Сильно добавило радости еще одно известие, на этот раз от Милочки, из города: девочка родилась у нее и тоже Ниночкой назвали в честь нашей Ниночки. «А что без мужа родила, так это по молодости бывает, оно потом умнется само: жить где есть, слава богу, и деньги от Шурки тоже остались немалые, и супруг уже законный имеется. Зато не до увлечений будет прошлых теперь Милочке, не до глупостей, а там, глядишь, совсем все наладится и по-людски все у нее образуется, как всегда получалось у Ванюхиных», – думала Полина Ивановна, будучи не вполне в курсе последних событий в перепутанной новыми обстоятельствами семье.
Ближе к концу весны Полина Ивановна после долгого перерыва решилась навестить свою давнюю подругу, бабу Пашу Бучкину: собралась и уехала в Пушкино. За Нину она была спокойна: с утра явился Петенька и собирался пробыть до самого вечера. Домой вернулась распаренная, посвежевшая после пушкинской парной. И не поздно вернуться получилось, как думала, выйдет. В дом зашла и удивилась тишине, как будто ни Пети, ни Ниночки не было. А они были. Петя лежал рядом с Ниной в ее постели и нежно прижимал ладонь мамы-Полиной дочери к своей груди. Нина со счастливым выражением близоруких глаз смотрела на майора Лысакова, и столько в этой их взаимной трепетности было настоящего и доброго, что Полина Ивановна, приоткрывшая было рот, чтобы что-то сказать, прикрыла его обратно, потому что сразу поняла – нет у нее такого права больше, тому, значит, надо было случиться, что случилось. И ей стало хорошо от этого своего открытия, как будто снова вышла она наружу из горячей парной, на свежий воздух и свет. Хорошо и немного грустно.
На следующий день Петр Лысаков перевез свои вещи в дом Ванюхиных и распределил их в новом пространстве с равномерной аккуратностью. В старом своем жилье он так же аккуратно закрыл ставни по кругу, вжав каждую со скрипом до отказа, после чего забил их гвоздями по косому направлению, так, чтоб не получилось насмерть.
Борт, приземлившийся в Нью-Йорке, опоздал, на шесть часов – именно столько Ирина Леонидовна и Макс проторчали в московском Шереметьево-2 из-за неприбытия самолета. Так что, решили они, один из дней в Нью-Йорке уже пропал, а тащиться в город, устраиваться, вещи тудасюда перетаскивать и сразу почти обратно – не стоит того, слишком накоротке получится. Никуда Нью-Йорк не денется и потом, не взорвут же его, в самом деле. Глянули на монитор: ближайший рейс на Даллас уже регистрируется, ну и отлично, значит, так тому и быть.
– Позвоним Марку Самуиловичу, может? – спросил Макс. – Ну, что в Нью-Йорке не остаемся.
Ирина посмотрела на часы:
– Не успеваем. Лучше с сюрпризом явимся…
О том, что жена возвращается вместе с московским родственником и, скорее всего, надолго, если не навсегда, Марик растерянно сообщил Клэр за два дня до заранее известной даты и попросил приехать. Он и на самом деле был расстроен, потому что успел к этому времени настолько втянуться в их с Клэр роман, что с трудом представлял, как он будет теперь без нее обходиться, когда Ирка вернется. Ирку он по-прежнему любил и сильно по ней скучал, но уже и подумать не мог, что то, что происходит между ним и Клэр в постели, может иметь теперь место в его супружеской жизни. И речь шла не о качестве ЭТОГО вовсе, а вообще о возможности ЭТОГО после всего, что случилось в его жизни, тут же образовавшей трещину в утвердившемся статусе однолюба при первом же расставании с женой на срок, превышающий физиологическую мужскую потребность. Другое дело, куда нужда эта завела мостостроителя Лурье – в какую-такую нежданность-негаданность. Но подобное обстоятельство почему-то его перестало уже удивлять и стало восприниматься должным образом, как закономерность: просто потому, что так устроен мир и он вместе с ним, Марик Лурье.
– Иди ко мне, – сказал он Клэр, когда она появилась в доме, оставив машину на соседней стоянке и войдя по обыкновению через заднюю дверь. – У меня есть что тебе сказать, но сейчас я ничего говорить не буду, просто иди ко мне и все.
Он обнял ее и положил на их с Иркой кровать. Или на их с Клэр – теперь он ничего не смог бы сформулировать точно даже для самого себя. Одно знал наверняка: Клэр ему нужна так же, как нужна и Ирка, или была нужна – в любом случае он сейчас не готов к тому, чтобы совершить какую-либо необдуманную глупость, ни в одну, ни в другую сторону: пусть она совершится сама, потом, без его участия, так, чтобы он мог, наверное, сожалеть об этом, но не казнить себя весь остаток жизни.
– Мне нужно в душ, – мягко произнесла Клэр. Она поднялась и исчезла в семейной ванной. Там зашумела вода.
– Черт! – прошипел Марик, ненавидя себя за неумение в себе же самом разобраться. – Ну почему все так скверно?
Еле живые после затянувшегося перелета Ирина Леонидовна и Макс подкатили к дому на такси, когда было уже совсем темно. Свет горел в гостиной и наверху, в спальне.
– Не надо звонить, Макс, – предупредила Ирина Леонидовна, пока они перетаскивали вещи к входной двери. – Я сама открою, пусть Марик обалдеет.
Сам Марик успел понять, что в доме посторонние, лишь когда услыхал звук захлопнувшейся входной двери и приглушенные голоса. Он выскочил из комнаты, накинув халат, и прошел в сторону лестницы, чтобы спуститься вниз. Но уже летела навстречу ему Ирка, как была, с ключами в руке и изъятой из ящика почтой. Внизу стоял Макс и приветливо улыбался, но Марик и так уже понял, что это он, а не снявший очки Айван – Ванька не умел улыбаться так, у него это получалось по-другому, а до Москвы вообще редко получалось. Марик понял все и в этот же момент перестал что-либо понимать. Голова отказывалась соображать, пока Ирка висела на нем, обхватив руками шею мужа и плача.
– Не ждали? – выдохнула она через радостные слезы. – А мы без приглашения с Максом решили нагрянуть. К черту, решили, Нью-Йорк, подождет Нью-Йорк, потом будет Нью-Йорк. А сейчас будет Даллас, правильно? – Она разжала руки, отвела голову немного назад, чтобы получше разглядеть мужа, и, придав голосу игривую интонацию, уточнила вопрос: – Или нас уже не ждут?
Марик тупо молчал, глядя прямо перед собой, никак не реагируя на вопрос и вообще на Ирку. Это было так непохоже на него, что Ирина растерялась и спросила:
– Ты здоров, Марик?
– Не надо туда ходить, Ир, – ответил муж и кивнул головой в направлении спальни, – там сейчас Клэр…
Курс для подготовки к сдаче ТОЭФЛ-теста Максим взял уже через два дня после того, как обустроил свою жизнь в комнате Ивана. Вещей у него с собой было не так много, утром он быстро раскидал их по шкафам и, не завтракая, слинял из дома в город: сам поехал, без провожатых, раздобыв карту и отоварившись долларами в ближайшем банкомате. Кредитная карточка «Мамонта» выдала наличность с безукоризненной точностью.
«Молоток, перец, – подумал он про брата, – не зря на своем месте сидишь, жалко, отец наш не узнает».
Настроение было отличным. Огорчала, правда, вчерашняя история, свидетелем которой он стал. Догадался, что размолвка у «шнурков» Ванькиных вышла, у отца с матерью. Как ни пытались взрослые размазать ситуацию за то время, пока наверху одевалась симпатичная американка и пока спускалась по лестнице, опустив глаза, но успев мельком бросить острый любопытствующий взгляд на Ирину и получив в ответ такой же, Макс просек все капитально. Услышал еще, как она вполголоса произнесла в пустоту, повисшую между нею и Ириной Леонидовной: «I’m so sorry…»
Но дальше он вел себя так, будто ничего не случилось. От ужина отказался, принял душ и сразу завалился спать. Что там было дальше и как, он не знал, потому что, когда на следующий день вернулся из города, где болтался по жаре в течение всего дня, дома была одна только Ирина Леонидовна. Она его накормила и ничего говорить не стала. А он, само собой, – спрашивать. А со следующего дня Макс уже учился на курсах ТОЭФЛ, втиснувшись в международную эмигрантскую группу. Времени терять не хотелось, нужно было успеть поступить в этот сезон, и он забегал туда-сюда: университет сначала, все там выяснил, когда чего надо, сколько стоит, как долго учиться, кем выпускают, каковы профессиональные перспективы. Чувих на факультете оказалось куча, и все непростые, как и в московском тусняке, но меньше числом и разноцветней прикидом и по фэйсу. Но по башне похожи – такие же. В том смысле, что все почти без нее. Одним словом, кайф: понравилась обстановка, свои кренделя в доску, подумал, зашибись. Но работы второкурсников, что в коридоре выставлены, – фуфло порядочное, у нас такой уровень еще во Дворце пионеров на Воробьевке школьники средних классов «Сменой» выдавали, про «Зенит» вообще разговора нет, причем это, если композицию не трогать, только по качеству изображения судить, – а то и покруче выдавали, даже по тем временам, при совке еще, при последнем его издыхании.
Так было неделю. А потом диспозиция сменилась: вернувшись вечером, он не обнаружил Ирины Леонидовны, но зато дома был Марк Самуилович. Тот вежливо с Максом поздоровался и протянул письмо от жены. Макс поднялся к себе и прочитал:
