— Вы хотите сказать, — ответил Жан-Луи, — что эксперт поделился с нами этими соображениями в тайной надежде, что мы начнем болтать об этом направо и налево и что руководители восставших, узнав о планах своих противников, поддадутся панике? Лично я не думаю, чтобы власти хотели кому-нибудь заморочить голову. Вы, к примеру, могли бы мне приказать, чтобы вплоть до особого распоряжения я порвал все связи со своим окружением. Но для меня было бы лучше, чтобы никто не проведал, что я был этой ночью в Кола-Коле, — разумеется, если вы оставите меня в живых. Ведь я слишком много знаю.
— Приятель, ты только что сказал, что вооруженные силы колонии с трудом сдерживают натиск линии фронта рубенистов. Значит, Рубен не погиб?
— Ну и ну! Да неужели вы все еще этому не верите?
Жан-Луи уже не плакал; он заметил, что убедительность и даже некоторая дерзость его ответов не могли не произвести хорошего впечатления на этих бойцов, которые, сами того не сознавая, превыше всего ценили в человеке мужество. Кроме того, он оказал колейским руководителям неоценимую услугу, так что теперь его жизнь была, надо полагать, вне опасности. Да, Рубен погиб — сомневаться в этом не приходится; именно его труп был в течение целого дня выставлен на всеобщее обозрение в Бумибеле, его родной деревне. Нет, это не пустой слух, пущенный властями для того, чтобы обескуражить подпольщиков и бойцов-рубенистов. Один боец, принадлежавший к близкому окружению Рубена, был завербован агентами колониальных властей; они сулили ему золотые горы, если он укажет им тайное убежище вожака. Тот сперва колебался, но, получив огромный задаток, не выдержал. Рубен был выслежен и схвачен; его судили прямо на месте и тут же привели смертный приговор в исполнение.
— А знал ли обо всем этом Пьянчуга?
— Его держали в курсе дела по радио от первого до последнего момента. Но спокойствие в тех краях так и не было восстановлено — куда там! И для высшего начальства это плохой признак. Ведь теперь стало очевидным, что Рубен не был для восставших каким-то ниспосланным с неба мессией, как они считали раньше. На его место стал кто-то другой — и это очень не нравится властям. В тех краях партизанские засады так же часты, как при жизни Рубена.
— Скажи, приятель, верно ли, что провозглашение независимости ожидается в начале года, то есть месяца через три-четыре?
— Так оно и есть.
— А подкрепления должны прибыть до этого времени?
— Это, насколько я понял, маловероятно, однако ручаться не могу. Нам ведь всего не говорят.
— Стало быть, до провозглашения независимости Кола-Коле ничто не угрожает?
— Да, и по очень простой причине, носящей не военный, а дипломатический характер. Нужно как следует уяснить себе вот что: проблемой Кола-Колы придется заниматься не колониальной администрации, а национальному правительству. Не следует забывать, что ему же предстоит решать проблему, связанную с бунтом.
— Не с бунтом, приятель, а с борьбой за национальное освобождение.
— С борьбой за национальное освобождение, простите. Только при этих условиях подобные акции, на которые может потребоваться немало времени, не вызовут осуждения со стороны международной общественности — ведь тогда они будут считаться акциями законного правительства, действующего в рамках своего суверенитета. Чтобы осуществить эти акции, национальное правительство вправе запросить военную помощь у дружественной державы, с которой оно предварительно заключило договор о взаимном сотрудничестве. И тогда никто не посмеет их порицать. Все это будет очень легко провернуть, но лишь при условии, что Пьянчуга станет президентом Республики. Вот почему после провозглашения независимости Баба Тура должен прежде всего добиться, чтобы путем всенародного референдума его избрали президентом и единодушно одобрили удобную для него конституцию. А этого он добьется, будьте уверены. За него проголосует восемьдесят, а то и девяносто процентов избирателей. После чего он обратится к Франции, и та пришлет ему в поддержку экспедиционный корпус. А как только войска вступят на нашу территорию, они сразу начнут операции как на первой линии фронта, так и на всех остальных, которые к тому времени успеют появиться. Специалисты, руководящие нашей стажировкой, убеждены, что вскоре здесь откроется еще несколько фронтов, начиная, например, с того, что готовится сейчас на юго-западе, они называют его фронтом Ураган-Вьета. Одновременно воинские соединения, которые теперь сражаются в тех краях, будут переброшены к нам, чтобы окончательно решить участь Кола-Колы.
— А чем вызвана такая чехарда?
— Части, находящиеся сейчас на первом фронте, в большинстве своем состоят из черных. Необходимо реорганизовать их так, чтобы в глазах наблюдателей они сошли за нашу национальную армию. С этой целью производится усиленная африканизация их командного состава посредством притока младших офицеров, отобранных из разных гарнизонов Французской Африки, им обеспечено молниеносное продвижение по службе. К ним добавят трех-четырех местных уроженцев, которые в этом месяце кончают обучение в Сен-Сире, высшем французском военном училище. Они тут же получат звания подполковников и будут назначены командирами батальонов, даже если на самом деле им нельзя будет доверить командование. Что же касается остальных, то поди разберись, кто из черных офицеров и солдат принадлежит к сарингала, а кто — к местным уроженцам.
— Скажи, приятель, какие заговоры замышляют империалисты и фашисты против Кола-Колы?
— Я слышал, что Кола-Кола будет разрушена до основания или, вернее, сожжена, а чтобы от нее не осталось ни единой головешки, пепелище будет залито бензином и подожжено во второй раз. Ведь Кола-Кола для них — сущее наказание. Они убеждены, что, пока она существует, руки у них связаны. Сохраните мне жизнь, и я дам вам знать, когда опасность, нависшая над Кола-Колой, станет реальной: попрошу моих родных переехать отсюда или подам другой знак, о котором мы можем сразу же условиться. Я буду сообщать вам все сведения, к которым получу доступ. Я умоляю вас, сохраните мне жизнь, а я не останусь в долгу.
— А что говорит обо всем этом Баба Тура? Неужели он согласится на уничтожение своих братьев?
— Баба Тура? Да ведь у Баба Туры нет братьев, мсье, у него ничего нет, и сам он — ничто. Он даже хорошенько не сознает, что происходит и чего от него требуют. Вскоре ему предстоит тайком отправиться в Европу, чтобы в четвертый раз пройти курс лечения от алкоголизма — надо полагать, что этот курс окажется не более успешным, чем три предыдущих. Но обойтись без этого просто невозможно: нужно, чтобы хоть на торжествах по случаю провозглашения независимости наш Пьянчуга был в мало-мальски приличном состоянии. Лично я никогда не видел Баба Туру в нормальном состоянии, это выражение к нему просто неприменимо. Однажды мне довелось встретить его рано утром, часов, наверно, в восемь. И что бы вы думали? Он уже успел нализаться! Этот человек — настоящее позорище для всех нас, можете не сомневаться! Только в отличие от вас мы не смеем говорить об этом вслух. Да, вот еще что! Я чуть не забыл сообщить вам важные сведения: лишь одно обстоятельство может толкнуть Фор-Негр на немедленную попытку карательных действий против Кола-Колы. Власти могут пойти на это, не дожидаясь прибытия крупных подкреплений, о которых я вам уже говорил, только в том случае, если Ураган-Вьет задумает проникнуть в пригород. С одной стороны, его появление будет, возможно, доказательством того, что в предместье накоплено достаточно оружия, с другой — власти уверены, что Ураган-Вьет является в настоящее время единственным из вождей рубенизма, представляющим для них подлинную опасность. Он был в Индокитае и, по слухам, прославился там как неустрашимый боец.
— Не все у нас знают, кто такой Ураган-Вьет.
— Ураган-Вьет — это подпольная кличка Абены, брата Мор-Замбы. Мы знаем, где он находится в данный момент, впрочем, я вам только что об этом говорил. Нам кажется, что именно ему поручено создать новый фронт. Но наши военные пока не имеют возможности ни напасть на него, ни даже помешать ему проникнуть в Кола-Колу, когда он вздумает это сделать, им остается только наблюдать за ним и по мере сил сдерживать его. У него мало оружия, и он хотел бы его раздобыть. Он рассчитывает найти оружие в Кола-Коле или встретить там эмиссара первого фронта, который объяснит ему, как это сделать. Постарайтесь передать, чтобы он не покидал своего убежища, если не хочет подвергать себя опасности. Как только наши военные пронюхают, что его там нет, они догадаются, что он проник в Кола-Колу, и уж тогда-то попытаются хоть что-нибудь придумать.
— А тебе никогда не бывает стыдно? — спросили у него на пиджин. — Стыдно за то, что ты предал стольких людей, даже своего друга Мор-Замбу, который делился с тобой куском хлеба и был тебе почти что братом? Ведь это ты его предал, неужели тебя хоть время от времени не гложет тайный стыд?
