Говорит:
— Повезло вам, бабушка, бесплатно будете пользоваться теперь, раз у соседей безлимит и не закодировано. Триста долларов с вас, за софт, работу, настройку и подключение.
И выписывает квиточек, загодя пропечатанный.
Протягивает.
Я сначала не поняла даже, про какие он доллары толкует, у меня их никогда сроду не имелось, никаких.
Я:
— За какой ещё софт, милый? Какие доллары, при чём они здесь?
Он:
— Полный пакет программного обеспечения, всё лицензионное, иначе мы не работаем. Можно по курсу в рублях плюс два процента. Хотите, перепишу вам ресит на деревянные.
Нет, ты поняла что-нибудь?
Я:
— Миленький, я таких денег отродясь не видала, я свою копейку по пять, по шесть часов выстаиваю, а ты мне про ресит какой-то. У вас там что, с ума все посходили в сервисе вашем, людей так за глотку брать уже через час от звонка? Я же одна живу, у меня излишков никаких не водится.
Он:
— Бабушка, что вы такое говорите, я вам строго по расценкам посчитал, под отчёт, ни копейки свыше, у нас репутация.
Я:
— А ваша репутация не подсказывает вам, что когда на вызов идёте, то хорошо бы стариков заранее в известность ставить про эти ваши расценки бешеные?
Он:
— А у вас тут сколько метров жилых, не подскажете?
Я:
— Сто с добавком. А тебе зачем?
Он:
— В вашем доме метр тысяч по десять зелени, минимально за квадрат, и того миллион получается, в тех же американских долларах. А вы говорите, у вас нет трёх сотен. Как это нет?
Я:
— Знаешь что, юноша, давай обратно настройку свою размагничивай и иди, откуда пришёл, а то я милицию вызову сейчас, и они тебе понятно объяснят, к кому ты пришёл сигнал налаживать. Это квартира Коллонтай, запомни, и больше сюда никогда не приходи, и дорогу забудь, ты и твой наглый софт.
Он:
— А оплата как же? Назад уже ничего невозможно, после нас всё необратимо, как после вас когда-то было.
Думаю, неужели признал, умница моя. Редко кто теперь помнит нашу знаменитую фамилию.
Я:
— Знаешь что, миленький, если хочешь, могу отдать тебе в счёт оплаты прекрасную живопись, работу неизвестного мастера прошлого века, это великолепная копия знаменитой «Коктебельской бухты» великого Айвазовского.
И киваю на стену. Он туда не смотрит, а на компьютере быстро буквы набирает и сверяется со справочным оригиналом. Только потом уже на стену глянул.
Он:
— У вас тут, бабушка, лодка одна лишняя против Ивана Айвазовского. И размер меньше раз в восемь, хотя и красиво сделано, не спорю, но только уже не получается бартер ваш. Но знаете, что я могу вам другое предложить. Наш холдинг многопрофильный, занимается не только компьютерами, но ещё оказывает любые прочие услуги. Мы можем, если есть трудности с деньгами, взять на себя полностью содержание вас, пожизненно, с полным обеспечением, всеми лекарствами, уходом и уборкой помещения. А вы подписываете специальный договор дарения вашей жилплощади на имя холдинга. И тогда вам всё бесплатно дальше, включая этот софт и настройку. Кроме того, вы станете автоматически получать все самые новые программы для вашего ноута и их же бесплатную установку. И участвовать во всех призовых розыгрышах бытовой техники с путёвками в Турцию и Египет. И ещё куча всяких опций, могу скинуть на мэйл, если хотите, например, обратная ипотека, отличный вариант, будут ещё и к пенсии вам добавлять, а жильё остаётся вашим, но под залогом, ну и другие есть разные предложения. Всё будет юридически оформлено, чтобы у вас не было сомнений. Такая практика уже давно применяется нашим холдингом и имеет самые лучшие отзывы от пожилых потребителей этой услуги.
Я:
— После того, как сдохнут, благодарят или в ходе самого обряда потребления?
Он:
— Не понял, простите, что вы имеете в виду.
Я:
— Я имею про то, что абрикотин тоже доставлять будете заодно к лекарствам от слабоумия или мне самой покупать придётся?
Он:
— Какой абрикотин? В смысле препарат такой?
Я:
— В смысле сволочи вы и жулики, и передай начальникам своим, что я дура, может, старая, но одно покушение на свои метры уже одолела, так что второго теперь не боюсь. А они пускай идут к матери, хоть к турецкой, хоть к египетской, без разницы. Доходчиво тебе так?
Он:
— Как хотите, моё дело предложить, а если не согласны, то расплатитесь, и я пойду.
Я:
— Или «бухту» забирай с «горы Машук», или штаны свои уноси от меня дырявые, молодой человек.
В общем, Шуринька, так у меня заработала безлимитная Сеть, и так я стала непродвинутым юзером.
А мальчик ботанический тот картину не взял и больше не вернулся. Наверное, сказал своим однокорытникам по холдингу этому, кто именно несогласие с их расценками проявил, и они, видно, смирились и заткнулись, благодаря имени твоему, моя родная. Спасибо тебе за это дополнительно.
А работала я в этом семестре как никогда, сразу две мастерские выпускались, обе от лучших наших академиков. Почти каждый день сверхурочно отбывала, гнали дипломные работы, серии эскизов готовили, и снова почти все именно меня просили позировать, хотели к основным работам приложить, потому что выигрышная натура, сказали, так что не прогадаешь на тебе, Шуранька, даже несмотря что больше не обнажённая, а просто сиятельная графиня, позволяющая себе прихоть побыть моделью ради забавы, что и есть самое драгоценное.
И то правда — последние три раза в шляпке с вуалеткой в кресле позировала, облокотившись на подлокотный поручень и устремив взор между дальним окном и дверью в аудиторию, так они меня попросили. Будто жду сижу, мечтая о возвращении блудного сына.
Сами даже не поняли, в какую для меня больную точку попали.
А я не только не жду, но и вообще не знаю, что и думать о нём, о Мишеньке моём недосягаемом.
Костюм на мне: платье 19-го века эпохи романтизма, кружевной воротник, рукава-фонарики, банты по грудной вертикали, манжеты по запястьям, по низу двойная оторочка, а над ней тройная широченная вставная шёлковая лента, опоясывающая весь низ. И шаль, не знаю даже из чего, притащили, тончайшую, но не шёлк, а лучше.
И туфельки под серебро, как балетные.
Шепнули, что эпоха позднего романтизма характерна своей худобой и бледностью, в отличие от раннего, где уже не в чести были румяна, но всё ещё допускалась некоторая обтекаемость женских форм. Поэтому ты, говорят, Шуранька, словно самим 19-м веком вылеплена, вас даже мало подправлять не нужно, ни карандашом, ни светом, ни советом, просто сидите и думайте о чём угодно, лишь бы подольше, до диплома. А шевелиться и сама не станешь, ты у нас как была твердокаменная, так и по сию пору такая.
Лучшая.
Гордость.
Знамя.
На любой вкус и спрос.
Единственная и неповторимая.
Я потом на себя посмотрелась в рост, и меня это, знаешь, тронуло.
Самою же.
Представила, что не я это, а чужая мне женщина, из генеральской дворянской семьи, но не через поколения, как я, а напрямую, из времён званых балов, белокаменных угодий с парадными подъездами под сиятельными медными крышами и других высоких собраний офицерской чести.
Сама стройная, с высокопородистой бледностью скуластого лица, с задумчивостью в голубую даль, с длинными пальцами на длани, испещрённой прожилками изящных вен под тонкой бархатистой кожей, с ухоженными ногтями под белёсым, телесным или нейтральным лаком — но только не под вульгарным бордово-красным, отнюдь нет. Паша мой вон ещё когда настаивал и доказывал, что любой яркий цвет ногтей укорачивает пальцы, а никак их не удлиняет, потому что мозг мужчины, получая сигнал от его же зрения, просто-напросто вычитает посторонние образования, не принимая любое яркое и омертвелое за часть живого пальца. И наоборот, он же складывает естественный колер с самим пальцем, увеличивая его длину на расстояние самого ногтя.
И добавлял, что это единственный случай, когда дьявол, который в деталях, работает на женщину, а не против неё, если она, конечно, не полная дура. И выразительно смотрел на меня, проверяя взглядом на усвоение материала.
Господи, как же мне хорошо там, как же душа моя отдыхает за эти молчаливые часы тяжелейшей недвижимости для тела и глаз!
Неужели я всё же счастливая женщина, если отбросить ошибки прошлого и попутно наплевать на всё плохое?
Когда иду к воскресной заутрене, всегда теперь заранее готовлю слова, которые обращаю к Господу. К моменту, когда они приступают к «Верую», я уже внутренне приготовлена и начинаю тайно от главной службы надиктовывать от себя, под купол, прошение, которое сама же сочинила. И в это же время обязательно трижды крещусь с поклоном, чувствуя в этом уже насущную потребность, а не просто принятую среди верующих литургическую надобность.
Хочешь послушать, с чем обращаюсь обычно?
Слушай, бабушка, но слова меняются каждый раз. Это более-менее усреднённое обращение, бывает другое, а это другое.
