– Да ладно воображать, я и без тебя неплохо справлялась! – Виолетта вынула изумрудное колье и приложила его к своей шее.
– Ну-ну! – Старуха помахала рукой, и лист опять вернулся в комнату.
– И потом – ты же мне и дальше будешь помогать! – заявила Виолетта. Изумрудное колье сменила бриллиантовая брошь.
– А если не буду?
– Будешь, куда ты денешься!
– А вот не буду!
– А что так? – Виолетта не отнеслась к ее словам всерьез.
– Да надоела ты мне! Зазналась очень! – Старуха снова замахала руками, и снова зашумел ветер, листья разноцветным вихрем влетели в комнату, кружились под потолком, медленно опускались, ложились на столы и столики, смешиваясь с драгоценными камнями.
– Ты чего, сдурела? – возмутилась Виолетта. Никогда еще в жизни она не слыхала от Старухи подобных заявлений.
– Это ты сдурела, – захохотала Старуха, дразнясь и высовывая длинный отвратительный язык. – Ты сдурела, сдурела, сдурела! – Продолжая смеяться, она запрыгала по комнате, закружилась, и вместе с ней вновь поднялись в воздух и закружились листья. А Старуха быстро металась по комнате и то рассыпалась на множество одинаковых старух, то вновь собиралась в одну и безобразно хохотала, разевая беззубый рот.
– Замолчи! Прекрати, слышишь! – Разозленная Виолетта схватила одну из своих любимых пепельниц и запустила в Старуху, но попала почему-то в зеркало. Раздался грохот, потом звон, и по комнате полетели осколки серебряного стекла. Так же, как листья, они вихрем завились в воздухе, падали и смешивались с драгоценностями. Но вот блестящая круговерть утихла, и вместе с ней исчезла Старуха. Виолетта взглянула в покрытое трещинами зеркало и вдруг с ужасом увидала в нем вместо своего отражения лицо Старухи.
– Нет, нет! – в ужасе закричала она. – Это не я, не я! Я никогда не стану такой!
А комната вдруг заполнилась людьми. Тут были все – и Стас, и Катя, и Федоровы, и Виктор, и Анна, и Тина, и Яков, и Игнатьев, и Баскаков, и Клавдий, и Эдик, и даже девицы из агентства по найму гувернанток, как бишь их там... И все что-то наперебой говорили, показывая на нее, и в комнате стоял невообразимый шум, а потом вдруг наступила гробовая тишина и чей-то голос, мужской и до боли знакомый, проговорил:
– Господи, да она же безумна!
* * *
В тот день выпал первый снег. Но если в Москве он падал на теплый асфальт и тут же превращался в грязное месиво под ногами, то здесь, за городом, он лег на землю чистым белым ковром, нарядил мокрые голые ветви деревьев в сверкающее кружево и утвердил повсюду строгую, торжественную тишину. Так же тихо и строго было и в опустевшем доме, казалось, будто и в нем выпал снег, такое вдруг все стало чужое, далекое и холодное. А ведь она уже успела сродниться со всем этим домом, со всей этой роскошью, впитать ее кожей, сделать своей! А теперь вещи точно сторонились ее, казалось, провожали неприязненным взглядом вслед и строго осаживали: «Уходи! Ты здесь чужая!»
Дом, раньше такой большой и живой, вмиг опустел. Стас был на работе, дети теперь жили у Федоровых, прислуга тоже куда-то подевалась, и если бы не охрана у ворот, Анна думала бы, что она тут совсем одна.
Вздрагивая от шума собственных шагов, она поднялась на второй этаж, прошла в спальню, которой после ее отъезда, казалось, никто не пользовался. Кровать была заправлена идеально, без единой морщинки, так заправляют аскетическую солдатскую койку, а не уютное супружеское ложе. Анна вздохнула. Вид этой постели вызвал в ней целый рой воспоминаний о ночах, проведенных вместе со Стасом, но ночи эти не были бурными – даже в самые нежные минуты этот мужчина, вроде бы и любивший ее, и желавший быть с ней, оставался не то чтобы холодным, а каким-то далеким и чужим. Она так и не успела насладиться его любовью. Когда они были рядом, ее не покидало чувство, которое бывает во сне, когда хочешь обнять человека, а обнимаешь пустоту. Анна еще раз вздохнула, перешла в гардеробную и принялась вынимать из шкафов свою одежду и укладывать ее в заранее приготовленные кем-то чемоданы.
Ей было отчего вздыхать. Последние полтора месяца оказались, наверное, самыми ужасными во всей ее жизни. Даже пьянство второго мужа, даже нужда в то время, пока мать была без работы и приходилось отказывать себе во всем и экономить даже на покупке глянцевых журналов, не могли сравниться с тем, что она пережила только что. А ведь начиналось все так чудесно! Они с матерью поселились в этом шикарном доме, полном прислуги и роскоши, она, Анна, стала спутницей и почти даже женой красивого и богатого мужчины. И вдруг все рухнуло. Да еще мать бросила ее на произвол судьбы, оставив одну отвечать за все. Сколько же она перестрадала, сколько вытерпела разговоров и допросов, убеждая, что ничего не знает, что все было задумано и исполнено Виолеттой, а она только выполняла поручения матери. Наконец этот кошмар закончился, ей поверили и оставили в покое, заставив подписать бумажку, запрещавшую покидать город. А Стас, до этой истории бывший таким нежным и заботливым, больше не хотел ее видеть. Даже погнушался сам позвонить. Позвонила его секретарша, строгим голосом попросила приехать и забрать вещи, и только в рабочее время, пока его нет, потому что Станислав Алексеевич не хочет с ней встречаться.
Вещей оказалось неожиданно много – хоть это радует! Анна порядком устала, но не присела отдохнуть, а перешла в соседнюю комнату, бывшую сначала кабинетом Тины, а потом ставшую спальней Виолетты. Эта комната встретила ее разбитым старинным зеркалом и мамиными пепельницами, показавшимися вдруг совсем не уродливыми, а, напротив, такими милыми, что Анна решила, вернувшись домой, опять расставить их повсюду – как мама. «Эх мама, мама, как же ты так!» Виолетта лежала пока в городской психиатрической больнице, но Анна помнила, что у матери был близкий друг, врач, владелец собственной частной клиники, Яков, кажется, Белецкий или Белявский... Нужно было обязательно разыскать записную книжку Виолетты, найти телефон и позвонить ему. Конечно, лечение в такой клинике очень дорого, но, может, он не откажется принять старую знакомую просто так, бесплатно. Ведь денег у Анны теперь нет. И будущего нет. И как жить, вообще непонятно.
– Что же мне теперь делать? – спросила она у треснутого зеркала и осторожно дотронулась до него рукой. Зеркало закачалось, отражение в нем задрожало, и Анна, к своему ужасу, вдруг явственно увидела в нем безобразную Старуху, стоящую у нее за спиной. Анна в испуге обернулась – комната была пуста. «Показалось!» – с облегчением вздохнула она про себя, перевела взгляд на зеркало – и снова увидела Старуху. Анна громко вскрикнула, и вопль ее эхом разнесся по пустому дому. Она хотела бежать, но ноги точно приросли к полу.
Старуха раскрыла отвратительный беззубый рот – и вдруг заговорила.
– Ну чего орешь? – прошамкала она, и Анна явственно слышала ее глуховатый голос. – Не бойся. Привыкай ко мне!
– Кто ты? – с трудом выдавила из себя Анна, и старуха засмеялась в ответ мелким резким смехом, точно закашлялась.
– Ишь ты, какая прыткая! Не торопись, еще узнаешь. Я тебе потом все расскажу. У нас еще будет время поговорить. Мно-о-о-го времени!
* * *
Где она была и сколько времени здесь находилась, Тина так и не смогла понять. Она то спала, то пребывала в каком-то странном вязком полусне и лишь изредка приходила в себя и видела вокруг странную белую комнату без окон с мягкими стенами, где постоянно было светло. Сначала в краткие минуты сознания она пыталась кричать и хотела вырваться отсюда, но рядом тотчас появлялись огромные мужчины и причиняли ей невыносимую боль, после чего Тина вновь проваливалась в сон. И тогда она поняла, что надо вести себя тихо, и к ней стала приходить женщина с круглым белым лицом и добрыми, мягкими руками. Она почти не причиняла боли, а только вкладывала в рот таблетки, а потом Тина узнала, что если не глотать эти таблетки, а прятать во рту и выплевывать после ухода белой женщины, то скоро сознание опять ненадолго вернется к ней. И вскоре она уже стала что-то соображать и даже поняла, что находится в больнице, но так и не могла вспомнить, чем она больна и почему здесь оказалась. Тина заплакала и, заплакав, уснула, и ей приснился сон – впервые за все время пребывания здесь.
Ей снился ее дом, большой и уютный, который она построила своими руками, снилась ее семья: муж Стас, и дочь Катя, и сын Сашура, и гувернантка сына Виолетта. И всем им было весело, они смеялись, бегали по большому дому и играли в прятки. А Тина никак не могла найти, куда бы спрятаться, и в конце концов забрела в какую-то незнакомую комнату, которая вдруг оказалась страшной, белой и без окон. Она хотела выбежать, но никак не могла найти дверь и стала звать на помощь. Вдруг появилась Виолетта, и Тина сначала обрадовалась и стала просить вывести ее отсюда, но Виолетта вдруг захохотала жутким смехом.
– Ты никогда отсюда не выйдешь! – кричала она. – Теперь я буду жить в твоем доме, носить твою одежду и спать в твоей постели!
