— Как не брал?! — орет отец. — Тебя люди видели, ты ее, пьяный, в лес уводил!
— А чё ж твои люди корову-то не отобрали тогда, а? — ехидничает Петька.
— Так у тебя пулемет же был!
Я от этого кошмара сразу на сеновал ушел, от греха подальше. Петина мама принесла мне туда картошки с куриной поджаркой.
Чуть позже пришел и сам Петька.
— Что за бред с пулеметом? — спрашиваю.
— А, есть у меня, откопал в лесу, тут этого добра с войны много. Но про корову ты не верь, не угонял я корову! Веришь, Ринго?
— Да верю я, верю...
Ну а что я ему еще мог сказать?
Быстро встали, собрались и убежали, пока никто из деревенских не увидел. Чувствовал себя партизаном каким-то. И пулемет из головы что-то не выходит — чего от Петьки ожидать, теперь не знаю.
Нагруженные салом, горилкой, картошкой, хлебом, вареньем, чесноком, конфетами и яблоками, под так и не кончившимся дождиком мы пошли обратно. Петьку страшно мутило, он же вчерашний самогон так в себе и носил, еле шел. Я уже не так хромаю, но нога болеть не перестает.
Где-то на полпути Петька вдруг встал как вкопанный.
— Старый я дурак, — заявил он. — Силки-то я не взял!
— Действительно дурак, — расстроился я. — Мы же за ними и шли. Что делать?
— Обратно идти, что. Погоди только, давай выпьем.
Тут же выпили полбутылки самогона. Петька заметно
повеселел, я, чего лукавить, тоже.
Когда его родители снова увидели нас, я подумал, что с ними удар сделается.
Буквально пинками затолкав нас в дом, они, как и вчера, неутомимо принялись костерить непутевого сына. Мама еще запричитала, что нас могут увидеть.
Петя полез в сарай за силками, а я пошел на сеновал досыпать.
Да так и продрых весь день. Когда проснулся, уже сгущались сумерки. Петька храпел рядом, источая перегарные миазмы. Растолкать его я так и не смог. Не помогли ни тычки, ни крики, ни даже кружка ледяной воды. Честно взвалив на себя половину добытых припасов, я сказал Петькиным родителям, что пойду на Мангуп один. Оставаться еще на ночь мне совершенно не хотелось. Впрочем, если бы старики принялись меня уговаривать — заночевал бы, конечно. Но второй раз пришедший незваный гость их явно смущал, и меня никто не остановил.
Дорогу я помнил неплохо. Но как оказалось впоследствии, лишь до точки возврата.
Темнота и дождь сделали свое дело — примерно через час я понял, что заблудился. Присел, выкурил сигарету. Направление я вроде бы все время держал правильное, но вот с тропинки сбился точно. Лес здесь высокий, лиственный; темень страшная, дождь. Лезть на дерево и осматриваться бессмысленно — даже если не грохнусь, вряд ли что-то увижу. Идти дальше с полусевшими батарейками в фонарике — не лучшая идея, но все же более разумная, чем, например, пытаться вернуться или лечь спать под каким-нибудь кустом. От нечего делать, чтобы скрасить время, я сорвал травинку и посвистел в нее — Петька учил как-то, говорил, что это прекрасный манок на сычей. Но на Мангупе с сычами не густо, поэтому проверить правдивость Петькиных слов можно было как раз сейчас. Ох, зря я это сделал. Свистнул несколько раз, бросил травинку. И тут началось. Шорох крыльев, и вот я сижу по-прежнему в темном лесу, под дождем, но теперь еще и окруженный добрым десятком орущих сычей.
Чертыхнувшись, осторожно двинулся дальше. В какой-то момент мне даже померещилась тропинка. Стараясь не упустить ниточку благополучного исхода, я чуть ли не руками прощупывал, не оступился ли, не сошел ли с нее?
Внезапно кто-то схватил меня за щиколотку, и мир перевернулся.
— А-а-а-а-а!!! — истошно заорал я. — Кто здесь?! Отпустите!!!
Кто-то держал меня за ногу и плавно встряхивал. Учитывая мой немаленький рост, это наверняка был великан.
— Отпустите меня!!! — вопил я.
Но тщетно. Впрочем, болтанка скоро прекратилась, и я, немного успокоившись, понял, в чем дело.
Я попал в ловушку. В простейшую, глупую ловушку. Мою ногу прочно обхватывала веревка, привязанная к макушке дерева, а я висел вверх тормашками. Судя по затухающему фонарику, валявшемуся неподалеку, в полутора метрах от земли. Рюкзак лежал там же. Нож в кармане рюкзака. Мне кранты.
Я попытался дотянуться до ноги, но не смог. Рванулся, пытаясь обмануть возникшие колебания, но напрасно. Меня развернуло, и снова началось — вверх-вниз, вверх-вниз.
Сколько я смогу так провисеть, прежде чем умру от кровоизлияния в мозг? Час, два? Какова вероятность, что кто-то найдет меня хотя бы утром? Вообще, буду ли я жив к утру?
Стало страшно по-настоящему. Я задергался, пытаясь схватить веревку, потом принялся раскачиваться, чтобы по инерции взлететь вверх и ухватиться или дотянуться до земли и тяжелой поклажи, но снова и снова терпел поражение. Дерево легко выдерживало мою тяжесть, не хрустнуло и не сломалось — на это я тоже надеялся. Кому, какому придурку пришло в голову ставить ловушку на тропинке?! Или... это была не тропинка?
Фонарик погас, и я полностью потерял ориентацию в пространстве. Голова кружилась, пошли цветные пятна в глазах. Я нащупал сигареты и спички в куртке, неумело закурил. Вдыхать дым вверх ногами не очень-то удобно, и, сделав две затяжки, я бросил сигарету. Несколько секунд она тлела, пшикнула и погасла. Тишина, шум дождя, скрип деревьев.
И я начал кричать. Во всю силу легких, кашляя, срывая голос, я выкрикивал не призывы о помощи, я просто орал. Истошно, безнадежно — кто может услышать меня в глухом горном лесу среди ночи?
Выдохшись, висел молча, один раз расхохотался, потом расплакался. Выжить в стольких, казалось бы, патовых ситуациях и глупо умереть в ночном лесу под Богатым Ущельем...
Безумно кружилась голова, силы кончились совершенно. Темноты я уже не видел, вместо ночи вокруг вращалась радуга. Я терял сознание.
Собравшись с силами и находясь уже в какой-то странной эйфории, я покричал еще немного. Потом прочитал «Отче наш», попросил прощения у мамы и друзей...
В глаза ударил яркий свет.
«Вот оно, — подумал я, — разумеется. Сейчас будет белый коридор, а потом Бог, который собственноручно отведет меня в ад. Там я встречу Джона Леннона, Джима Моррисона, Хендрикса и Мэрилин Монро, если очень повезет».
Но вместо Бога я услышал лай. А потом голос:
—Ёп!
С моим телом произвели какие-то манипуляции, и я кулем рухнул на листья.
Мое лицо немедленно принялся кто-то облизывать. Собака.
— Ты чё тут делаешь? — спросил голос. — Ты кто вообще?
— Я шел, — пробормотал я. — И вдруг взлетел... Спасибо вам... Если бы не вы...
Сознание возвращалось. Я не умер. Чудесный прохожий спас меня.
— Ты откуда такой взялся вообще? — возмущенно спросил голос из-за фонаря.
— Я из Москвы... Иду из Богатого.
— Турист, что ли? Вот угораздило-то. А что сюда поперся? Тропа же не здесь, это козья тропа.
— Сбился, наверное... Спасибо вам...
Я встал. Голова гудела, шатало, но терпимо.
— А вы кто? — поинтересовался я. — Вы-то что так поздно тут ходите?
Я не видел глаза спасителя, но мне кажется, они забегали.
— Я... я, это, я шел... Егерь я, вот! — обрадовался мужик. — Я тут хожу, этих, браконьеров высматриваю. Они силки на коз ставят, ловушки вот такие. Коза попадает копытом в петлю и висит потом на дереве. А в этот раз что-то не рассчитал проклятый браконьер... Пьяный, наверное, был... — Мужик озабоченно посветил вверх. — Ты, по задумке, не должен был так высоко висеть...
— А проводите меня немножко, а то я опять вляпаюсь куда-нибудь, — попросил я.
— Да уж, пожалуй, — согласился спаситель. — У тебя выпить есть?
Я достал остатки самогона и яблоки.
— Ну, за вас, за то, что вы вовремя проходили с осмотром территории!
— Чего? — не понял мужик. — А, ну да, проходил, да. — Отхлебнув из бутылки, он расслабился. — У нас тут летом хорошо. Это сейчас хмарь такая. Летом приезжай, турист.
Я не стал ничего говорить и тоже отхлебнул. Стало легче.
«Егерь» проводил меня почти до Новоульяновки, рассказывая о красотах, погоде, охоте и своей жене-стерве. Когда мелькнули огни села, попрощался.
— Давай, турист, снова не заблудись. И это, не рассказывай никому, что случилось, ладно? А то до участкового нашего дойдет, и начнется... Ну, протоколы там писать всякие о спасении туриста... А я скромный, не люблю этого...
От Новоульяновки маршрут я знал прекрасно. На Мангуп поплелся не по тропе, а по длинной автомобильной дороге, пошатываясь и спотыкаясь.
Поднявшись, встретил Скрипу, бредущего среди ночи на родник. Испугавшись неожиданно возникшего меня, он посветил мне в лицо фонариком и вскрикнул:
— Ринго! Ты?! Уф, напугал. Ты только поднялся? Ой! Что у тебя с глазами?!
— А я вампир же, с охоты иду, — проворчал я и побрел в Графскую.
Осталось нас совсем немного.
