– Я в жизни никогда никого не прощал, – сказал Рихтер.
Эта хроника имеет два конца. В первом Рихтер понял, как обернулось дело, и ему так польстило, когда он увидел, Кто пришел просить у него прощения, что он позволил себе смягчиться:
– На этот раз ладно, так и быть, но чтоб это больше не повторилось.
И он позволил с триумфом препроводить себя в Рай.
Во втором варианте говорится, что Рихтер крепко-накрепко зажмурился, как это делают дети, когда не хотят просыпаться, и что он до сих пор так и держит глаза закрытыми для света. Ангелы тоже так и стоят перед ним на коленях. Этот конец – самый печальный, но кажется, что факты его все-таки не подтверждают, ибо вот мы здесь поем Трисвятое и ни у кого из нас нет ни малейшего ощущения, что мировая история могла закончиться поражением.
* * *
В третьей версии один, совершенно неизвестный ангел вошел в долину небытия, посреди которой в своем стеклянном гробу, меж двух ничто, возлежал Рихтер. Над ним не было теперь даже мавзолея. Некоторые из нас, кажется, хотели даже задержать этого ангела, спросить его, чего он хочет и на что рассчитывает, но от него исходило такое властное сияние, что они решили не делать этого. Когда он стал удаляться, нам показалось, что на плече он несет какой-то предмет. Предмет этот был так тяжел, что ангел шел, согнувшись в три погибели.
Естественно, мы не знаем достоверно, что же произошло, когда он подошел к гробу, но согласно хронике, описывающей именно эту версию событий, он якобы остановился, отирая крылом пот со лба, и сказал Рихтеру:
– Тюрем больше нет. Зачем тебе здесь оставаться?
Рихтер ответил:
– Тюрьмы всегда будут для тех, чье сердце – тюрьма.
Ангел и говорит:
– Ну, тогда посторонись немного в твоем сердце, которое – тюрьма, я хочу составить тебе компанию.
Рихтер колебался.
– Ведь ты же, по крайней мере, не боишься меня? – удивился ангел. – Ты – такой сильный, не боишься же ты, что смягчишься? Ну, давай, подвинься. Ох, как тут у тебя плохо пахнет…
Рихтер слегка подвинулся. Может, он решил принять вызов, может, устал от долгого одиночества.
Ангел залез в узкий гроб, вытянулся во весь рост, прижавшись к Рихтеру, и так они провели несколько часов, а может быть, несколько веков – какая разница? – ибо время почти совершенно растворилось. Наконец ангел говорит Рихтеру:
– Тесновато здесь. Ты не хочешь пройтись, чтобы размять ноги? А я посторожу местечко, сколько захочешь. Обещаю не выходить отсюда без твоего ведома.
И Рихтер согласился размяться – так он весь затек – и выйти наконец из гроба, откуда он до сих пор даже не выглядывал. Когда он увидел все величие и великолепие Божьего мира, голова у него закружилась, ибо он был создан по образу и подобию Божьему и не в его власти было это подобие уничтожить. Он позвал ангела:
– Не сиди там! Ты сам не знаешь, чего себя лишаешь.
И ангел тоже вышел наружу.
* * *
Я знаю, о чем вы меня сейчас спросите. Какая из трех версий – правда. Мне это неизвестно. Может быть, четвертая. Это тайна Господня, и мы никогда не узнаем ее.
Может быть, вы. В Последний День.
Эта книга не могла бы быть написана, если бы автор не имел возможности постоянно пользоваться «Словарем ангелов» (A Dictionary of Angels) Густава Дэвидсона, выпущенным издательством «Макмиллан».
Новелла «Ангел обетования» написана на основе древних легенд и «Письма Аристею». Хроника «Чем люди живы» является вольной интерпретацией одноименной сказки Льва Толстого. В «Несчастнейшем из ангелов» использованы идеи о. Сергия Булгакова (см., в частности, журнал «Путь», № 26,27). Речи Достоевского в новелле «Ангел милосердия» взяты из «Дневника писателя». «Последний грешник» написан на основании нескольких биографий Ленина и содержит также мотивы, позаимствованные из Книги Иова. «Ангел ищущий», в котором использовано апокрифическое Первоевангелие от Иакова, может удивить читателей, принадлежащих католической церкви, где особо почитается догмат о Непорочном Зачатии. Напомним, что догмат этот, до сих пор игнорируемый православными и лютеранами, был провозглашен римско-католической церковью только в 1854 году.
Ну и, конечно же, во всех новеллах присутствует Библия – как Ветхий, так и Новый Завет.
Дорогой читатель!
На страницах этой книги вы встретились с автором поистине замечательным, хотя его имя вам вряд ли знакомо.
Владимир Волкофф (пусть вас не смущает русская фамилия) – французский писатель, и творчество его принадлежит несомненно французской литературе, о чем, кстати, свидетельствуют и многочисленные литературные премии, которыми отмечены его произведения во Франции. О нем самом нам известно очень немного. Волкофф относится к числу деятелей культуры, предпочитающих держать в секрете свою частную жизнь. Лишь недавно, осенью 2001 года, вышел в свет сборник его очерков «Стража теней», в котором он впервые поделился с читателями своими личными воспоминаниями. Из этой удивительной, щемящей книги, посвященной памяти тех, кого писатель ежевечерне поминает в своих молитвах, мы узнаём, что Владимир Волкофф происходит из старинной русской дворянской семьи (среди его предков – Чайковские и знаменитые московские купцы Пороховщиковы). После революции 1917 года его родители оказались в эмиграции во Франции. Как тысячи русских людей, вынужденных покинуть родину, они испытали все тяготы жизни на чужбине, терпели нужду и унижения. Любовь к Отчизне, верность монархическим идеалам и православная вера – вот что помогло этим людям выжить и сохранить достоинство в обстановке всеобщего равнодушия, если не сказать враждебности. Унаследовав от своих родителей эту веру, эти благородные чувства, писатель сохранил их и развил в своем творчестве.
Владимир Волкофф давно и хорошо известен во Франции. Вот уже более сорока лет его книги занимают почетное место на полках французских и швейцарских книжных магазинов. Список его произведений насчитывает более пятидесяти названий: это романы («Священник-предатель», «Монтаж», тетралогия «Морские воды» и др.), литературоведческие, политологические и религиозные исследования («О французской метрике», «О королевской власти», «Троица зла, или Обвинительное заключение к посмертному процессу Ленина, Троцкого и Сталина», «Чтение Евангелий от Луки и от Марка», «Чтение Евангелия от Матфея» и др.), биографии, книги для детей («Александр Невский», «Владимир Красное Солнышко»), театральные пьесы («Любовь зла», «Ялта» и др.), переводы («Утешитель» о. Сергия Булгакова, «Рассказы» А. П. Чехова). Особое внимание Волкофф уделяет теме шпионажа и дезинформации, которой посвящены несколько его романов и исследований. Однако, как бы широк и разнообразен ни был спектр его литературных интересов, во всех произведениях писателя ощущается необычное для французского литератора сочетание твердой гражданской позиции, глубокой, незыблемой веры в Бога и любви к России, ибо, так или иначе, Россия – навеки утраченная родина предков – присутствует во всех, или почти во всех, его сочинениях. Все это делает его творчество необычайно близким и понятным для русского читателя, истосковавшегося, как ни парадоксально это звучит, по настоящей русской литературе, литературе Достоевского, Толстого, Бунина. Поэтому может статься, что своего главного читателя Владимир Волкофф обретет именно в России.
«Ангельские хроники» – первая и пока, к сожалению, единственная книга писателя, переведенная на русский язык. Вошедшие в нее двенадцать новелл объединены по одному признаку: в каждой из них, зримо или незримо, присутствуют ангелы. Казалось бы, что тут необычного, ведь мы давно уже привыкли, что в современной литературе на смену реализму социалистическому пришел реализм магический, в котором не только ангелы, но и гораздо более диковинные персонажи прекрасно уживаются с повседневной действительностью? Однако Волкофф представляет свой, более чем оригинальный взгляд на небесное воинство и его роль в мировом историческом процессе. Посвятив немало произведений исследованию «метафизики шпионажа», он развивает смелую гипотезу, согласно которой Господь Бог использует Своих вестников в качестве «тайных агентов», посылая их на землю разбираться в наиболее сложных ситуациях. Наблюдая за такими «операциями», мы то оказываемся в Александрии времен Птолемея Филадельфа, где семьдесят два мудреца переводят на греческий язык Пятикнижие Моисея и Книги Пророков, то присутствуем при состоявшейся в параллельном мире задушевной беседе между Федором Михайловичем Достоевским и императором Николаем I, то с замиранием сердца следуем за Иудой, неуклонно движущимся по пути погибели. Глубочайшая эрудиция автора, тонкий юмор и высокая духовность делают эту книгу увлекательным чтением, дающим богатую пищу для ума и не имеющим ничего общего с чистой развлекательностью.
