— Если этот Ураган-Вьет не приходится тебе братом, — донимал он Мор-Замбу, — то кто же он тебе в конце концов? Почему ты не хочешь мне этого сказать? Ведь я уж который раз тебя спрашиваю.
— Потому что еще не пришло время.
— А когда оно придет?
— Не могу сказать, но мне кажется, что скоро.
— Знаешь, у меня никогда не было брата, но с тех пор, как я тебя по-настоящему узнал, я уже не жалею об этом. Что правда, то правда: поначалу, когда мы еще не были как следует знакомы, ты мне казался каким-то чудным. Жан-Луи за глаза насмехался над тобой, это он подучил меня звать тебя деревенщиной. Ну и мерзавец! А все дело в том, что ты был добр, ты был слишком добр! Вот любопытно: стоит появиться такому, как ты, доброму, мягкому, услужливому, и все тотчас начинают насмехаться над ним. Мать воспитывала нас одна — Альфонсину и меня, — она зарабатывала тем, что с утра до вечера строчила на швейной машинке. Я никогда не видел ее с мужчиной. И вот о чем я часто думаю: ведь она была совсем еще молоденькой, когда умер наш отец, — мы жили тогда далеко отсюда, в деревне, в глуши. Вот уж где глушь так глушь — я знаю, что говорю, мы потом часто бывали там вместе с матерью. По крайней мере в этом отношении Жан-Луи прав: только здесь я узнал, что такое настоящая жизнь. После смерти отца мать, по обычаю, должна была выйти за папиного брата, то есть за моего дядю, как бишь его звали… У него уже было три или четыре жены, которые тоже достались ему, так сказать, по наследству.
— Неужели он перебил своих братьев, чтобы заполучить их жен?
— Да нет, вовсе ему не нужно было их убивать, стоило умереть одному, у которого было несколько жен, — и все они достались дяде.
— Правда, а я как-то об этом не подумал, мозгов не хватило!
— Ну вот, а мама не захотела и уехала, взяв нас с собой. Сначала мы жили у ее сестры, в маленьком городишке, там она и научилась шить. А потом переехали сюда. Вот и все. Так что я не здешний, не то что Жан-Луи.
Они просидели взаперти три дня, и Жонглер все разматывал и разматывал бесконечный клубок своих откровений, пока это ему не надоело и он не захотел выйти на улицу.
— Смотри, старина, живым ты не вернешься, — предупредил его Мор-Замба.
— Ты думаешь?
— Сам знаешь, кто-нибудь проследит за тобой, подсмотрит, куда ты идешь…
— Так-то оно так, но…
Слова Жонглера были прерваны чудовищным грохотом, похожим на удар грома, который, казалось, потряс всю Кола-Колу. Хлипкие стены деревянной, лачуги затрещали, словно на них обрушилось неистовое дыхание урагана. Затем послышалось еще несколько взрывов, более сухих и не таких раскатистых, сопровождаемых дробным перестуком, похожим на мирное стрекотание огромных швейных машинок, работающих где-то вдалеке. Все это, скорее всего, происходило у автозаправочной станции, на авеню Галлиени, где Кола-Кола граничит с Фор-Негром. Донеслись какие-то отрывистые восклицания: похоже было, что кто-то наспех отдавал команды; потом раздались и тут же смолкли душераздирающие стоны.
Теперь слышался только странный чавкающий звук, словно неподалеку пасся, шумно сопя и переходя с места на место, бегемот или носорог: устрашающий лязг его челюстей смешивался с треском кустарников и сухих веток, попираемых колоннами чудовищных ног.
— Ну и дела там происходят, — с нетерпением и сожалением сказал Жонглер, когда снова воцарилась тишина.
— Помолчи, слушай!
— Это все, что ты можешь сказать?
— Помолчи!
— Вот что, я тут больше сидеть не намерен.
— Ты с ума сошел! Сейчас не время выходить, у тебя же нет оружия. Тебя попросту пристрелят — и дело с концом. Оставайся здесь.
В этот миг хлипкая дверь лачуги, где скрывались оба друга, вздрогнула от четырех мощных ударов, за которыми последовало еще четыре; потом хорошо знакомый Мор-Замбе голос, доносившийся, как ему показалось, с того света, словно настал час воскресения мертвых, отчетливо, как заклинание, произнес его имя:
— Мор-Замба, Мор-Замба, брат мой, открой скорее, у меня осталось всего несколько минут. Открой мне, я должен сказать тебе нечто необыкновенное. У меня всего несколько минут.
Узкая дверь, сколоченная из досок, запиралась на простую задвижку, однако Жонглеру пришлось немного повозиться с этим нехитрым приспособлением, которое он еще не успел освоить. Когда же наконец дверь распахнулась, стучавший не ворвался в нее вихрем, как следовало бы ожидать от человека, который сам предупредил, что у него нет времени. Вместо этого, повернувшись к обоим друзьям спиной, он выглянул наружу, словно желая бросить последний взгляд на развертывавшуюся перед ним сцену или чтобы окончательно убедиться в исходе драмы; потом, пятясь, вошел в лачугу, где Мор-Замба только что снова зажег керосиновый фонарь, который задул при первых взрывах. Пришелец тщательно, не спеша, запер за собой дверь и перевел дыхание; видно было, что ему пришлось бежать, но теперь он почти полностью пришел в себя.
— Ты не мог бы прибавить света?
Таковы были его первые слова; произнеся их, он спокойно снял скромный плащ, делавший его похожим на обычного колейца.
— Жаркое было дело, — продолжал он, — но теперь почти все закончилось.
— Что закончилось? — спросил Джо Жонглер, подойдя к гостю и дерзко на него уставившись, в то время как Мор-Замба все еще не решался приблизиться к Ураган-Вьету и только пожирал его глазами издали, держась рукой за сердце, которое начало вдруг бешено колотиться.
— Что закончилось? Да вся эта комедия, затеянная Брэдом. И проигранная им. Какая удача, что в этот момент я как раз находился в пригороде и осматривал свои позиции! Вот повезло так повезло! Я не люблю бахвалиться, ребята, но вы и представить себе не можете, чем бы все это кончилось, не окажись я там. Ну и удача! Неслыханная удача! Уж я-то могу это утверждать, ведь я и не в таких переделках бывал.
Он почти уже не обращал внимания на обоих друзей, а говорил сам с собой, как это бывает с людьми, отвыкшими от собеседников. Мор-Замба подошел наконец к гостю и спросил, ощупывая его, словно желая убедиться, что тот цел и невредим:
— А тебя не ранило?
— Нет еще, — рассмеялся Ураган-Вьет. — Я вовсе не хочу хвастаться, — продолжал он, в то время как Мор-Замба испустил вздох облегчения, как будто неимоверная тяжесть свалилась у него с плеч, — я вовсе не хочу хвастаться, но без меня ваши молодцы чуть было не попались на крючок. Форменным образом. Смелости им не занимать, тут я не спорю, дерутся они как тигры, но одной смелости мало, чтобы стать настоящим солдатом.
— Чего же им не хватает? — спросил Жонглер.
— Самого главного, без чего никак не обойтись, — смекалки. Идти в бой без смекалки — все равно что шагать на бойню. А ты не изменился, брат, ты все такой же. — Ураган-Вьет положил руку на плечо Мор-Замбы и, будучи куда ниже ростом, чем он, посмотрел на него снизу вверх. — А помнишь, как мы с тобой жили в лесу, собирая строительный материал для дома? Я, признаться, все забыл, кроме этого. Должно быть, только это и было единственным светлым пятном во всей нашей долгой экумдумской жизни.
— Ураган-Вьет! Ураган-Вьет! — время от времени восторженно бормотал Джо Жонглер.
— Как здорово, что мы опять увиделись! — продолжал гость, обращаясь к Мор-Замбе. — Восемнадцать лет врозь, шутка ли!
— Так значит, ты осматривал наши позиции? — спросил Жонглер. — А дальше?
— И вспоминать не хочется! Появились носильщики, целая вереница носильщиков. В Кола-Коле, да в такой час! Гут и последний дурак смекнул бы, что дело нечисто. Но куда там — никто и ухом не повел. А они все шли, все прибывали. Да это же проще простого: их было столько, что они могли бы за ночь занять всю Кола-Колу и переловить не только всех руководителей подполья, но и всех активистов. Нет, представьте себе: носильщики в походной форме, да еще в шнурованных ботинках, как напоказ! Между нами говоря, ради такого случая им стоило бы разориться на парадные мундиры. Впрочем, это их дело. В общем-то, я все понимаю. Или, вернее, стараюсь понять. Они рассчитывали, что вашим парнишкам прежде всего бросятся в глаза тюки, которые они тащат. Поклажа эта и впрямь смахивала на мешки, в каких обычно переносят товары в Кола-Коле. На этом сходство заканчивалось. Ведь на них — представьте себе! — были портупеи, а уж если ты нацепил портупею, не рассчитывай, что тебе удастся кого-нибудь провести. Едва я это приметил, все сразу стало на свои места.
— А дальше? — спросил Жонглер.
— Я приказал взорвать бензоколонку, иного выхода у меня не было.
— Зачем?
— Чтобы ошарашить неприятеля, черт побери! Ты пойми, старина, что в бою это важнее всего — ошарашить неприятеля. Наш неприятель был похож на лакея, несущего на вытянутых руках гору фаянсовой посуды. Если его ошарашить, он выронит свою драгоценную ношу, и тогда ему не скоро удастся прийти в себя. Сперва он начнет клясть себя за свою неуклюжесть, потом примется подбирать осколки, потом станет выдумывать себе извинения и оправдания — нужно же ему как-то отчитаться перед хозяином, ну а ты, старина, можешь тем временем разделаться с ним по своему усмотрению.
