Так вот, интересно, были бы в таком обществе войны?
Наверное, на Земле воцарились бы мир и спокойствие, а мужчины с их умными головами, мощными плечами и неиссякаемой энергией так ”толкнули” бы прогресс, что жизнь стала бы истинной сказкой, то есть все Адамы и Евы снова вернулись бы в рай, но с правом любви и воспроизводства.
А как же с перепроизводством и перенаселением? – Спросите Вы.
Нет ничего проще: – руководящие и умные женщины, в виду занятости, не рожали бы больше одного-двух детей, в которых бы папаши души не чаяли, и поэтому всё бы прекрасно обошлось без революций и войн.
Как видите – нет проблем!
Вот, оказывается, как всё просто.
Только то и всего – передать власть женщинам, устроив цивилизованный матриархат…
Интересно только, сколько ещё тысячелетий для этого потребуется и сколько ещё жертв от всех стран и народов придётся нам женщинам возложить на кровожадный алтарь войны, прежде, чем мы настолько поумнеем, чтобы лучше не рожать детей, чем рожать для того, чтобы их убивали.
Или, в крайнем случае, рожать в таком количестве, чтобы каждый вновь рождённый был как алмаз, такой же ценностью для общества, как для матери, потому что рождение детей это не тупое размножение, а Великое Чудо, Великий Подвиг, не оцененные пока по достоинству.
Я не феминистка. Я обожаю мужчин! Но не у власти. Пусть используют свои замечательные бойцовские качества в спорте, в творчестве, в науке.
Как талантливы, они бывают, когда их энергию удаётся направить на мирные цели!
Увы, нам женщинам во многом далеко до них!
Но… править мы могли бы лучше. Вне сомнений!
Кстати, указанный выше, новорожденный, вырос исключительно миролюбивым экземпляром, умеющим решать все конфликты с помощью юмора, хотя не обделён силой и здоровьем.
Таким образом, успешно пройдя заветный рубеж материнства, я появилась на пороге роддома с драгоценным свёртком и сияющей улыбкой.
Мы назвали его Эрикам и думали, что жизнь будет похожа на ту прекрасную и светлую мечту, которую мы себе рисовали.
Но безжалостная дама-действительность без церемоний, в очередной раз ”подрезала нам крылья”.
Во-первых, мальчишка орал больше чем положено. Я, как наседка, сидела над ним и не знала что делать, умирая от страха, что с ним что-нибудь может случиться.
И таки случилось. Домики в районе камвольного комбината, среди которых мы по воле судьбы и квартирных хозяев перемещались, носили общее название – ”частный сектор” и принципиально отличались от районов вил, в цивилизованных странах, где обычно живут наиболее обеспеченные слои общества, озабоченные красотой своих газонов и цветочных клумб.
Наш ”частный сектор” отличался наличием мух, приусадебных туалетов, цепных собак, «гулящих» кур, а нередко и хрюкающих поросят.
Водопровода, конечно, не было, холодную воду мы носили из колонки (за квартал), о горячей упоминать, по-моему, вообще неуместно.
Мне запомнилось, как в ближайшую неделю после родов надо было стирать пеленки (многоразового пользования), а Виталий нашёл какой-то повод, чтобы поссориться и я, кормящая мама, сидела в сумерках на холодной веранде, стирала в холодной воде пеленки и от обиды лила горячие слёзы.
Я бы сказала, что в нашей семейной жизни это было началом худшего или концом лучшего, потому что такие запоминающиеся обиды незаметно накапливаются, чтобы постепенно подточить, а затем разрушить ”храм любви”.
У хозяйки, а тем более у нас, не было холодильника, поэтому мы покупали в магазине кусок искусственного льда и, отлучаясь из дома, я оставляла, сцеженное в бутылочку, молоко на этом льду.
Надо ли удивляться, что наш мальчик, не успев окрепнуть, стал жертвой антисанитарного быта ”частного сектора”, квартирантами которого являлись его незадачливые родители.
Бедный ребёнок! В недельном возрасте он познал истину, что родителей не выбирают и что на тот период его постиг не самый лучший выбор.
Он заболел диареей. Видимо какая-то здоровенная зелёная навозная муха на пути между приусадебным туалетом и помойной ямой, присела отдохнуть на, спящем в коляске младенце, и оставила на нём содержимое своих грязных лап.
Заболевание заключалось в том, что у мальчика были понос и рвота, которые практически не прекращались.
Нас – меня и его, положили в инфекционную больницу, и началась, в буквальном смысле, борьба за его жизнь. Снова!
Ему делали уколы в вены головки, а я стояла за дверью операционной, лила слёзы, и мне казалось, что это из меня выкачивают всю кровь.
Уколы не помогали, и ничего не помогало. Он совершенно ослабел и почти не плакал, беспомощно лежал, а из попки струйкой лилась жидкость…
Я сидела, склонившись над ним, и также беспомощно и безнадёжно плакала.
И тогда медсестра сказала мне: – Женщина, не убивайтесь так. Вы же видите, что он едва ли будет жить, а вы ещё такая молодая, у вас будут ещё дети.
Мой плачь перешёл из тихого в громкий, а я тупо повторяла: – я не хочу других детей, я хочу этого!
У него была неукротимая рвота. Я сидела и капала ему в ротик жидкость в надежде, что хоть что-то задержится, но через какое-то время всё это фонтаном удалялось.
Моему отчаянию не было предела. Я готова была отдать всё и себя в придачу, только бы он жил. Я даже не представляла себе ни на одну минуту, что он может умереть.
И, как ни странно, он выжил!
Но не сразу. Ему стало немного лучше и нас, на выходные выписали домой.
Нам так хотелось счастья!
А счастье нам тогда виделось только в виде здорового ребёнка.
Мы уложили его в коляску и поехали в лесок, который был недалеко от ”нашего дома”. В лесу была такая благодать (начало июня) буйная зелень, пение птиц, солнце, тишина. Не верилось, что при такой то красоте может случиться чёрная беда.
Я кормила его и верила, что всё будет хорошо, но неумолимо наступала рвота и разрушала все надежды.
После выходных Виталий обратился к всемогущей директрисе камвольного комбината, где он работал, которая распорядилась поместить нас в инфекционную больницу и позаботиться о нашем ребёнке.
Всё приняло другой оборот. Ему провели полноценное обследование и определили, что у него сальмонеллез, сделали посев и определили к чему чувствительны лично его персональные сальмонеллы, после чего провели целенаправленное лечение и наш Эрик родился во второй раз, чтобы жить долгую, долгую жизнь!
Но на этом наши испытания не кончились.
Когда мы вернулись домой из больницы и начались обычные будни, когда в доме маленький ребёнок, нам снова предложили искать другую квартиру…
Наша хозяйка – жертва мигрени, почти не снимала полотенца с головы и страдальческое выражение, казалось, навечно поселилось на её лице.
Через неделю она взмолилась, чтобы мы куда-нибудь убрались вместе с нашим наследником. Она заверила нас, что всё понимает и сочувствует нам, но её мигрень..!
Виталий вновь двинулся в поисках квартиры штурмовать калитки и беспокоить дворовых собак. Но теперь я уже не могла сопровождать его, ему самому приходилось докладывать о наличии не только жены, но ещё и ребёнка.
Однако вскоре ему повезло и он ” кое-что” нашёл. это ”кое-что” было длинное, как коридор, но разделённое пополам и поэтому претендовало называться не только комнатой, но должно было проходить по двухкомнатному разряду, если можно так выразиться, это был двухкомнатный коридор. этот статус нам подходил как нельзя более, потому что мне надо было продолжать учёбу в институте и моя безотказная мамочка согласилась жить с нами, чтобы бесплатно и безропотно служить няней, кухаркой, прачкой и ”девочкой” для прогулок с малышом.
Итак, теперь наша семья выросла до 4-х человек.
В связи с количественным изменением не замедлили появиться и качественные изменения.
Казалось бы, они должны были быть абсолютно в сторону улучшения.
Но нет! Надо знать мужчин. У них всегда действует закон: чем лучше – тем хуже!
Мне ещё никогда в жизни не пришлось сожалеть о том что я недостаточно добра, порядочна или тактична, но ровно столько раз, сколько я влюблялась, столько раз я сожалела, что я недостаточно стерва!
Виталий почувствовал себя свободным, (в доме две женщины) уверенным и выросшим в собственных глазах, а значит наглым.
Я же наоборот стала более уступчивой и покладистой, желая избавить маму от возможных семейных сцен.
Всё свободное время мой любимый употреблял на то, чтобы писать жалобы для получения квартиры. Постепенно его, увы, увлёк сам процесс, т.е. ”литературный жанр”, направленный на получение желаемого путём нескончаемого потока жалоб и требований.
Со временем у него накопился целый мешок копий с этой ”литературы”.
Но после того, как директриса камвольного комбината помогла нам спасти ребёнка, он прекратил писать на неё жалобы и переключился на новый жанр в таком же бюрократически-железобетонном стиле и засыпал комбинат потоком рационализаторских предложений, а комитет по делам изобретений СССР – заявками на изобретения. Самое и интересное, что директриса, оценив его по достоинству, не столько как жалобщика, но главным образом как талантливого изобретателя и инженера, в ближайшее время предоставила нам вожделенную квартиру – самую большую мечту нашей тогдашней жизни.