С уважением к отваге всех, кто дрался и умер в священной роще, убыхи похоронили с почестями людей из летучего отряда Искандера, казаков тоже похоронили, с уважением к их воинской храбрости. Никто не остался в живых из казаков и не мог рассказать про священную рощу. Убыхи тоже решили молчать про нее, чтобы не выдать рощу врагам. А самого Искандера похоронили под старой грушей, за которой тогда смотрел отец Ибрагима, Папиж. Папиж иногда по ночам приходил тайком к груше и говорил с ней – потому что надо было говорить с ней, чтобы она знала, что остается священной.
Так Антон узнал, где похоронен декабрист Бестужев-Марлинский – Искандер. Антон вынужден был пообещать Ибрагиму, что никому не расскажет об этом и эта тайна умрет вместе с ним. Ибрагим сказал, что если Антон вздумает кому-то рассказать, тайна все равно умрет вместе с ним, просто гораздо раньше.
Потом наступил день, когда у русского царя получилось сделать так, чтобы пропал без вести не то что один декабрист, а целый народ – убыхи. Все решили не штыки и не шашки. Все решили деньги. Деньги не тупятся. Они лучше шашек. Посланники царя договорились с теми, кого уважали и слушали убыхи, – с главами старинных родов. За хорошие отступные убыхские аристократы согласились уйти сами и народ за собой увести. Силы были явно неравны, и аристократы первыми поняли это и первыми стали искать выход. Им предложено было целых три выхода. Первый – умереть вместе со своим народом – этот выход знатным убыхам не понравился сразу. Второй – уйти на Кубань, на равнину, но этот выход было трудно объяснить народу. Убыхи были горцами – это от слова «горы». Как горцы пойдут на равнину, что они будут там делать? И, наконец, был еще третий выход – можно уйти в Турцию. Хитрые турки звали убыхов. Туркам нужны были враги русских, потому что турки воевали с русскими, а такие воины, как убыхи, в войне всегда пригодились бы. Турки обещали теплый прием и лучшие земли на выбор. И знатные убыхи дрогнули.
– Богатые люди как подсолнухи, – сказал Ибрагим, – крутят головой, ищут, где теплее.
Старейшины убыхов, когда самые храбрые их сыновья уже были убиты, а родные аулы сожжены, подавив гордость, решили пойти к царю, Александру II. Они пришли к нему и сказали:
– Не будем больше воевать с тобой, ладно. Будем жить мирно. Только оставь нас на нашей земле, где мы жили тысячу лет, где у нас священные рощи.
Но царь смотрел мимо них. Ему нужна была земля. А не убыхи на своей земле. Он уже все решил.
– Правильно говорят старики, – сказал Ибрагим. – Кто не видит тебя, когда ты сидишь, – не увидит тебя и когда ты встанешь.
– Ваши рощи? – сказал насмешливо царь. – Нет. Вы пришли ко мне, потому что в войне проиграли. Так что я решу, что вам делать, где жить, и я уже решил. Турция. Дайте знать, как устроились.
Убыхи пробовали еще что-то делать. Англичанам не нравилось завоевание русскими Кавказа. Они обещали убыхам новейшего образца пулеметы, тогда только придуманные, каковые могли совершенно поменять ход военных событий, потому что давали преимущество против массированной армии русских. Но в последний момент англичане решили, что убыхи – не лучшее вложение денег, и пулеметы убыхи не получили.
Самые отчаянные горцы дали последний бой на Аибге. У них уже не было патронов. Они кидали сверху на врагов камни и бревна. Это сражение было последним в войне, которая длилась сто лет.
Убых из самого знатного рода, договорившись с царем, всех оставшихся братьев на кораблях в спешке вывез в Турцию. Звали его Хаджи Берзек Догомуко Керантух. Убыхи верили ему. Они считали, что он их спасает. На самом деле он их просто продал. Люди погрузились на корабли. Судна были турецкие. Чтобы стать пассажиром, надо было платить. Турки были жадные и потому на корабли сажали в десять, в двадцать раз больше человек, чем они могли вместить.
Еще по пути убыхи поняли, что совершили. Началось наказание. Были шторма, и много людей просто попадало за борт и утонуло, потому что корабли были набиты людьми, как селедкой. После штормов наступало безветрие и сильнейшая жара. На кораблях разразились оспа и тиф. Треть убыхов умерли еще в пути.
В Турцию они прибыли уже другим народом. Обломком народа. Каждая семья выбрала себе на берегах Турции по дереву. Они все еще по привычке жались к деревьям.
– Но чужие деревья не могли защитить, – сказал Ибрагим. – Когда было жарко, под ними было еще жарче, когда шел дождь, под деревом лило еще сильней. Деревья не любят тех, кто бросил своих.
Антон удивленно слушал Ибрагима. Он уже видел это – он видел людей, которых назвал тогда «грустные люди». У них с собой были вещи, сваленные в пыльную гору у дерева. Люди молчали. Они попрощались со своим священным деревом – старой грушей, под которой нашел свой покой Искандер. Прислонившись коротко, по очереди, лбом к ее стволу, они ушли. Антон это помнил. Это были убыхи.
Первые двенадцать тысяч убыхов, ступивших на землю Турции, умерли от голода и болезней. Умерших хоронили в ямах, как собак. Оставшиеся постепенно растворились в Турции. Народ убыхов перестал существовать.
В России осталось тринадцать семей убыхов. Их отправили в Костромскую губернию. Расчет человека, который это придумал, был прост. И полностью оправдал себя. Вскоре все тринадцать семей умерли. Не от голода, не от тифа и оспы. Они умерли от тоски – не смогли жить в Костроме.
Хаджи Берзек Догомуко Керантух не умер от тоски. Султан Турции позволил ему с семьей и прислугой поселиться на Родосе, в лучшей части острова, где ему, за заслуги в переселении своего народа, был дарован султаном дворец. Правда, имя свое он вскоре сменил на турецкое и перестал быть знатным убыхом – стал знатным турком.
Антон стал думать. За кого же? Во имя чего же воевали сто лет? Понятно, знатные убыхи воевали, чтобы остаться знатными. Так они стали знатными турками. Какая разница, кем знатным быть. А для чего умирали те убыхи, у которых не было ничего, кроме оружия? Они умирали ради прежней жизни, с персиками и грушами, со священными рощами. Но прежней жизни быть уже не могло. Получается, они умирали, потому что не хотели жить другой жизнью, не хотели жить трусами и беглецами. И они умерли. Самых храбрых и скромных убили. Остальные погибли под мстительными деревьями Турции от голода, тифа и оспы. Выжившие смешались с турками, забыли, кто они. Все погибло… Для чего же они умирали?
Антон так подумал. А Ибрагим посмотрел на него, засмеялся, налил еще по стаканчику чачи и сказал – Аэлита перевела:
– Для чего? Глупые вопросы задаешь. Волк умирает один раз, а овца – каждый день, когда солнце садится. Они как герои жили, как герои умерли. Когда Папиж, мой отец, уезжал со всеми, мне семь лет было. Как теперь Сократу. Отец уехал, а меня оставил. И дочку друга своего, из другого рода, оставил. Чтобы одна пара убыхов осталась тут. Сказал: «Никому не говорите, кто вы такие, а то убьют вас. Живите. И ждите. Мы придем. И за грушей следи, сынок» – так сказал. Я остался. За грушей следил. Вместе с Сашэ. Если сказали, придут – значит, придут.
Аэлита пояснила Антону, что Сашэ звали девочку из рода убыхов, которую оставили родители, когда уходили. Ибрагиму иногда, по старости, кажется, что Аэлита – это Сашэ. Он говорит, что они очень похожи. Сашэ умерла давно, от старости, девяносто три года жила. Они были дети еще, Ибрагим и Сашэ, когда остались одни на горе. Думали, что умрут, но выжили. Ибрагиму семь лет было. Сначала, конечно, было страшно ему – все-таки он маленький был. По вечерам сам себе рассказывал сказки, чтобы не бояться. Потом сам привык и Сашэ рассказывал сказки, чтобы ей не было страшно и чтобы язык не забыть. А потом выросли, женились они, и дети родились у них, и уже было кому сказки рассказывать. Главное, чтобы было кому…
А сам Ибрагим не может умереть, пока убыхи не вернутся, обещал им, что будет тут, на горе, ждать. Когда убыхи вернутся – тогда только умрет. Так говорит Ибрагим.
– Сколько же лет ему? – спросил Антон.
– Ой, много, – засмеялась Аэлита. – Сейчас спрошу.
Она спросила, и Ибрагим в ответ долго и сложно загибал-разгибал пальцы. Девушка, смеясь, считала.
– 161 год, – вскоре сообщила она Антону.
– Сколько? – не поверил Антон.
– 162 в августе будет, – подтвердила Аэлита. – У нас на горе, в лесу, камни есть. Могилы. Там и убыхи, и абхазы. На одной написано: «Здесь лежит Бурбай, хороший человек, дожил до 200 лет». А на другой – «Здесь лежит красавица Хурмэбике, прожила 245 лет». А у Ибрагима после 120 лет выросли новые зубы. Покажи, Ибрагим.
Он охотно показал Антону зубы. Они были и правда как новые. Антон растерялся и не знал, что сказать.
В это время Аэлита опять что-то говорила по-птичьи, по-убыхски, старику, а он ее слушал внимательно, посматривал на Антона и кивал печально головой. Потом что-то сказал в ответ и засмеялся. Аэлита тоже. А потом перевела:
