Точно так обстояли дела и на этом заседании. Чувствуя на себе взгляды обоих руководителей противоборствующих делегаций, Куркис взял из стопки очередную папку и раскрыл ее. На этот раз перед членами комиссии лежало подготовленное Славянским эгрегором — так в Небесной иерархии именовалось управление по делам славянских народов — послание. В документе, выдержанном в лучших традициях дипломатии, предлагалось изъять у иудеев величание «избранный народ» и присвоить его русским. Приводилась и пространная аргументация такого шага, основная мысль которой сводилась к перечислению неприятностей и невзгод, свалившихся в последнее время на голову этого многострадального народа.
Закончив чтение документа, Куркис откашлялся и воззвал к присутствующим, прося их придти к какому-либо сбалансированному решению. А уж он, Куркис, как ответственный секретарь, доведет это решение высокой комиссии до сведения иерархов и, в целом, до Небесной канцелярии.
В наступившей тишине можно было услышать, как пролетит муха. Никто из сидевших за длинным заседательским столом не горел желанием взять слово, да большинство членов обеих делегаций и не имело на то права. По неписаному регламенту говорить от имени департамента могли лишь первые лица, а они не спешили этим правом воспользоваться. Транквиил, как всегда, смотрел на мир чистыми, удивленными глазами, как если бы видел его в первый раз, в то время как Нергаль… Черный кардинал чему-то желчно усмехался.
— А какова реакция эгрегора семитского народа? — нарушил он наконец молчание. Ему давно уже надоела эта человеческая комедия, и ответ на свой вопрос он знал заранее, но не было больше сил сидеть и слушать весь этот бред.
— Семитский эгрегор? — повторил Куркис, как если бы недослышал. — Они не представили своих комментариев…
— Естественно, — буркнул черный кардинал, прекрасно понимая, что накопленная тысячелетиями борьбы за существование мудрость не позволила представителям семитов попусту расходовать силы и время.
— Зато, — продолжил Куркис, — секретариат комиссии получил меморандум от Управления по формированию хода и фактов всемирной истории. Они считают, что перенесение звания «избранный» повлечет за собой необходимость полностью переписать прошлое на глубину, как минимум, четырех тысяч лет. Придется аккуратно вмонтировать в историю России исход русских из татарского плена где-то в конце второго тысячелетия до нашей эры, что потребует дополнительного значительного финансирования. Одновременно остается непонятным, кто именно распял русского по имени Иисус, а также, где и когда это случилось. В предварительном порядке подготовлена версия, согласно которой Его возвели на крест опричники Ивана Грозного, но тогда следует сдвинуть сроки жизни изверга на пятнадцать столетий назад, что представляется нереальным из-за ограниченных ресурсов управления. Трудности с кадрами также не позволяют переписать и переиздать все книги, излагающие общепринятую версию мировой истории, с которой — плохо-бедно — многие свыклись.
— Ну и каковы же их рекомендации? — голос Транквиила звучал отстраненно. — Согласно последней инструкции Главной Небесной канцелярии, когда что-то отвергаешь, необходимо тут же нечто другое предлагать. Кажется, они называют это конструктивным подходом.
Куркис заглянул в конец какой-то бумаги и прочел вслух:
— В качестве компромисса на переговорах со Славянским эгрегором на рассмотрение Большой согласительной комиссии выносится предложение официально признать существование так называемой «загадки русской души» и даже придумать для нее отгадку, которую и зашифровать в тексты древних эзотерических мистерий.
Куркис поднял глаза от бумаги, обвел взглядом присутствующих.
— Ну а если Славянское управление на такой компромисс не пойдет?.. — поинтересовался черный кардинал. В голосе его звучало сомнение.
— Этот вариант тоже рассматривается. — Ответственный секретарь извлек из папки еще один документ. — В таком случае Управление по формированию хода и фактов всемирной истории предлагает дополнительно ответить на сакраментальные вопросы русского человека: «Что делать?» и «Кто виноват?» В предварительном порядке уже составлен список из шестисот сорока семи миллионов имен тех людей, на кого следовало бы возложить вину за происходящее в России…
— Но это же практически все население территории за последние десять-одиннадцать веков! — язвительно заметил Нергаль.
— Не могу знать, методика подсчета виновных к справке управления не приложена. — Куркис смущенно смотрел на черного кардинала, как если бы отсутствие методики было его собственным упущением.
Оживившийся Транквиил поспешил зафиксировать свою позицию по рассматриваемому вопросу.
— С нами, — выпалил он, — никакие предложения по достижению компромисса не согласовывались!
По делегации Департамента светлых сил прокатился ропот одобрения. Рядовые ангелы и праведники прекрасно знали, что любая инициатива наказуема, тем более что в их департаменте ответственность за решение конкретных проблем не была закреплена за отделами, да и самих отделов фактически не существовало. По древней традиции, когда о научном менеджменте еще и не слыхивали, весь личный состав Департамента занимался всеми имеющимися, да и надуманными вопросами. Как-то само собой считалось, что в конце концов Добро все равно победит Зло, а значит, не к чему было особенно и стараться.
Куркис взглянул на ангела, перевел вопрошающий взгляд на начальника службы тайных операций, но Нергаль лишь едва заметно пожал плечами. Он был совершенно не заинтересован даже в малой степени изменять положение дел в России, используемой его службой в качестве секретного полигона. Причем бесплатно. Русские сами ставили над собой эксперименты, и агентам черного кардинала оставалось лишь фиксировать впечатляющие результаты, от которых частенько буквально захватывало дух. Похоже, ребята в своей нелюбви к самим себе и собственному народу шли до конца и на этом тернистом пути никому не давали пощады.
— Может быть, во славу Божью, создать рабочую группу по изучению указанных предложений?.. — мечтательно глядя в потолок, высказал мысль Транквиил. — Спокойно, без спешки рассмотрим проблему в деталях, а там, даст Бог, вернемся как-нибудь к ее обсуждению.
На общепонятном для обеих делегаций языке это означало, что дело без шума и огласки будет похоронено в анналах и вряд ли уже когда-нибудь всплывет на поверхность из пыльных волн бумажных архивов. Куркис потупился. Впрочем, здесь все были свои и лицемерить сверх принятой меры не имело смысла. Большинство из членов комиссии с нетерпением ждали окончания заседания, когда, наконец, можно будет скинуть надоевшее человеческое обличье и предаться легкости бестелесного движения в астрале.
Вообще говоря, Главная Небесная канцелярия настойчиво рекомендовала всем служивым сущностям, вне зависимости от того, по какому департаменту они числятся, постоянно носить человеческие тела. Однако — и это было широко известно — весь оперативный состав дружно отлынивал от всевышнего указания, изобретая для того многочисленные предлоги. В человеческий лик облачались только для участия в официальных мероприятиях, таких как заседания Большой согласительной комиссии, в остальное же время предоставленные самим себе материальные тела слонялись по Земле. Брезжившего в них отсвета сознания хватало для имитации жизни, что позволяло им делать вид, будто и они, как все нормальные люди, участвуют в этом забавном процессе. Более того, оставленные без присмотра недочеловеки, по крайней мере в России, частенько делали карьеру, пробиваясь на ответственные правительственные посты, которыми пренебрегали носители полноценного сознания и интеллекта. Особенно они любили администрацию президента и нижнюю палату парламента, где скапливались массами. Поскольку человеческое обличье время от времени востребовал ось хозяевами, этим объяснялось периодическое отсутствие парламентариев на пленарных заседаниях Государственной думы. Такое положение дел расстраивало высших небесных иерархов, и однажды добрейший апостол Петр даже пригрозил, что пожалуется Ему на всех сразу, но, видно, сделать это пока не решался.
— Что ж, рабочая группа, так рабочая группа — на этом и порешим!
Черный кардинал качнулся в своем кресле, намереваясь подняться на ноги, но Куркис его остановил. По-видимому, волнение ответственного секретаря комиссии к этому моменту достигло апогея. Он был бледен, как полотно, тяжело дышал и едва мог говорить.
— Осмелюсь напомнить, — произнес Куркис, с трудом двигая одеревеневшими губами, — в повестке дня значится еще один вопрос: разное.
— А мы чем тут занимались? — Черный кардинал изобразил на своем птичьем лице удивление. — Разве вся та жвачка, которую мы здесь несколько часов жевали, не есть разное?
