Ознакомительная версия.
Клео пристальней вгляделась в снимок.
– Не думаю, – сказала она. – Бессмыслица какая-то, fermer – это инфинитив. К тому же указатель не поместился целиком, и начала слова не видно. И женская фигура, возможно, прикрывает какие-то буквы. Знаете, у меня есть версия… – Клео еще раз взглянула на снимок. – …что, если здесь infermeria.
– Infermeria? Что это значит?
– Лечебница, это по-итальянски. Женщина указывает на больницу.
Медленная улыбка понимания появилась на лице Терри.
– Как мне это не пришло в голову?
– Я не утверждаю, что это единственное толкование, – добавила Клео и, прежде чем Терри смог осознать ее загадочную фразу, спросила:
– Значит, вы снова хотите заняться поисками фильма? И это станет делом вашей жизни?
– Вообще-то нет. – Терри вложил фотографию в большой конверт и положил на стол. – Не думаю, что в этом есть смысл. Я предпочитаю просто знать, что фильм где-то существует, где-то… дожидается меня… не знаю. А пока нужно поразмыслить, чем мне заняться дальше – чем-нибудь стоящим.
– Журналистика – это ведь стоящее занятие? Если относиться к ней серьезно.
Терри покачал головой.
– В последнее время – в последние две недели – я много думал о том, чем занимался все эти годы, и мне вдруг стало противно, я почти возненавидел себя. Вы когда-нибудь чувствовали что-нибудь подобное? Вряд ли, не та у вас профессия.
– Понимаю, – сказала Клео. – Уверяю вас, работа на Грегори Даддена – это не то, что позволяет находиться в ладу с собой.
– Да, наверное. Тогда почему вы вообще сюда устроились?
– Клиника Даддена – единственная в своем роде. Трудно найди другое место, где могут предложить работу по моей специальности…
Клео мысленно вернулась в тот день, более двух лет назад, когда объявление доктора Даддена впервые появилось в «Британском журнале клинической психологии»; вспомнила свое волнение – она поняла, что предложение в точности отвечает ее специальности, – затем волнение сменилось неверием и страхом, когда выяснилось, что клиника находится в том единственном месте на всей земле, где она решила никогда больше не бывать.
– Работа в Эшдауне, – сказал Терри, – наверное, вызывала у вас очень странные чувства. Все эти воспоминания…
– Воспоминания? – Она сразу же насторожилась.
– О Роберте. Конечно, вы тогда о нем не знали, но дом должен был… напоминать о нем.
– А, – сказала Клео. – Да. Иногда бывало.
Какая нелепость, повторяла она себе. Рано или поздно придется сказать Терри правду: если честно, она удивлялась, почему он до сих пор ничего не заподозрил. Может, стоит рассказать ему все прямо здесь, в поезде? Или подождать до Лондона и пригласить выпить в вокзальный бар? Или взять у него адрес с телефоном, выждать несколько дней – пока все не останется позади, пока она не выполнит указания Руби и снова не найдет… Разумеется, если у нее хватит храбрости…
– В любом случае, – сказала она, торопливо заглушая эти мысли, – ваша карьера и будущее клиники Даддена вполне могут быть связаны друг с другом.
– Каким образом?
– Вы спросили его?
Терри нахмурился:
– Его? И о чем?
– Доктора Даддена, конечно – вы спросили его о Стивене Уэббе?
– Впрямую нет, но я… – Он осекся, осознав подоплеку вопроса. – Так это вы, да? Вы послали мне записку там, на террасе?
– Я подумала, что легкий намек подтолкнет вас в верном направлении, вот и все.
– Что ж, наверное, подтолкнул. – Терри содрогнулся, мысленно воспроизведя картину, которую последние два дня старательно пытался забыть. – Однажды вечером Дадден отвел меня в подвал.
– Где ставит эксперименты на крысах?
Терри кивнул.
– Вы там бывали?
– Пару раз.
– А вы видели… другую установку?
– Другую установку?
Терри потер глаза, стараясь изгнать видение выбеленных стен и огромной плексигласовой клетки.
– Мне эта история не под силу, – сказал он. – В понедельник отправлюсь в редакцию и расскажу о ней в отделе новостей. Они сумеют как следует подать материал.
– Но это же ваш материал, Терри. Вы добыли его.
– Просто… я другого склада журналист. Вот и все.
– Да, но вы ненавидите в себе этого журналиста. Это ваш шанс измениться. – Клео чувствовала, что именно эти слова Терри хочет услышать. Он был готов ей поверить. – Я хочу сказать, что этот материал сделает вам имя. У вас есть гипотеза, что произошло? Гипотеза, о которой можно написать?
– Я знаю лишь, – сказал Терри, – что Стивен Уэбб был студентом университета и участвовал в эксперименте доктора Даддена, ему не давали спать. Я предполагаю, что из-за этого эксперимента с ним произошел несчастный случай… со смертельным исходом – но пока никому не удалось установить связь между его смертью и пребыванием в клинике.
– Это была автомобильная авария, – сказала Клео. – В то утро, когда эксперимент завершился, у Грегори не нашлось свободной кровати, и парню негде было отдохнуть, поэтому его отправили прямо домой. Возвращаясь в студгородок, он вышел на середину дороги, и его сбила машина. Скончался на месте. – Она сунула руку в сумку с вещами и достала две папки. – На самом деле, кое-кто уже установил связь. В эксперименте принимала участие еще одна студентка, она сумела выжить, и по моим предположениям, Грегори дал ей отступного, потому что она ушла из университета, и с тех пор о ней больше никто не слышал. Но все-таки кто-то довел информацию до Королевской коллегии психиатров, потому что сегодня утром оттуда пришло письмо. По всей видимости, они хотят провести расследование.
– Как звали студентку?
– Беллами. Карен Беллами. – Клео протянула папки Терри. – Я нашла их в кабинете Грегори и сделала копии. Возьмите. Они ваши. Делайте с ними, что хотите.
Оставшуюся часть пути Терри читал личные дела двух несчастных студентов. По документам Стивена Уэбба он смог восстановить более-менее полный портрет: общительный и одаренный молодой человек, честолюбивый и талантливый актер. Причина его сотрудничества с доктором Дадденом могла корениться в денежных затруднениях, в научном любопытстве или в сочетании того и другого. Сведения о Карен Беллами были более отрывочными – она осталась для Терри фигурой туманной и вызывала немало вопросов. В ее случае основным мотивом со всей очевидностью были финансовые затруднения. Родилась Карен в бедном районе Лондона, ее родители жили в Денмарк-Хилл, и, по всей видимости, именно там ее видели в последний раз – больше полугода назад. Терри отметил этот факт, но чем дальше он читал дело Карен Беллами, тем рассеянней становился. В мозгу мелькали яркие, но бессвязные образы, приснившиеся минувшей ночью, он отметил, что с надеждой цепляется за них, но образы то тают в надвигающейся пустоте, то, подобно песку, утекают сквозь пальцы. Эта эфемерность одновременно и доводила до безумия, и погружала в покой. Дважды, радуясь дару чуть более конкретного, чуть менее эфемерного видения, он хватался за ручку и черкал несколько слов на полях листов: «луг», написал он в одном месте; «смеется девочка; женский голос напевает позади в высокой траве; я знаю, что могу летать; прохладная вода». Записав эти разрозненные впечатления, Терри поднял взгляд: Клео смотрела на него и улыбалась.
Пока Терри читал документы, Клео порылась в сумке и достала расшифровку, которую подготовила для нее Лорна: запись странного монолога Руби Шарп. Она читала его раз в пятнадцатый и никак не могла поверить, что все это правда, что все эти обещанные чудеса когда-нибудь сбудутся; и она по-прежнему недоумевала, как связан монолог Руби – пророческий? случайный? – с фотографией Терри, с этим прочно врезавшимся в память образом из ее детского сна. В поисках рационального объяснения Клео вернулась к поведению Руби: ее отказ представиться, когда две недели назад они встретились на пляже; ее неожиданное появление в клинике вчерашним вечером и внезапный уход сегодня утром – исчезла, не оставив ни записки, ни платы. Если только не рассматривать в качестве записки расшифрованный монолог.
Но даже если так, можно ли доверять ее словам?
Да. Да. Конечно, можно. Клео пришла к этому выводу, когда поезд въехал в лондонские пригороды, и довод ее был очень прост: среди неразберихи, среди тревожных переплетений прошлого и настоящего есть неоспоримая истина.
Во сне никто не лжет.
***
Терри не знал, что делать. Полчаса назад он простился с Клео и до сих пор не решил, что делать дальше. Его снедали беспокойство и неуверенность. Мысль о возвращении в квартиру повергала в уныние. Было три часа дня, и Терри пугала перспектива провести вечер в одиночку, в компании с телевизором и видеомагнитофоном.
Он купил «Тайм-аут» и просмотрел афишу кинотеатров, но почему-то названия фильмов ничего ему не говорили, и через несколько минут он избавился от журнала – оставил на скамейке неподалеку от вокзала, на радость случайному прохожему.
Ознакомительная версия.
