани, – настороженные, но делал вид, что всё нормально и он такой, каким должен быть муж и отец… В последние годы он часто вел себя так в выходные дни.
Когда-то спасала Аня. Юрьев мог целыми днями возиться с ней, играть, катать на загривке, учить правильно говорить слова: «кока» – «нет, кошка», «ааука» – «нет, собака». Но она подросла, теперь ей шесть, что-то важное ушло, так, как с трехлетней, с ней уже не поведешь…
Пока все проснулись, пока умылись, пока позавтракали, подоспело время ехать в шиномонтаж. Юрьев достал из шкафа деньги, спустил с лоджии зимние колеса в машину. Сказал жене, что на обратном пути заедет в торговый центр, купит продуктов.
– Хорошо, дорогой. А мы пока квартиру промоем.
– Давайте. И Настасья пусть участвует. Что-то слишком рано от семьи начала отрываться.
Нет, нельзя было сказать, что старшая была гуленой, только пацаны и подруги на уме. Наоборот, в основном сидела дома, правда… Она организовала в той комнате, что делила с сестрой, уголок между стеной и двухэтажной кроватью и почти все время там проводила. Читала. И Юрьев видел, что читала очень взрослые книги – повести Чехова, «Тошноту» Сартра, двенадцатый том собрания сочинений Толстого, в котором «Крейцерова соната», «Дьявол», «Отец Сергий»… Как-то отдельно она жить стала, и это Юрьева выводило из себя.
– Туалет пусть в порядок приведет, – добавил, обращаясь к жене, но громко, чтобы и дочь слышала. – Ходим все туда, а в чистоте содержать…
– Ладно, ладно, – перебила жена, – мы разберемся.
В стену лифта было вмонтировано зеркало. Мутное, поцарапанное, со следами засохших харчков. Кто-то постоянно так пакостил… Ожидая, пока спустится с двенадцатого этажа, Юрьев любил оглядеть себя, проверить, все ли в порядке.
Молодой, никак сорока не дашь, человек, волосы густые, зубы ровные, белые. Одет неплохо – не в китайскую дешевку, по крайней мере. Нормальный, уверенный, обеспеченный, здоровый мужчина. Во взгляде только… Что-то нехорошее появилось во взгляде, и давненько уже появилось. Какая-то постоянная ошалелость. Как у забегавшейся по своим хозяйственным делам тетки.
Отвернулся, уставился на створки двери, полез в карман куртки, нащупал ключи от машины и зачем-то произнес удовлетворенно: «Здесь», – хотя и до того был уверен, что они на месте…
На улице было холодновато. Пробрасывал мелкий и редкий снежок, задувал ветер, несильный и какой-то беспорядочный, ежесекундно меняющий направление, словно заблудился в лабиринте домов.
Машина, неновое, но еще приличное «Вольво», стояла почти напротив подъезда – передок на проезжей части, зад на газоне… Еще недавно был у нее домик – «ракушка», но в августе гаражи убрали – территория понадобилась под какое-то строительство; обещают выделить новое место для гаражей, но далековато оно, за речкой Городнёй, – минут десять ходьбы.
Пока мотор прогревался, протер тряпкой номера. Уселся за руль. Так, сейчас, значит, переобуть машинку, потом за продуктами. Вина побольше, сока не забыть детям… Да, а кого звать, с женой так и не договорился! Еще начнет сейчас обзванивать всех подряд.
Юрьев достал мобильный телефон.
– Ир, я вернусь, тогда пригласим, – сказал. – Смогут – смогут, нет – и ладно. Наберем человек десять… Я быстро.
Но быстро не получилось. Возле шиномонтажа стояли десятка три машин – всем нужно было менять резину, и Юрьеву пришлось понервничать, поорать, объясняя, что он по записи. Впустили лишь тогда, когда механики подтвердили.
Около получаса ушло на переобувание. Рассчитался, поехал в торговый комплекс «Братеевский».
Прохожих было мало, улицы свободны от транспорта. Но на остановках, возле магазинов, банкоматов наблюдалось оживление – те, кто уже выспался, куда-то собрались ехать, что-то покупали или снимали деньги, чтобы делать покупки.
«Братеевский» тоже был многолюден, даже очереди возникали.
Юрьеву нравилось ходить по магазинам. Наверное, сказывалось то, что в юности он видел прилавки пустыми, скучными, продавщиц обозленно-неприступными; даже поездки в центр, в «Елисеевский», не за продуктами, а словно в музей, не помогали, – в магазинах было тоскливо. Зато теперь он наверстывал, смаковал.
Юрьев предпочитал делать покупки в одиночку. Чтоб не советоваться по каждому пустяку, ни под кого не подстраиваться, а полагаться лишь на свое желание. Купить иногда и какую-нибудь дорогую ерунду вроде консервированных улиток или кенгурятины, но знать, что совершил это сам, осмысленно.
Торговый центр был на самом деле обычным крытым рынком; Юрьев ходил вдоль рядов, складывал в пакеты одно, другое, третье. Помидоры, огурцы, зелень, куриные грудки (жена пусть запечет в сыре), сыр, несколько видов колбасы (сначала хотел активно рекламируемое «Останкино», но остановился на проверенном «Вегусе») – копченой, сырокопченой, салями, сервелата, бастурмы немного, буженинки, карбоната – для мясного ассорти; несколько видов рыбы – для рыбного. Маслины, оливки…
– Ладно, – в конце концов остановил себя, – не надо перебарщивать.
И ярко, отчетливо вспомнилось то, что старался в последние годы не вспоминать (вообще вспоминать становилось все тяжелее, больнее) – их просторная, с высокими потолками квартира на Ленинском проспекте, мама и папа, умершие двенадцать лет назад, один за другим с разницей в несколько месяцев, три его сестры и брат. Все еще вместе… Старший брат, Максим, и средняя сестра, Ольга, давно живут за границей, с остальными сестрами встречается эпизодически – как-то все не до встреч; квартиру еще при родителях разменяли – все нуждались в отдельном жилье…
Ознакомительная версия.
