Пациенты пансиона «Божья воля» были словно призваны по мобилизации и навещали ее по очереди в сопровождении своих нянечек. В этом старческом приюте ее отсутствие давало себя знать постоянно, его можно было сравнить разве что с длительным отключением света. Тоскуя по ее конфетам, письмам и шуткам, старики совсем пали духом. Им стало известно о ее несчастье, но некоторые сразу же об этом забыли, ибо уже не способны были удержать в памяти неблагоприятные новости. Лишь Хосефина Бианки правильно поняла случившееся. Она часто посещала клинику и всегда приносила Ирэне подарок: цветок из сада, старинную шаль из своих сундуков, стихотворение, написанное ее элегантным почерком. В одеяниях из бледного тюля, она вплывала в палату, благоухая розами, прозрачная, словно призрак других времен. Когда она проходила мимо, удивленные врачи и санитары оставляли свои обычные дела.
На следующий день после того, как Ирэне была ранена, еще до публикации в прессе, эта новость по тайным каналам дошла до ушей Марио. Он тут же явился и предложил свою помощь. Он первый заметил, что клиника находится под наблюдением. Круглосуточно, днем и ночью, на улице стоял, словно на дежурстве, автомобиль с темными стеклами, а у входа бесстрастно дефилировали агенты тайной полиции, — их ни с кем не спутаешь: все — в новых кепках, спортивных рубашках и куртках из искусственной кожи, которые топорщились от оружия. Франсиско тоже стал постоянно встречать в клинике агентов полиции, но он полагал, что их присутствие — дело рук какой-либо группы, а может, и самого лейтенанта Рамиреса если бы был официальный приказ о ликвидации Ирэне, то военные, открыв дверь пинком, попросту вломились бы в операционную и там бы ее добили. Наблюдение за клиникой, напротив, говорит о том, что они не могут позволить себе действовать открыто, а предпочитают выждать удобный момент, чтобы завершить свое дело. За годы работы в подполье у Марио накопился опыт в подобного рода делах, поэтому он занялся разработкой плана побега Ирэне сразу же, как только та сможет встать на ноги.
А Беатрис Алькантара упорно цеплялась за мысль, что пули, чуть было не лишившие жизни ее дочь, были предназначены не ей, а кому-то другому.
— Это все воровские разборки, — говорила она — Хотели убить преступника, а ранили Ирэне.
Она целыми днями звонила по телефону, рассказывая друзьям свою историю. Ей не хотелось, чтобы возникала даже тень малейшего подозрения относительно ее дочери. Мимоходом она сообщила новость о своем муже: наконец, после нескольких лет поисков и ее переживаний детективам удалось обнаружить его на бескрайних просторах земли. Замученный заботами по содержанию огромного особняка, постоянными придирками жены, неудачами с бараньим мясом и преследованиями кредиторов, он в тот вечер ушел из дому и, не пройдя двух шагов, вдруг понял, что все еще впереди и не поздно начать все с начала. Повинуясь порыву своей авантюристской натуры, он, с привлекательным псевдонимом и тощим кошельком, но с головой, полной замечательных идей, уехал на Карибские острова Некоторое время скитался, как цыган, и порой его охватывал страх, что бездна забвения поглотит его. Однако предпринимательский нюх его не подвел, и он стал состоятельным человеком благодаря изобретению кокосоуборочной машины. Этот немыслимый аппарат, разработанный им и не имевший ничего общего с наукой, вызвал у одного местного миллионера приступ оптимизма Вскоре тропики были наводнены кокосоуборочными машинами — они трясли своими шарнирными щупальцами пальмы, — и Бельтран вновь мог себе позволить привычную ему роскошную жизнь, доступную лишь богатым. Он был счастлив. Он состоял во внебрачной связи со смуглой и крутобедрой, моложе его на тридцать лет, смешливой девицей, падкой на удовольствия.
— По закону это ничтожество все еще мой муж. Я всю душу из него вытрясу, у меня хорошие адвокаты, — заверяла Беатрис Алькантара своих подруг; ее больше заботило, как отомстить неуловимому врагу, чем состояние здоровья дочери. Она испытывала удовлетворение от того, что доказала: Эусебио Бельтран — негодяй, но ни в коем случае не левый, как утверждали клеветники.
Беатрис не знала, что происходит в стране: она читала в газетах лишь хорошие новости. Она понятия не имела, что удалось опознать найденные в руднике у Лос-Рискоса останки: это были местные крестьяне, арестованные лейтенантом Рамиресом вскоре после военного переворота, и Еванхелина Ранкилео, которой приписывались разные небольшие чудеса. Беатрис не имела ни малейшего представления о народном возмущении, потрясшем страну, — несмотря на цензуру, оно обошло оба полушария Земли и снова выдвинуло на первый план тему исчезновения людей в латиноамериканских странах с диктаторским режимом. Только Беатрис Алькатара, услышав звон кастрюль на улицах города, думала, что, как во время предыдущего правительства, речь идет о поддержке военных, она не способна была даже представить себе, что народ прибегнул к тому же самому средству, но теперь против тех, кто его придумал. Услышав о том, что группа юристов поддерживает иск родственников убитых против лейтенанта Рамиреса и его людей по обвинению в незаконных обысках, похищениях, преследованиях и изощренных убийствах, она заявила, что ответственность за весь этот ужас несет Кардинал и что, по ее мнению, Папе следовало бы сместить его: сфера деятельности Церкви — лишь духовное, а не грязные мирские дела.
— Роса этого бедного лейтенанта обвиняют в убийстве, но никто не помнит, что он помог нам освободиться от коммунизма, — так прокомментировала сеньора это сообщение утром на кухне.
— Рано или поздно нужно платить по счетам, — невозмутимо отозвалась Роса, глядя в окно на первые цветы незабудок.
Лейтенант Хуан де Диос Рамирес и несколько человек из его части предстали перед судом. Снова сообщения о преступлениях у Лос-Рискоса появились на страницах газет: впервые со времен военного переворота перед судом предстали солдаты и офицеры. Страна вздохнула от края и до края: вдруг показалось, что в монолите власти появилась трещина, и люди стали мечтать о конце диктатуры. Тем временем Генерал невозмутимо закладывал первый камень монумента Спасителям отечества, и за темными стеклами очков трудно было угадать его истинные намерения. Он не отвечал на осторожные вопросы репортеров, а если при нем касались этой темы, пренебрежительно отмахивался. Пятнадцать трупов, найденных в руднике, не стоят поднятой шумихи; однако появились новые разоблачения и были обнаружены новые захоронения, братские могилы на кладбищах, погребения у дорог, а к берегу волной прибивало мешки, в которых находили пепел, скелеты, части человеческих тел и даже детские тела с пулевым отверстием между глаз, — дети, видимо, были виноваты в том, что с молоком матери всасывали ненужные доктрины, подрывающие национальный суверенитет и наивысшие ценности, каковыми являются семья, собственность и традиции, и тогда Генерал лишь спокойно пожимал плечами: главное — родина, а меня пусть судит История.
— А что нам делать, мой Генерал, с начинающимся скандалом?
— То же, что и всегда, полковник, — ответил он из сауны третьего подземного этажа.
Показания лейтенанта на суде были опубликованы крупным шрифтом и возродили в Ирэне Бельтран жажду жизни и борьбы.
Командир штаба части, расположенной в Лос-Рискосе, показал на суде, что вскоре после мятежа владелец хозяйства «Лос-Аромос» обвинил семью Флорес в том, что она составляет угрозу национальной безопасности, так как связана с левой партией… Члены семьи были активистами и планировали нападение на казарму, поэтому я приступил к их задержанию, ваша честь. Я арестовал пять человек из этой семьи и еще девятерых по различным мотивам: начиная с владения оружием и кончая потреблением марихуаны. Я руководствовался списком, найденным у Антонио Флореса Я также нашел план штаба части, что доказывает преступность их намерений.
Мы их допросили в обычном порядке и они сами признались; они получили указания по проведению терактов от иностранных агентов, просочившихся в нашу страну через морскую границу, но подробности изложить они не смогли, и их показания, на мой взгляд, были противоречивы. Вы знаете, ваша честь, что это за люди. Мы закончили разбирательство за полночь, и тогда я приказал отправить их на столичный стадион, используемый в то время в качестве лагеря для заключенных. В последний момент один из заключенных сказал, что ему нужно со мной поговорить, и таким образом я узнал, что подозреваемые совершили еще одно преступление: они прятали в заброшенном руднике оружие. Я посадил их на грузовик и привез в указанное место. Когда дальше по бездорожью ехать уже было нельзя, мы вместе с активистами профсоюзов — у них были связаны руки — сошли с машины и под усиленным наблюдением двинулись пешком. Когда мы шли в темноте, нас внезапно обстреляли из огнестрельного оружия с нескольких точек, и мне ничего не оставалось, как отдать моим людям приказ обороняться. Подробно рассказать не могу, так как было темно; могу сказать только, что перестрелка была ожесточенная и продолжалась несколько минут, потом стрельба прекратилась, и я смог перегруппировать силы. Думая, что задержанные убежали, мы начали их искать, но оказалось, что они лежат вповалку убитые тут же. Мне трудно сказать, погибли они от наших пуль или от пуль нападающих. Поразмыслив немного, я, чтобы не допустить преследования моих людей и их семей, решил действовать по обстановке. Мы спрятали тела в руднике, а потом завалили вход обломками, камнями и землей. Никаких штукатурно-строительных работ мы не производили, так что по этому вопросу ничего не могу заявить. После заделки проема мы поклялись хранить все в тайне. Готов нести ответственность за происшедшее как командир части и должен заявить: раненых среди моего личного состава не было, — несколько незначительных царапин, ведь мы передвигались по пересеченной местности ползком. Я приказал прочесать местность на предмет обнаружения нападающих, но не было никаких следов — даже стреляных гильз. Осознаю: я не был правдив, когда написал в рапорте, что арестованные были отправлены в столицу, но, повторяю, я это сделал, чтобы оградить моих людей от возможной мести. В ту ночь погибло четырнадцать человек. Меня удивляет, что упоминается некая Еванхелина Ранкилео Санчес. На несколько часов она была задержана в штабе части в Лос-Рискосе, но была отпущена на свободу, как об этом свидетельствует запись в дежурном журнале. Это все, что я могу сказать, сеньор судья…
