Клэр вздохнула под грузом своих размышлений. Их несовместимость — предельно несхожие представления о жизни и системы ценностей — стала ей вдруг ошеломляюще ясна. А Майкл разве этого не видит? А если видит, то почему не беспокоится? Или он предпочитает игнорировать разницу между ними? Может, на отдыхе им удастся об этом поговорить. Впрочем, отдых уже начался и пока, по всем признакам, не предвещал ничего хорошего.
— Неплохо бы подчеркнуть, что речь идет о самом быстро развивающемся направлении нашего бизнеса, обладающем наибольшей доходностью, — сказал Майкл в трубку. Напор и досада в его голосе были едва слышны. Он всегда говорил одинаково — мягко, сладкозвучно, доверительно, — заказывал ли еду в ресторане или (как сейчас) устраивал разнос подчиненному. — Ну а это относится к категории чрезвычайных расходов. Никто не пытается скрыть тот факт, что чрезвычайных расходов, скорее всего, не удастся избежать…
Патрик встал и направился к кофейному автомату. Клэр проводила его взглядом.
— «Синергетика» — отличное слово, да. Ничего не имею против. Только одно замечание: мы с кристальной четкостью даем понять, что речь идет не о сокращении расходов, но о развитии. — Майкл потер рукой лоб. — Скажите, Тони действительно в курсе дела? А то у меня такое чувство, что я пишу этот текст за него.
Клэр подошла к Патрику, протянула ему пустую чашку.
— Не обязательно идти к автомату, — заметила она. — Официантка бы нас обслужила.
— Так быстрее, — коротко ответил Патрик. Стараясь изгнать нервозность из голоса, Клэр спросила:
— Что ты думаешь о Майкле?
— Он такой, каким я его представлял.
— То есть?
Патрик налил ей кофе.
— Ты его хорошо знаешь, мам? Никогда бы не подумал, что такой тип способен тебя заинтересовать.
Клэр сделала глоток. Кофе был обжигающе горячим.
— Ты еще не знаешь, каким замечательным он бывает. Сейчас у него срочное дело. — По пути обратно Клэр добавила: — Ты судишь о людях по одежке, Патрик. Это неправильно. Неважно, кем человек работает. Важны лишь его личные качества.
Патрик не ответил, да и самой Клэр показалось, что она пытается убедить себя в том, во что трудно поверить.
Патрик сел рядом с Ровеной, подлил ей вина. Покончив с «Вэнити Фэр», девушка переключилась на «Путешествия с „Конде Наст“». Вытянув шею, Патрик заглянул в статью, которую она читала, проиллюстрированную яркой цветной фотографией с изображением пасторальной идиллии где-то во Франции; в центре снимка возвышалась огромная крепость.
— Супер, — обронил Патрик. — Кто там живет?
— Это монастырь, — объяснила Ровена. — В Нормандии. Там можно останавливаться. Монахи всех принимают. Это часть их философии: приютить любого, кто в этом нуждается.
— Ни фига себе. Получается, они теперь впаривают послушничество в качестве отпускного развлечения для истерзанных менеджеров? Капитализм реально всех победил.
— Не вижу причин для выпячивания этого обстоятельства, — продолжал Майкл телефонную беседу. — Мне известны различные оценки — от девяти до двадцати четырех. Алан считает, что двадцать четыре более вероятная цифра. И я склонен с ним согласиться.
— Наш рейс объявили, — сообщил Патрик, взглянув на табло.
— …В условиях рынка мы не можем полагаться на внезапные скачки. Это азбучная истина. Напишите «глобальная неопределенность». На данный момент это ключевое понятие.
— Неужто мы летим первым классом? — Ровена сунула журнал в сумку. — С ума сойти!
— Так мы идем? — спросил Патрик, вставая. Он принялся набирать бесплатные газеты, сметая с ближайшего столика «Тайме», «Индепендент» и «Гардиан». На первой полосе свежей «Гардиан» Клэр увидела знакомое лицо. Надпись под снимком гласила: «Пол Тракаллей: Серьезные сомнения насчет войны в Ираке».
— Мне не кажется, что в этой ситуации выигрывает кто-то один? — не останавливался Майкл. Клэр попыталась поймать его взгляд. Он посмотрел на нее и поднял палец: мол, погоди минутку. — Наша цель — восстановить прибыльность. Неужели эту простую мысль так трудно донести до потребителя? — Лишь теперь он в раздражении повысил голос.
— Идите вперед, — сказала Клэр сыну. — Встретимся на посадке. — Она проводила их до выхода из зала, заверив Патрика на пороге: — Не волнуйся, он не будет таким всю неделю.
— Откуда ты знаешь?
— Я ему не позволю.
Патрик улыбнулся, обрадовавшись, что в матери снова проснулся боевой дух. Иногда ему казалось, что воинственность — лучшее, что в ней есть, но в последние годы, с тех пор как она вернулась в Британию, Клэр редко проявляла это качество.
— Действительно не позволит, — сказал он Ровене, когда они шагали по коридору. — Сейчас она ему прочистит мозги.
— А чем Майкл занимается? — спросила Ровена. — Я ни слова не поняла из того, что он говорил по телефону.
— Точно не знаю, что это за фирма, которой он сейчас заправляет. Называется она «Мениск». Что-то связанное с пластиками. — Внезапно встревожившись, Патрик рылся в карманах, пока его пальцы не нащупали паспорт. — Похоже, они сочиняют пресс-релиз. Я слыхал, как он говорил о консолидации и рационализации. На менеджерском жаргоне это означает закрытие заводов и пособие по безработице для уволенных. Короче, они ищут, как бы помягче изложить свои намерения для публикации в газетах.
* * *
Майкл по-прежнему говорил по телефону, сопровождая разговор все более лихорадочными поисками бумаг в кейсе, а иногда и молниеносными подсчетами на карманном компьютере; Клэр же одним глазом следила за табло (возвестившим, что посадка на рейс закончилась пять минут назад), а другим за Майклом, мысленно репетируя, что она ему скажет.
Это смешно, так она начнет. Как мы сможем получше узнать друг друга, как наладим по-настоящему близкие отношения, если даже в отпуске ты не прекращаешь работать, если у тебя даже не находится четверти часа, чтобы поговорить с моим сыном, с которым ты только что познакомился? И она предложит ему сделку: если он хочет и впредь с ней видеться, после окончания отпуска, он не проведет всю неделю на телефоне, не запрется в кабинете на ближайшие семь дней, отправляя факсы и ковыряясь в финансовых отчетах, пока остальные ныряют с аквалангом. Она предъявит ему ультиматум, будучи уверенной, что только такой язык он и понимает. И будучи уверенной также — иррационально, надо признать: уверенность эта подкреплялась лишь инстинктом, обычно не подводившим Клэр, — что Майкл не рассердится и не испугается ее слов. Их связывало искреннее чувство (в этом Клэр не сомневалась), которое он ценил, хотя и не умел распознать во всех деталях.
— И как все прошло? — спросил Патрик несколько минут спустя, когда она появилась на досмотре без Майкла.
— Мне не удалось даже рта раскрыть. Он вернулся в офис. Сказал, что ближайшие несколько дней решают все и он не может ни на кого положиться в столь ответственный момент. Приедет к нам в четверг.
— Сколько же он всего обещает, — хмыкнул Патрик. — Впрочем, к тому времени нас с Ровеной там уже не будет. (Они ехали не на всю неделю, но только на три дня.) — Он обнял Клэр: — Мам, не расстраивайся.
Она тоже обняла его и с некоторым усилием улыбнулась:
— Что ж, с'est la vie. Ладно, будем отдыхать, развлекаться и валяться на карибском солнышке. Уж оно-то подрумянит наши бледные лица.
Решив, что он хочет написать не статью, но целую книгу о британских крайне правых и о том, как выросла их популярность во время второго срока Блэра, Филип пятнадцать месяцев собирал материал. Затем, сентябрьским утром 2002 года, он сел за работу, и три дня спустя — потрудившись над первой главой, написав 243 слова и сыграв 168 раз в компьютерную игру «Свободная ячейка» — Филип смирился с печальным фактом: ему это не по зубам. За двадцать лет он не сочинил ничего длиннее 2000 слов; никогда не мудрствовал над замыслом — содержание любой его заметки можно было изложить литературному редактору за пару секунд. Пусть колонка «В городе с Филипом Чейзом» и превратилась в набивший оскомину формат, из которого он жаждал вырваться, но, увы, на что-либо иное он оказался не способен. Человек должен действовать в пределах своих возможностей, заключил Филип.
Забросив книгу, он месяца два не заглядывал в записи, накопившиеся в подготовительный период. Пока в начале ноября не получил письмо от Бенжамена. Письмо побудило перевести компьютер в рабочий режим и вновь открыть папку, озаглавленную «Книга о БНП».
И какую же неразбериху он там обнаружил! С какой стати, спрашивается, он надеялся соорудить нечто внятное из столь беспорядочного набора газетных цитат, фотографий и расшифровок интервью? Папка была поделена на три раздела: «Неолиберализм», «Фундаментализм» и «Национализм». Филип припомнил, что в своем опусе намеревался увязать эти три явления в единое целое, а затем аргументированно доказать, что все они проистекают из одного и того же источника: поборниками любого из трех направлений движет изначальный примитивный импульс создать самодостаточный мир, изолированный от всех тех, чьи взгляды или образ жизни вызывают неловкость и тревогу.
