Как привезли это войско, оно сразу давай из кроватей и другого железного хлама выкорчевывать части для заточек. Если начиналась буза, то с тувинцами — насмерть. Маленький рост компенсировали бесстрашие и присущая южным народам коллективность и взаимная выручка перед общим противником. Сами никого не трогали, но и в обиду себя не давали. Терпели до последнего, ждали просветления обидчика, а потом бац по голове доской с гвоздями, пока он спит, чтобы хоть что-то вставить ему вместо мозгов. Молодцы, в общем. Также пигмеи оказались очень трудолюбивыми. В наряд заступать с ними было одно удовольствие. Главное объяснить, что от них требуется, дальше они сами справятся, можно даже не трогать. Ходишь, за остальными приглядываешь, чтоб все выполняли. Заходишь к тувинцам, а те работу песнями разнообразят, и получается все у них. Песни у них странные для нашего слуха. Не открывая рта, гортанью выдувают из себя шаманские звуки, и в полутрансе кипит у них работа. Самое интересное, что если один из них заканчивал свою работу, то тут же помогал другому.
— Ну, товарищи японцы, за свободу Северной Кореи! Ура, товарищи!!! — кричал я им с улыбкой и резко вздергивал вверх руку, сжатую в кулак.
— Э-Э-Э-Э! — хором отзывались тувинцы и повторяли жест рукой. В эти минуты я чувствовал себя диктатором-лидером. Затем песнопения ускорялись и работа тоже. Как только они заканчивали, я старался создать им все условия, чтоб они отдохнули, и их никто из начальства во время отдыха не забирал.
Как-то Сашка-контрактник пришел проведать меня и, увидев это, спросил:
— Они что, тебя понимают? Как ты с ними общий язык нашел?
— Нет, Санек, НИ…УЯ они не понимают. Но вот энергетику человека чувствуют, словно телепаты. Будешь источать агрессию — прирежут, и не докажешь ничего. А будешь добр к ним, и они к тебе такими будут. Будешь нейтральным, они тоже. А я вижу, что нам есть чему поучиться у них. Да и весело с ними до одури. Если кричать что-нибудь воинственное, вплоть до «Товарищи, возьмем Бастилию из немытой посуды!» — так они слов не знают, а настроение хавают, и радуются тебе, как старшему брату.
— Понятно. Слышь, раз такой психолог, может, у нас останешься? Я поговорю с командиром. Скажу, что ты экстрасенс. Установку народу давать будешь, как Кашпировский.
— Посмотрим. Но он, по-моему, уже составил мой психологический портрет. Если убегу, то по его описанию будут искать суицидальную зеленую мартышку с усами. И оставит пометку: при обнаружении просьба не возвращать.
— Да ладно тебе, все равно поговорю…
Потом привезли ДАГОВ. Человек сорок пять здоровых детин. Очень агрессивный народ, когда большим количеством в одном месте собираются. С одним можно дружить. С двумя общаться. С тремя вместе маршировать. Но больше трех — только показывать зубы. Чувствуя свое количественное превосходство, они начинают качать права, и если не применить силу, растопчут всех. Так и в этот раз случилось. В первую ночь избили одного старшину, который с ножевыми ранениями уехал в госпиталь.
— Надо действовать. Закон далеко, а мы здесь. Завтра ты или я так попадем. Нельзя давать спуску за такие вещи, — Саша проводит последний инструктаж, который должен нас внутренне завести перед тем, как мы приступим к решительным действиям. — Завтра на голову насрут или убьют, поэтому надо действовать сейчас.
И мы ворвались ночью в их кубрик, вооружившись толстыми деревянными палками и откуда-то взявшимися кастетами, выпиленными из толстого оргстекла. И началось кровавое веселье. Прикрывая спины друг друга, мы лупили по локтям, коленям, шеям, ключицам, носам, челюстям, глазам, лбам и другим частям тела наших противников, стараясь нанести максимальный вред, пока остальные не поднялись с коек. Иногда слышался треск носовых хрящей или чьей-то кости, перекрываемый криком, полным боли, но останавливаться и смотреть, что именно треснуло, было некогда. Вылетали зубы, и кто-то кашлял, харкая кровью, лежа на полу. Нас было четверо, и нам тоже нормально досталось. Спина товарища сзади не давала упасть при попадании в голову сильного удара. ДАГИ использовали ножи и заточки, поэтому несколько ранений такого рода мы все же получили. Я чувствовал, как тельняшка на груди уже хлюпала от крови, но боли не было из-за обилия адреналина, выделяемого моими надпочечниками. Санек припадал на одну ногу, из которой торчал какой-то штырь. Остальным нашим было тоже несладко. Из рассеченных ран на их головах сочилась кровь, заливая глаза и мешая видеть противника. Не знаю, сколько это продолжалось, но половину мы подрубили четко, прежде чем «главный» с их стороны заговорил с нами.
— Братья! — заговорил он и улыбнулся жуткой улыбкой, оголив золотые зубы. При этом он раскрыл дружественно ладони, показывая, что в руках у него ничего нет. — Давайте поговорим.
Все остальные остановились и отошли за него, кто-то отполз.
— Какие ваши условия? — спросил он.
— Наши условия? Вы должны подчиняться приказам, как и все остальные. Никакой бравады, насилия и ослушания. Вы так же моете за собой толчок, как и все остальные. Вы моете полы, как и все остальные, — морщась от боли, сказал Санек.
— Нам по Корану нельзя этого делать, брат, — ответил золотозубый.
— Тогда и свинину жрать не будете? Здесь, кроме сала, ничего два года не увидите. А ваш брат ломается и жрет его. Говорит, что Аллах ночью и в помещении не видит. Так что бросьте ваши сказочки, иначе будете мыть полы по ночам, чтобы Аллах не видел. Если ты не будешь мыть за собой туалет, то кто-то другой должен будет это делать. Ты мне предлагаешь за тобой говно убирать? Мы все здесь не по своей воле. Мы все родились с уже этим нелепым долгом перед страной. Поэтому у нас есть только два варианта. Или вы все выполняете, и мы относимся друг к другу с уважением. Или мы продолжаем проверять на прочность друг друга, пока вас еще и за это в тюрьму не упекут, потому что офицеры будут на нашей стороне.
— Дело говоришь, старшина, — сказал ДАГ и протянул ладонь для рукопожатия, — но можно стараться делать так, чтобы этого никто не видел из других. Хорошо? (Здесь необходимо помочь сохранить его авторитетность в глазах соплеменников).
— Хорошо, — пожал руку Саша, — а теперь затрите кровь на полу. Те, у кого переломы, пусть в санчасть шуруют. Придумаете, что соврать, уже взрослые парни. Остальным сейчас дадут йод, перекись, бинты, пластырь и анальгин.
— Не переживай, мы все сделаем правильно, по-мужски, — успокоил его золотозубый.
— Всем спокойной ночи! — закончил Саша, и мы ушли из кубрика, не хромая и не шатаясь. Так, чтобы они видели, что у нас еще много сил, которых на всех хватит. Нельзя показывать слабость, нужно показывать только зубы, скаля их в тихой уверенной улыбке сильного зверя.
Только дойдя до «старшинки», мы начали жевать свои пилотки от боли. Вырвав из ноги заточенный штырь, Саша полил на рану перекисью и зашипел вместе с ней. Обмотал бинтом участок ноги и налил граненый стакан чистого спирта. Выпил все залпом и затянулся сигаретой. Завалившись боком на кровать, он вырубился.
Парни помогли снять с меня мокрую от крови тельняшку и плоскогубцами вытащили кусочек какого-то лезвия, воткнувшегося в ребро. Боль адская. Стакан спирта был проглочен, как вода. Полили перекисью и стянули края раны пластырем. Выпиваю еще, но с анальгетиком и тоже ложусь спать. Оставшиеся двое, с рассеченными головами, перевязали друг друга и тоже заснули, только я этого уже не видел. Я спал и мне снился новый бой.
На следующий день дагестанцы стали нам, как друзья. Всегда с ними так: только сильный может быть им товарищем. Естественно, будут еще конфликты, но на некоторое время наш авторитет поставлен.
В настоящей суровой среде только потом и кровью можно поставить себя в иерархии местных негласных правил. Такова наша жизнь — отрыжка беспредельных годов, в которую погружена наша страна…
Скоро я попал в город. Не в увольнение или самоволку, а на работы. Работал я вместе с целым взводом подчиненных на стадионе города Североморска. Убедившись, что людей оставить можно, я принял их заказы на сигареты и пакеты овсяного печенья и ушел в поисках переговорного пункта. Он оказался неподалеку и, заказав несколько минут, я принялся звонить в Санкт-Петербург. Денег в обрез, а на том конце, как назло, не брали трубку. Я уже, было, отчаялся что-нибудь услышать, кроме гудков, но раздался щелчок и женский голос произнес: «Алло?». Мое сердце учащенно забилось…
…Здесь я должен рассказать краткое предисловие, связанное с этими событиями…
За две недели до отъезда в армию меня отпустили побыть дома, но чтобы по первому звонку быть в стенах училища, готовым к отправке. Понимая, что СЕКАСА еще долго не увижу, я обзванивал своих знакомых девушек. Блокнот с номерами телефонов и полузабытыми именами уже подходил к концу, когда услышал девичий голос, который был не прочь поболтать по телефону. Через несколько минут я понял, что ошибся номером. Но общение было настолько приятным, что трубку мы не повесили оба. Обменявшись настоящими номерами телефонов, мы созванивались каждый день и говорили по нескольку часов ни о чем.
