Дядя, слегка смутившись этого искреннего взгляда, перевёл глаза на тётушку.
Они молча переглянулись.
– Мне надо видеть её, – повторил Роман, резко вставая из-за стола и подходя к распахнутым створкам террасы.
– Ромушка, мы уже решили, – робко произнесла тётушка. – Ближе к вечеру, когда жара спадёт, мы все поедем к Адаму Ильичу.
– Ближе к вечеру? – спросил Рома, поворачиваясь к ней.
– Да. Ближе к вечеру. Сейчас я должна отправиться к Надежде Георгиевне. Мы собирались варить варенье. А ближе к вечеру поедем к Адаму Ильичу и Танечке, угостим их свежим вареньем.
– Как? Ближе к вечеру?! – воскликнул Роман. – Мне не нужно ближе к вечеру, мне надо теперь! Теперь! – Оперевшись руками об узкий подоконник, он выпрыгнул с террасы, пробежал меж кустами сирени и оказался возле крыльца.
– Рома! Ромушка, куда ты? – донеслось с террасы.
Роман хотел было броситься бежать прочь от дома, но краем взгляда заметил фигуру Орлика, пасущегося на выгоне за садом.
– Вот кто мне нужен! – воскликнул он и через сад помчался к Орлику.
Стреноженный толстой верёвкой конь поднял голову и внимательно смотрел на приближающегося к нему Романа.
Роман, подбежав, стремительным движением расстреножил коня, продел через его зелёный от травы рот болтающиеся под подбородком удила и вмиг вскочил на гладкую, лоснящуюся на солнце спину. Конь сразу взял с места галопом и понёс Романа к невысокой изгороди.
Роман хлопнул его рукой по крупу, сжал бока ногами.
Они перелетели через прясла, старая жердь загремела от удара заднего копыта Орлика.
– Айяяяя! – пронзительно закричал Роман, и они понеслись через кусты, по полю, по дороге.
Бодрый утренний воздух, настоенный на гречихе, объял Романа, засвистел в волосах, затрепетал в складках рубашки. Дорога, рассекающая поле пополам, стелилась прямо, как стрела, лёгкий шлейф пыли дымил за мелькающими копытами Орлика.
“Вот так! Вот так! Вот так!” – билось в голове Романа в такт скачке.
Две версты, разделяющие дома Воспенниковых и Адама Ильича, пронеслись, как показалось Роману, в один миг. С замиранием сердца он сдержал коня, заметив между деревьев белые переплёты окон дома лесничего. Всхрапнув, Орлик пошёл шагом. “Боже, помоги!” – подумал Роман, выезжая из леса и неотрывно смотря на дом.
Вокруг стояла лесная тишина. Проехав мимо яблоневого сада, Роман спешился и, взяв Орлика под уздцы, подошёл к углу дома и остановился. В доме, как и вокруг, было тихо. Орлик потянулся мордой к бочке с дождевой водой. Роман отпустил его и тихо подошёл к крыльцу.
Всё те же деревянные столбики, тот же плющ, в треугольные листочки которого она прятала свои прелестные руки.
Дверь была полуоткрыта. Роман осторожно тронул её рукой. Она бесшумно отворилась, и он вошёл в тёмный коридор. Постояв, он прислушался. В доме было тихо.
В коридор выходили три двери. Правая вела на кухню, дверь напротив – наверх. Роман потянул за ручку левой двери. Она отворилась с лёгким скрипом. Роман увидел часть просторной светлой комнаты, обставленной просто и без затей.
– Кто это? – вдруг раздалось слева. Держась за ручку двери, Роман замер. Это был голос Татьяны. Послышались шорох её платья и скрип стула.
Роман шагнул через порог и оказался в комнате…
Татьяна стояла возле пришторенного окна, держа в руках пяльцы с натянутой белой материей. На материи что-то было вышито. У ног Татьяны лежал медвежонок, грызя и тиская порванный лапоть.
Застыв на месте, Роман и Татьяна смотрели друг на друга.
– Вы… – произнесла чуть слышно Татьяна.
С трудом сдерживая волнение, Роман шагнул к ней.
– Простите меня, – произнёс он и, вздрогнув, добавил: – Прошу вас… простите меня, Татьяна Александровна.
Она молча смотрела на него, лицо её, побледневшее сперва, теперь стремительно покрывалось румянцем.
– Я… мне так хотелось видеть вас. И вот я приехал, – проговорил Роман пересохшими губами.
Татьяна молча смотрела на него, не в силах проронить звука. Роман приблизился к ней и, глядя в её широко открытые глаза, произнёс порывистым шёпотом:
– Я не могу без вас.
Пяльцы с вышивкой выскользнули из её рук и упали на пол. Медвежонок заворчал и стал обнюхивать их. Роман приблизился к Татьяне и, взяв её прохладную нежную руку, жадно поднёс к своим губам. Татьяна вздрогнула и другой ладонью закрыла лицо. Прижав её пальцы к своим горячим губам, Роман словно оцепенел. Медвежонок обнюхивал белые ботинки Романа и тихо ворчал.
Татьяна отняла ладони от лица и прошептала:
– Прошу вас…
Роман поднял на неё свои горящие любовью глаза:
– Я не могу без вас. Эти дни я не находил себе места… Я… я не знаю, что со мной. Я… мне нужно видеть вас. Мне…
– Прошу вас, прошу вас… – прошептала Татьяна с дрожью в голосе.
– Татьяна Александровна! – горячим шёпотом воскликнул Роман, чувствуя, как дрожь охватывает его. – Позвольте мне видеть вас, быть с вами, не отталкивайте меня! Поверьте, я никогда, никогда не причиню вам вреда, я ни на что не рассчитываю, я недостоин вас, но позвольте мне хотя бы видеть вас, прошу вас, заклинаю вас!
Он сжал её руку в своих руках. Прелестное лицо Татьяны пылало. Она опустила глаза, не в силах выдержать неистового взгляда Романа.
Медвежонок ворчал и ползал у их ног.
– Сейчас придёт отец, – прошептала она. – Я не хочу, чтоб он нас застал.
– Вы боитесь?
– Да. Он любит меня, он очень переживает. Он очень, очень хороший, – быстро произнесла она, словно закрываясь этими словами от Романовых глаз.
– Да, да! Он чудный, добрый, сильный! – с жаром подхватил Роман. – Он спас меня в лесу, я так хочу его видеть!
– О, прошу вас, Роман Алексеевич, прошу, – начала она, подняв глаза, но, встретившись с его взглядом, вздрогнула, словно от ожога, и замолчала, опустив ресницы.
Роман прижал её руки к своей груди.
– Татьяна Александровна, выслушайте меня. Я понимаю вас. Я прошу простить меня за то, что ворвался к вам так неожиданно, за то, что напугал вас. Но послушайте…
Он сильней прижал её руки к груди.
Почувствовав биение его сердца, она зарделась ещё сильнее и опустила лицо.
– Слышите? Так бьётся оно каждый день, каждый час, каждую минуту! Я потерял покой после нашей последней встречи, я забросил все свои занятия. Я не нахожу себе места. Мне хочется только одного – видеть вас, быть подле вас. Я умоляю вас разрешить мне это. Ведь это совсем просто… Но нет, нет! Прежде скажите мне, умоляю вас, скажите мне правду. Я знаю, кто я, знаю все недостатки моего характера, догадываюсь, что, вероятно, многим испугал вас. Так скажите мне, ради бога, скажите прямо, не противен ли я вам? Коли я вам противен – скажите прямо, не таясь и не щадя меня… я пойму это! Поверьте, после этого я буду уважать и ценить вас ещё больше и буду рад, если мы останемся добрыми знакомыми. Но тогда я уже ни в коем случае не буду надоедать вам своим присутствием, клянусь вам! Так скажите мне теперь, честно, – противен ли я вам?
Не поднимая глаз и не шелохнувшись, она прошептала:
– Вы не можете быть противны. И я… я… мне…
Она прерывисто вздохнула и произнесла, сильно волнуясь:
– Мне было грустно без вас.
Роман прижал её руки к своим губам, замер на мгновение, а потом покрыл эти руки быстрыми поцелуями.
– Роман Алексеевич… – взмолилась Татьяна, но он как безумный продолжал целовать её хрупкие руки.
Вдруг за окном послышалось ржание какой-то лошади и Орлика.
– Это отец, – прошептала Татьяна, высвобождая руки с такой нежной решительностью, что у Романа замерло сердце. Порывисто наклонившись, она взяла из лап медвежонка уже успевшие побывать в его зубах пяльцы, положила их на стол и, повернувшись к небольшому зеркалу, висящему над комодом, коснулась своих пылающих щёк ладонями и потрясённо качнула головой:
– Ах, боже мой…
Она была столь очаровательна в своём замешательстве, что Роман, оцепенев от обожания, застыл на месте.
