Маривонна молчала. Она была огорчена, что ее хлопоты не увенчались успехом. Ей показалось, что у Поля, напротив, было приподнятое настроение. После непредвиденного осмотра врача он вышел из клиники в самом хорошем расположении духа.
— Мне кажется, что я нашел решение.
Она попросила, чтобы он пояснил..
— Эта мысль пришла мне в голову совершенно неожиданно в тот момент, когда ты по ошибке встала, чтобы раздеться. Я вспомнил, что однажды в Тарде вызывал к Изабель местного врача и моего друга Вермона. Он именно тот человек, который нам нужен. Вот к кому нам надо было обращаться с самого начала. Все пути ведут в Тарде. Только в такой глуши можно найти помощь. Сегодня же вечером я позвоню Вермону и постараюсь договориться с ним. Я уже знаю, что он согласится.
Поль не скрывал своей радости. Пусть окольными путями, но он добился своей заветной цели: Изабель приедет в Тарде.
— А Соня? — возразила Маривонна, — что скажет она?
— Она согласится. У нее нет иного выбора.
— Ты собираешься тотчас ехать?
— Конечно. Скорее всего, послезавтра.
— Прекрасно, — произнесла без всякого энтузиазма Маривонна. — Как мы раньше не подумали об этом?
В действительности она думала, и не один раз, но гнала эти мысли подальше от себя. Если она останется в Париже, то Тарде навсегда разлучит их.
— А как же я? — спросила она.
— Ты будешь ждать меня, — заявил Поль небрежным тоном.
«У нас уже не будет никогда так, как было, — подумала она. — Как же так? Я отдала ему все, что имела. Неужели он не понимает, что я сожгла за собой все мосты и не могу вернуться домой? Это для меня так же унизительно, как получить пощечину».
Соня продолжала спорить с ним, но уже из простого упрямства. Сидя в столовой напротив Поля, она продолжала ныть и жаловаться на свою судьбу. Впрочем, он и не ждал ничего другого от нее.
— Ты решил отыграться на мне.
— Какая глупость! Уж не думаешь ли ты, что эта история доставляет мне удовольствие?
— Если бы ты согласился, чтобы я погостила у тебя какое-то время, пока Изабель не пришла бы в норму после операции? Но увы! Ты запрещаешь мне ухаживать за дочерью в тот момент, когда она более всего нуждается в материнской заботе.
В десятый раз он повторил, что ее вмешательство может только загубить все дело.
— Ты же знаешь этих врачей. Как огня они боятся таких вот чересчур заботливых мамаш. И я вполне понимаю их.
— Как ты считаешь, надо ли брать мои вязаные жакеты? — прервала их разговор Изабель. Она не сомневалась, что Соня согласится на все условия, и потому спокойно укладывала в чемодан свои вещи.
— Дорогая, возьми то, что считаешь нужным, или спроси лучше своего отца. Мое мнение уже никого не интересует.
Изабель лишь пожала плечами и вернулась к своему чемодану. Она не скрывала радости, что уезжает. В последнее время парижская жизнь не была ей по душе. Она не задумывалась о конечной цели своей поездки. И потому собирала чемодан в таком приподнятом настроении, словно впереди ее ожидали веселые каникулы.
— Ты совсем недолго будешь ожидать Изабель. Она вернется всего через несколько дней.
— Каковы отныне мои материнские права, если я покрываю незаконное дело? Ты требуешь, чтобы я дала письменное согласие. Как знать? Вдруг ты захочешь воспользоваться этим документом для того, чтобы отнять у меня Изабель?
В сердцах Поль стукнул ладонью по столу:
— Почему ты всегда приписываешь другим самые низкие побуждения? И хотя я немало крови попортил тебе, все же никогда бы не пошел на такую подлость. И твое письменное согласие мне вовсе не нужно. Оно нужно врачу. Что тут такого? По моей просьбе человек идет на нарушение закона, а ты юридически представляешь интересы Изабель.
В действительности требование Вермона было ему на руку. Он всегда опасался неожиданностей со стороны своей бывшей жены. И теперь он думал вернуть ей компрометирующий документ, чтобы она его разорвала на клочки. И в то же время он мог воспользоваться случаем. Будучи соучастницей незаконной сделки, она частично утрачивает моральные права на Изабель. Полагая, что одержит наконец над Соней полную победу, он уже с надеждой заглядывал в будущее.
— Что я должна написать? — неожиданно спросила Соня.
Вынув из кармана блокнот и ручку, Поль принялся диктовать текст, из которого следовало, что они дают согласие на проведение операции.
— Вот и хорошо. Ну, не вешай носа! Все будет в самом лучшем виде.
— Когда вы уезжаете?
— Если сможем, то завтра.
Он забронировал места в агентстве по продаже железнодорожных билетов. Затем вернулся в гостиницу, чтобы к приходу Маривонны обзвонить всех своих парижских друзей.
— Ты купил билеты?
— На завтрашний вечер.
— Тогда мне тоже надо собрать вещи.
— К чему торопиться? У тебя впереди еще целый день.
— Сегодня мне надо ужинать дома.
Он взглянул на нее с удивлением.
— Нет, так не пойдет. Предупреди своих родителей, что увидишься с ними завтра. Днем позже, днем раньше, какая разница?
Вечером Поль делился с ней своими планами на будущее.
— Ты приедешь сразу же, как только мы покончим с этим делом. И мы проведем вместе Рождество, как планировали еще осенью. Странно, но мне кажется, что я давным-давно приехал в Париж и живу с тобой долгие годы.
Вытянувшись на кровати, он смотрел, как Маривонна ватным тампоном, смоченным в жидком креме, очищает от косметики свое лицо. Оно не выражало никаких эмоций, а гладкая кожа лишь подчеркивала глубину глаз.
В ту ночь Полю не спалось. Он долго с боку на бок ворочался в постели.
Мысли о предстоящем отъезде не давали ему покоя. Он старался подстроиться под дыхание спавшей рядом с ним Маривонны. Но все усилия были напрасны. Сон не шел к нему. Поля смущала царившая в комнате тишина. Он придвинулся поближе к Маривонне, чтобы услышать ее дыхание. Перед его мысленным взором прошли вереницей женщины, засыпавшие когда-то в его постели. Все они были нужны ему лишь для того, чтобы убежать от самого себя. Он уже давно смотрел на себя в зеркало лишь для того, чтобы не оскорблять своим видом нравственные чувства прохожих на улице. Поль отводил от зеркала взгляд, поскольку не хотел видеть своих потухших глаз, не удивлявшихся ничему в этом мире. Не было никакого сравнения с огромными на пол-лица глазами Маривонны. На кого из его бывших подружек больше всего походила она? Он мог бы назвать сразу несколько имен. Все эти женщины были для него на одно лицо. Он представлял себя заводчиком по выращиванию единственной породы собак. «Ну чем я не настоящий ловелас? — размышлял он. — Я мог легко терять других, и вот теперь среди ночи я могу с грустью отметить, что потерял самого себя». «Мы живем вместе уже долгие годы», — сказал он Маривонне. Настала пора подводить итоги. Они казались ему удручающими. И только спавшая рядом Маривонна была живым воплощением его безвозвратно утраченной молодости.
У него началась мигрень. Почувствовав легкое сердцебиение, он окинул мысленным взором все свое усталое тело с головы до пят. Как было бы здорово поменять себя сегодняшнего на себя вчерашнего! Тогда появилась бы и бодрость, исчезла бы сковывавшая движения свинцовая усталость, в душе воцарился бы покой, и долгожданный сон сморил бы его, как Маривонну.
Его мысли вновь обратились к Изабель. Он вдруг понял, что искал в ней то, чего невозможно найти: себя вчерашнего. Не побитого жизнью разочарованного писателя, а резвого мальчишку, продиравшегося сквозь заросли к лесной опушке, чтобы увидеть солнечный закат. Этот мальчуган был твердо уверен, что увидит эту картину еще миллион раз в своей жизни. И Изабель тоже уже перешагнула черту, поскольку достигла такого возраста, когда может произвести на свет ребенка. А это означает, что и ее счетчик уже включен. «Кто в самом деле старый, так это я, — подумал неожиданно воспрянувший духом Поль. — По крайней мере я могу окинуть взором прожитую жизнь в гостиничном номере среди ночной тишины, которую нарушат лишь шум проезжающих редких в этот час автомобилей».
Маривонна уже завтра вернется в свою девичью постель. Он перевернулся на другой бок, разбудив спящую Маривонну.
— Ты не спишь? — спросила она.
Ее голос был чертовски юным.
Утро выдалось необычайно ясным. Небо было подернуто розоватой дымкой, что свидетельствовало о холодной погоде. Гостиничный номер казался теплым гнездышком. Маривонна ходила по комнате от шкафа к чемодану. Прежде чем сложить вещи, она приглаживала их ребром ладони. Поль уже полностью собрался и чистил щеткой свой пиджак. Он небрежно бросил на стул пальто и шарф. Впереди у него был целый длинный день, когда ему придется как неприкаянному бродить по Парижу. Гостиничный номер надо освободить до обеда, а поезд отходил лишь поздно вечером. Он знал, что будет коротать время в бесчисленных кафе за чашкой чая или кофе, кружкой пива или стаканчиком вина, от чего, как правило, у него начинало бродить в желудке. Поль не принадлежал к числу людей, которые скрашивают ожидание в зале кинотеатра. Напротив, он считал, что ожидание для того и существует, чтобы прочувствовать его в полной мере. Сложив вещи, он по привычке заглянул во все ящики и шкаф. И нашел в одном из ящиков комода клипсы-гвоздики из черного жемчуга, которые Маривонна иногда вдевала в уши.
