Будет ли у нее ребенок от него? Сильвия согласилась умертвить ребенка, уничтожить, истребить плод их любви, ну а Одетта, даст ли она жизнь зародышу? Нет, вряд ли это возможно. Ведь, помимо всего прочего, Одетта ненавидит его. Между ними встал покойник, погибший вдали человек, которого Жюльен даже не знал. Одетта любила мужа. И теперь, даже мертвый, он все время являлся им. Безликий поначалу, он представлялся теперь Жюльену многоликим.
Смерть. Смерть везде. Смерть повсюду!
На берегах реки Лу в мирное лето. И на берегах реки Лу в другое лето, когда казалось, что мир вновь обретен. Смерть подстерегала в кустах, где юноши и девушки любили друг друга в ту пору, когда еще не была проведена демаркационная линия. Смерть подстерегала в лесу. В огромном лесу, покрывавшем Черную гору, в лесу, который тянулся к воде и сбегал к берегам озера Лампи.
А само озеро Лампи? Служило ли оно приютом любви или смерти? Впрочем, разве это не одно и то же, коль скоро плод той безумной ночи, которую они провели возле озера Лампи, теперь умерщвлен? Мертв, как мертв Каранто. Неужели это крохотное существо уже присоединилось к Каранто, и к Андре Вуазену, и к дяде Пьеру? Уже присоединилось и к мужу Одетты, погибшему под бомбами, и к матери Каранто, старушке, которая умерла в одиночестве?
Отныне все эти мертвецы уже не были мирными спутниками Жюльена. Они были чересчур верны ему. И чересчур деспотичны. Мертвые, они цеплялись за Жюльена, как это делал Каранто, когда был еще жив, как делал Каранто за несколько минут до того, как ушел из жизни. Ушел… Так всегда говорила мать Жюльена, если речь заходила о смерти. Слово «умер», видно, было ей неприятно, причиняло боль. Вот почему она говорила «ушел», и можно было подумать, будто речь идет о какой-то приятной прогулке.
И все же прощальный взгляд Каранто заключал в себе многое! Такой взгляд не скоро забудешь… Как это мучительно: находиться тут же, рядом, и не иметь возможности хоть чем-нибудь помочь. Стоять столбом на берегу и смотреть, как у твоего товарища уходит почва из-под ног, как он погружается в пучину и бросает на тебя потерянный взгляд, ибо чувствует, что берег, за который он хватается слабеющими пальцами, ускользает. В последний миг для Каранто жизнь воплотилась в облике девушки, в ее имени.
Все ли возможное — и даже невозможное — сделал он, Жюльен, чтобы помочь Каранто? Все ли возможное — и даже невозможное — сделал он, чтобы помешать Сильвии совершить то, что она совершила?..
Отныне он ни на минуту не оставался один: все эти мертвецы были тут, рядом, даже последний. Самый маленький. Крошечный. Никому еще неведомый. И его присутствие было, пожалуй, даже более ощутимо, чем присутствие Каранто.
В понедельник утром Жюльен опять сидел на скамье в Епископском парке. В восемь часов Сильвия не появилась. Не появилась она и в полдень, но пришел Ритер и заставил товарища пойти поесть.
В половине второго Жюльен вернулся. На этот раз им владело предчувствие, что Сильвия проедет мимо. Он даже не вошел в парк, а остановился на краю тротуара, там же, где стоял в тот день, когда впервые ожидал ее.
Было прохладно и ясно. Северный ветер поднимал над аллеями парка охапки мертвых листьев, они неслись над улицей, цеплялись за столбики балюстрады и повисали там, вздрагивая на ветру, падали наземь и вихрем кружились в водосточной канаве вдоль тротуара.
Может ли человек вновь пережить то, что уже однажды пережил? Может ли он снова вернуть час, который канул в вечность два года тому назад?
Велосипедисты все чаще появлялись на улице Вильнев, проезжали по мосту и уносились по направлению к центру города.
Около двух часов Жюльен испытал такую сильную и длительную боль, что у него перехватило дыхание. На мосту показалась Сильвия. Она очень прямо сидела в седле и неторопливо крутила педали. Ветер раздувал ее юбку, и она придерживала ее рукой. Распущенные волосы взлетали кверху, открывая шею, затем снова падали на плечи.
Поравнявшись с Жюльеном, она слегка повернула голову и пристально посмотрела на него, не переменив, однако, позы.
Он нерешительно поднял руку.
— Сильвия!
Жюльену показалось, что он выкрикнул это имя, но на самом деле он чуть слышно произнес его. Око так и не вырвалось на волю из стесненной груди.
Он успел заметить, что Сильвия бледна. И вот она уже пронеслась мимо.
Как и в день их первой встречи, взгляд девушки сказал ему все.
Жюльен проводил глазами белое, быстро расплывшееся пятно ее шерстяного жакета, оно внезапно исчезло за углом здания, где помещался театр.
И только тогда Жюльен понял, что он уже ничего больше не ждет. Он пришел сюда, желая убедиться, что Сильвия жива. Но отныне все кончено. Смерть сделала свое дело, и это было, пожалуй, еще ужаснее, чем если бы она унесла саму Сильвию.
Верлен. Осенняя песня. Перевод Ф. Сологуба.
Демаркационная линия. Проход запрещен (нем.).
