К счастью, я купил ей хороший подарок в «Norway Design» — синюю стеклянную вазу.
Но меня пугает перспектива снова оказаться среди людей, покинуть этот дом страха и скорби, делать веселое лицо, болтать с веселыми и радующимися родственниками Ребекки, которые, конечно, начнут у меня спрашивать, не имея в виду ничего плохого, о моем предстоящем дебюте. У меня остались не самые лучшие воспоминания о посещении особняка Фростов на Бюгдёе. Когда я был там после дебюта Ребекки и впервые понял, в каких отношениях находятся моя сестра и Аня.
Однако на этот раз Катрине там не будет. Она далеко, в Сринагаре, ищет самое себя с помощью гуру и не намерена возвращаться в Норвегию раньше лета.
Венчание происходит в церкви во Фрогнере. В Норвегии не так много церквей, способных вместить всех друзей, приглашенных на церемонию семьями Фростов и Лангбалле.
Я прихожу заблаговременно и сержусь на себя за то, что не успел к этому событию купить себе новый костюм. Ребекка несомненно сразу увидит, что на мне все тот же траурный костюм, мой единственный, который она видела на мне в торжественных случаях. Теперь рукава мне уже так коротки, что это смешно. И даже я понимаю, что произвожу впечатление мальчика в коротких штанишках.
Хорошо еще, что я не располнел.
Декабрь в Норвегии — самое темное время года. Снега еще нет. Со всех сторон из темноты в освещенную церковь стекаются гости. Сегодня опять очередь Ребекки. Милая Ребекка, думаю я. Уверена ли ты, что поступаешь правильно?
Они с Кристианом отказались от квартиры Сюннестведта. На свадьбу родители подарили им квартиру на Бюгдёй Алле. Это означает, что мне придется искать новых жильцов, но я не в силах сейчас думать об этом. Только не сейчас. Почему никто не написал книгу о страхе? — думаю я. О страхе в литературе написано слишком мало. Об этом болезненном, отравляющем душу чувстве, которое гнездится где-то внутри. Я и не предполагал, что могу за кого-нибудь бояться так, как я сейчас боюсь за Марианне. Хорошо, конечно, что она лежит в клинике, там ночью дежурят сестры, и вообще много людей, готовых оказать ей помощь. Но что будет, когда она вернется домой?
Я здороваюсь с родителями жениха и невесты, коротко приветствую Кристиана и его свидетеля, который напоминает более брутальный вариант самого жениха. Зовут его Гилберт Вогт. Я им явно не нравлюсь. Их интересует, какую роль я играю в жизни Ребекки. На Кристиане смокинг от «Фернера Якобсена», на лбу у него испарина. Мировые знаменитости из классической среды ждут в галерее, когда на них обратят внимание. Сельма и Турфинн Люнге тоже здесь. Естественно, что они среди приглашенных. На этот раз Сельма одета более скромно. Никакой этакой бирюзы. Она, как и я, в черном, словно на похоронах. Я киваю им со своего места около алтаря, и они дружески кивают мне в ответ. После всего, что случилось, мы стали ближе друг другу, думаю я. Они перестали быть пугающими представителями мировой культуры. Это люди, к которым я могу обратиться в трудную минуту. Они знают, что мне пришлось пережить в настоящее время.
Церемония начинается. Отворяются двери. Мы все встаем. Входит Ребекка в белом подвенечном платье, и мы надеемся, что на этот раз она не споткнется. Она и не спотыкается. Она медленно движется по центральному проходу в сопровождении отца, в то время как органист играет свадебный вальс Мендельсона из «Сна в летнюю ночь», эту каверзную пьесу, которая насмехается над моногамией и любовью во всех ее проявлениях. Я не понимаю, почему именно это произведение из пьесы о неверности, влюбленности и заблуждениях должен скрепить брачные обещания людей, у которых не хватает фантазии даже на то, чтобы быть неверными. Неужели все дело только в музыке?
Да, думаю я. Только в музыке. Так велика ее сила.
Невесту передают жениху. Наконец жених и невеста стоят рядом, готовые к совместной жизни, которая для них уже началась. Я тоже стою там, сразу за ними, и думаю о том, что мне рассказала Ребекка об их соитии в примерочной «Стеена & Стрёма», в подвальчике Аулы, возле «Фредерикке», а теперь, возможно, и на сцене в Ауле. Но именно здесь, в церкви Фрогнера, они этого сделать не могут, думаю я. Здесь они могут только обвенчаться друг с другом, прямые, как две жерди. И только Бог знает, зачем они это делают. Но Ребекка уже доказала мне, как легко она относится и к своему счастью и к своим страстям.
Меня охватывает грусть, подавленность, страх за все, что связано с будущим. Я думаю о своей речи и еще не знаю, о чем, собственно, буду говорить. Но я должен пройти через это испытание. Мы с Гилбертом Вогтом подходим к этой паре, которая на мгновение кажется мне стоящей на вершине свадебного торта, хотя они стоят на потертой дорожке в церкви Фрогнера и обмениваются кольцами.
— Обещаешь ли ты, Кристиан Лангбалле, верой и честью…
Конечно, он обещает.
И Ребекка Фрост тоже обещает.
Достойная церемония. Присутствуют и Ингрид Бьёнер, и Хиндар-квартет. Пастор читает трогательные строчки из Екклесиаста. Да, всему свое время. А сейчас время для счастья, выбранного себе Ребеккой Фрост. Я стою у алтаря и замечаю, что многие смотрят на меня. Они либо знают, что моя мама утонула в водопаде, либо знают, что я живу с Марианне Скууг, либо — и то и другое. Я не понимаю, что из этого хуже. Кроме того, они разглядывают мой костюм.
После церемонии мы, как велит обычай, едем на автобусах во дворец Фростов на Бюгдёе. Сельма и Турфинн Люнге следят за мной и хотят сидеть в автобусе рядом со мной.
— Как вы с Марианне провели Рождество? — спрашивает Сельма Люнге. — Мы с Турфинном думали о вас.
Она говорит со мной тоном заботливой тетушки. И я не уверен, что мне это нравится, что мне хочется такой близости. Наверное, было бы лучше, чтобы она била меня линейкой.
— Марианне совсем измучена, — отвечаю я.
— Теперь ты успокоился настолько, чтобы заниматься? — озабоченно спрашивает Сельма.
— Теперь у меня уйма времени, — успокаиваю я ее.
Нас ждет шампанское, а потом роскошный обед в саду в специальном павильоне для приемов с окнами в мелких переплетах и печками для отопления. Семья Фрост привыкла устраивать большие приемы, и Лангбалле тоже внесли свою лепту. Необходимую, по их понятиям. Но нас ждет не веселый праздник, думаю я, это Конкурс молодых пианистов в гротескном варианте. Нервные ораторы будут по очереди в меру своих сил украшать это торжество. И я — один из них. И вот теперь, когда все становится очень серьезным, я чувствую, что Ребекка не сводит с меня глаз. Сияющих, пронзительно голубых. Какая она красивая! — думаю я. Она создана только для счастья. Господи, что же я ей скажу?
Я сижу среди ближайших членов семьи, моя дама за столом — младшая сестра Гилберта Вогта — Камилла. Хорошенькая, интересная семнадцатилетняя девочка, из которой, как водопад, низвергается поток слов, что-то об акциях и инвестициях. Кроме того, ее интересует, осмелится ли она пойти в Клуб 7, когда он летом переедет в новое помещение в Вике.
— Джаз — это такая прелесть! — говорит она и лукаво на меня смотрит. Она твердо решила поступить в Высшую торговую школу в Бергене и стать экономистом.
Мне странно вдруг оказаться знакомым с людьми, которые способны навести порядок в деньгах. Отец этого никогда не умел. Поэтому я уже давно ничего о нем не знаю. Потерпел ли он крушение со своей новой подругой в Сюннмёре? Все возможно. У меня нет сил звонить ему. А он не из тех людей, которые, чуть что, сами хватаются за телефонную трубку.
Поздравительные речи следуют одна за другой. Я внимательно слушаю, но думать не в состоянии. С каждым услышанным словом от текста, что я держу в голове, остается все меньше. Вскоре там не останется вообще ничего. Речи родителей с обеих сторон забавны и полны смысла. Это воспитатели, которые рассматривают своих детей как личное достояние и как объект для инвестиций. При этом семейство Фрост интеллигентно и полно энтузиазма. Семейство Лангбалле пока что довольствуется только деньгами.
Фабиан Фрост говорит, что его дочь очень добра и что эта доброта может принести ей в будущем определенные трудности, поэтому ей не следует быть слишком уступчивой, однако теперь она обрела мужа, который ее понимает. Со слезами на глазах он пьет за ее здоровье и желает ей счастья.
После этого идут речи обоих родителей Лангбалле, из которых я сегодня не помню ни слова. Потом наступает очередь матери невесты.
Дезире Фрост называет свою дочь художественной натурой. Похоже, она разочарована тем, что Ребекка выбрала карьеру врача, а не музыку, но пытается с энтузиазмом говорить о ее занятиях медициной. Вспоминает несколько трогательных эпизодов из детства Ребекки, выражает сожаление, что в последнее лето на берегу возле их дачи произошло такое трагическое событие. Свою речь она заканчивает мольбой к Кристиану: «Дорогой зять, обещай мне быть добрым по отношению к Ребекке».
