— Некий мистер Гудфеллоу хочет с вами поговорить, уверяет, что по очень важному делу. Он настаивает.
Филипп выпрямился, нахмурил брови.
— Я отвечу. Соедините, пожалуйста.
В телефоне щелкнуло, Джонни Гудфеллоу заговорил торопливо, отрывисто, сбиваясь с английского на французский.
— Hello, Johnny. How are you?[31]
— Fine, fine[32]. Нас обнаружили, Филипп.
— В каком смысле «обнаружили?»
— За мной следили, я уверен… Посадили мне на хвост сыщика.
— Уверен?
— Я проверил… Это частный детектив. Я в свою очередь проследил за ним. Не очень профессионально, как любитель. Узнал его имя, адрес агентства в Париже, осталось только выяснить все до конца… что будем делать?
— Whit and see! — сказал Филипп. — Just give me his name and the number where I can reach him and I’ll take care of him…[33]
— Мы продолжаем или завязываем? — спросил Джонни Гудфеллоу.
— Конечно, продолжаем, Джонни.
Трубка молчала, и Филипп повторил:
— Ну конечно, продолжаем. О’кей? Остальным я сам займусь… В следующий понедельник в «Руасси», как договаривались.
— О’кей.
В трубке щелкнуло, Филипп повесил трубку. Значит, за ним следят. Кому выгодно его выслеживать? Ни он, ни Гудфеллоу никому не делали ничего плохого. Личное дело. На все сто процентов. Может, какой-то клиент хочет влезть в его жизнь, чтобы потом заставить плясать под свою дудку? Вполне вероятно. Агентство вело несколько очень серьезных дел. Иногда от его решения зависели судьбы сотен служащих. Он посмотрел на клочок бумаги, где записал имя детектива и телефон его агентства и решил позвонить попозже. Страшно почему-то не было.
Он вновь принялся читать дело и попытался сосредоточиться. Не получилось. Ему часто хотелось все бросить. В сорок восемь лет он многого достиг. Заработал большие деньги, обеспечил себя и семью на долгие годы, он сможет прокормить много поколений маленьких Дюпенчиков. Ему все чаще хотелось бросить практику и остаться при конторе консультантом. Уйти на пенсию, заняться тем, что ему нравилось. Например, сыном. Александр рос и становился чужим. «Привет, пап. Как жизнь, пап?» И исчезал у себя в комнате — расхлябанный, тощий, вечно в наушниках. Если Филипп пытался завести с ним беседу, сын его просто не слышал. И невозможно было на него за это обижаться. Ведь возвращался Филипп домой, как правило, с папками под мышкой. Быстро ужинал, запирался в кабинете и работал до ночи, выходил оттуда, когда сын уже спал. Это в те вечера, когда они с Ирис никуда не уходили. «Не хочу упустить сына», — проговорил он вслух, глядя на свои носки «Лабональ» изумительного качества. Их купила Ирис. Она покупает носки дюжинами: голубые, серые, черные. Длинные. Плотно облегают щиколотку. Не растягиваются после стирки. Давеча его посетила отличная идея: надо написать сыну длинное письмо. Все, что он не может высказать вслух, он выплеснет на бумагу. Нехорошо, что мальчик видит вокруг одних женщин. Мать, Кармен, Бабетта, кузины Гортензия и Зоэ… Он окружен женщинами! Ему скоро одиннадцать лет, надо вытаскивать его из этого гинекея. Надо вместе ходить на футбол, на регби, в музей. «Я ни разу не водил его в Лувр! О таких вещах не мать должна думать, а я. Напишу ему в письме, как люблю его и как злюсь на себя, что вечно нет времени с ним позаниматься, расскажу ему о своем детстве, каким я был в его возрасте, о девочках и игре в стеклянные шарики, в мое время еще играли в шарики, а во что играет он? Я ведь этого даже не знаю».
Недавно Филипп купил ноутбук и решил научиться печатать слепым методом. Он даже нанял машинистку, она показала ему основы, а дальше он уже разобрался сам. Ему всегда хотелось все делать как следует, наилучшим образом. «Письмо сыну»! Это будет хорошее письмо. Он вложит в него всю любовь, он попросит прощения так, как ни один отец никогда не просил у сына. Он предложит ему начать все сначала, с нуля. Филипп взъерошил волосы, нарушив безупречный пробор. Улыбнулся, подумав об Александре. Вновь придвинул к себе папку с делом. Прежде всего клиенту нужно найти деньги. Продать часть акций служащим, чтобы они были заинтересованы в развитии предприятия. Как он начнет свое письмо? Алекс? Александр? Сынок? Можно спросить у Жозефины. Он любил с ней разговаривать, любил ее чувствительную, нежную натуру. И у нее всегда отлично работает голова, рождая прекрасные идеи. Она просто чудо, хотя сама об этом не догадывается. Такая скромная. Стоит тихо, как мышка, на пороге кабинета, боится побеспокоить. «Думаю, пора бы уже закрывать лавочку, — обронил он как-то в разговоре с ней, — надоело, работа все тяжелее, коллеги утомляют». Она возразила: «Но ведь ваша контора одна из лучших в Париже!» «Хорошие-то мы хорошие, но сохнем на корню, и в человеческом плане работа уже никого не интересует. Знаешь, о чем я мечтаю, Жозефина?» Она мотнула головой: нет, не знаю. «Я хочу стать консультантом. Иногда приезжать, высказывать свое мнение, но иметь время на собственную жизнь». «И что ты тогда станешь делать?» — спросила она. Филипп посмотрел на нее и сказал: «Хороший вопрос! Нужно мне начать с нуля, найти что-то новое, неизведанное». Она улыбнулась и сказала: «Смешно, что ты говоришь „начать с нуля“, зарабатывая столько нулей!»
Он заговорил с ней об Александре, и она подтвердила: да, он стал нервным и беспокойным, ты нужен ему, тебе необходимо проводить с ним больше времени. Ты вроде бы дома, а с другой стороны, тебя вроде и нет… Люди считают, что важно количество времени, которое ты уделяешь ребенку, но качество здесь тоже важно. Иногда можно провести с ним весь день, и только вечером, в машине, по дороге домой, он раскроется, поведает тебе свой секрет или расскажет о том, что его пугает и тревожит. И ты понимаешь, что именно этого ждал весь день, который счел было потерянным, а оказалось — вовсе нет. Она покраснела и добавила: не знаю, ясно ли я выразилась. Она тогда ушла, чуть ссутулясь, забрав три новых контракта на перевод. И выглядела усталой. Надо повысить ей ставку.
Он окликнул ее и спросил: «Тебе не нужна помощь, Жози? Ты уверена, что справишься?» Она ответила: да, да, не волнуйся. Помолчала и добавила:
— Ирис знает, что я на тебя работаю…
— Откуда она узнала?
— От мэтра Вибер… Они случайно встретились в кафе. Ее немного задело, что ты от нее это скрыл, может быть, тебе стоит…
— Ладно, обещаю, поговорю с ней. Не люблю смешивать семью и работу. Ты права. Я поступил как идиот. Тем более что это не какой-то там жуткий секрет, да? Из нас с тобой получились неважные конспираторы! Врать не умеем…
Она ужасно смутилась от его последнего замечания.
— Не красней ты так, Жози! Поговорю с ней, я же сказал! Это точно придется сделать, если я собираюсь начать с нуля.
Он расхохотался. Она смущенно поглядела на него и пятясь, вышла из кабинета.
«Вот смешная девчонка, — подумал он. — И до чего не похожа на сестру! Словно ее подменили в детстве, и супруги Плиссонье принесли домой чужую девочку. Не удивлюсь, если это неожиданно вскроется. Представляю, какую физиономию состроит Анриетта, если узнает! С нее небось даже шляпа ее вечная слетит!»
В кабинет без стука вошла Каролина Вибер.
— Ну что, придумал стратегию по тому делу, что я тебе принесла?
— Нет, что-то я замечтался. Совершенно не хочется работать. Пожалуй, приглашу сына пообедать!
Каролина Вибер, раскрыв рот, глядела на него, а он быстро набрал Александру на мобильный, и вот уже из трубки неслись радостные вопли мальчика: пойти с папой в любимый ресторан! Филипп Дюпен поставил телефон на громкую связь, и крики ликования разнеслись по кабинету.
— А потом, сынок, пойдем в кино на тот фильм, который ты выберешь.
— Нет, — закричал Александр, — мы пойдем в парк и будем там стрелять по мишеням!
— В такую погоду? Мы утонем в грязи!
— Да, папа, да! Будем стрелять, и если я попаду в цель, ты меня похвалишь!
— Ладно. Тебе решать.
— Йес! Йес!
Мэтр Вибер покрутила пальцем у виска, демонстрируя Филиппу, что она о нем думает.
— Французские носочки подождут… Все, побежал, у меня встреча с сыном.
…Сначала — гулкий звук шагов в вестибюле. Стены, выложенные бледно-желтой плиткой с голубой каемочкой, зеркало в человеческий рост, почтовый ящик, на котором еще сохранилась табличка «Мсье и мадам Антуан Кортес», Жозефина ее не сняла. Запах в лифте. Запах сигаретного дыма, пыли и аммиака. Затем — шум шагов в коридоре перед дверью. У него не было ключей. Он приготовился постучать, вспомнив, что звонок вроде бы не работал, когда он ушел. Может быть, она его починила. Решил позвонить, чтоб проверить, но тут Жозефина открыла дверь.
Они стояли лицом к лицу. Почти год! — говорили их взгляды, пока они пристально вглядывались в лица друг друга. Всего год назад мы были идеальной парой. Женаты, двое детей. Что же произошло, почему все так быстро взлетело на воздух? Немой вопрос, удивление — у обоих. «Как же все изменилось за этот год», — думала Жозефина, глядя на сморщенную пергаментную кожу под глазами у Антуана, на испещренную красными прожилками, на птичьи лапки морщин. Он пьет, это видно, лицо опухло, покраснело… «А ничего не изменилось, — подумал Антуан, подавив желание погладить белокурые пряди, обрамляющие лицо Жозефины, — только она стала как-то тоньше и жестче. Ты красавица, дорогая», — едва не сказал он. «Ты неважно выглядишь, дружок», — едва не вырвалось у нее.
