– И вы больше ее не видели?
– Можно сказать, что не видел: как-то раз, когда я спускался по лестнице из клуба, она помахала мне из автобуса рукой. Неловко получилось! Я был как раз с Дикки. Вот что выходит, оттого что автобусы пускают по Сент-Джеймс-стрит. Никто не может считать себя в безопасности.
После пирога с мясом и почками подали торт, облитый патокой, и большой кусок стилтонского сыра, а сэр Джон Харгривз пустил по кругу портвейн. Гости стали нетерпеливо ерзать, словно отдых, по их мнению, затягивался. Они начали поглядывать в окна на серое небо: через два-три часа свет уйдет. Они быстро, с несколько виноватым видом, выпили портвейн – в самом деле, не ради пустого же удовольствия приехали они сюда, – все, за исключением Персивала, который чувствовал себя абсолютно в своей тарелке. Он рассказывал новую историю про рыбную ловлю и опустошил уже четыре бутылки пива.
Генеральный стряпчий – или то был генеральный прокурор? – сказал весомо:
– Пора двигаться. Солнце садится.
Он приехал сюда явно не для развлечений – только для казни, и Дэйнтри понятно было его нетерпение. Право же, надо было бы Харгривзу подать сигнал к выступлению, но Харгривз клевал носом. После многих лет колониальной службы – а он в свое время был молодым комиссаром района в тогдашнем Береге Слоновой Кости – он научился засыпать при самых неблагоприятных обстоятельствах, даже в окружении ссорящихся вождей, поднимавших куда больший шум, чем Баффи.
– Джон, – окликнула мужа леди Харгривз с другого конца стола, – проснись!
Он раскрыл свои голубые безмятежные глаза и произнес:
– Вздремнул капельку.
Рассказывали, что в молодости, где-то в Ашанти, он нечаянно съел человечины и хоть бы что. Согласно рассказу, он потом сказал губернатору: «Не мог я возмутиться, сэр. Они же оказали мне великую честь, пригласив разделить с ними трапезу».
– Ну-с, Дэйнтри, – сказал Харгривз, – пора, я полагаю, продолжить истребление. – И, выкатившись из-за стола, зевнул и добавил: – Ваш мясной пирог, дорогая, слишком хорош.
А Дэйнтри с завистью смотрел на него. Во-первых, он завидовал положению Харгривза. Он был в числе немногих аутсайдеров, взятых шефом на службу. Никто в Фирме не знал, почему выбор пал на него, высказывались предположения, что тут не обошлось без скрытых связей, ибо весь опыт Харгривза по части разведки сводился к тому, что он приобрел в Африке во время войны. Завидовал Дэйнтри Харгривзу и по части жены – такая она богатая, такая интересная, такая безупречная американка. Брак с американкой, видимо, не считался браком с иностранкой: для брака с иностранкой требовалось специальное разрешение, в котором часто отказывали, а брак с американкой, пожалуй, лишь укреплял особые связи, существовавшие с этой страной. «И все же интересно, – подумал Дэйнтри, – прошла ли леди Харгривз проверку в МИ-5 [сокращенное название Британской контрразведки] и получила ли добро в ФБР».
– Вечером, Дэйнтри, – сказал Харгривз, – надо будет побеседовать, хорошо? Вы, я и Персивал. Когда вся эта компания разъедется по домам.
Сэр Джон Харгривз, прихрамывая, кружил по комнате – предлагал сигары, наливал виски, помешивал поленья в камине.
– Я лично не так уж люблю стрелять, – сказал он. – Никогда ни во что не целился в Африке, разве что с помощью фотоаппарата, а вот жене нравятся эти старые английские традиции. Раз есть земля, говорит она, надо иметь дичь. Боюсь, Дэйнтри, фазанов было маловато.
– Я отлично провел день, – сказал Дэйнтри, – в общем и целом.
– Жаль, не пришло вам в голову зарыбить ручей форелью, – сказал доктор Персивал.
– О да, ваша дичь – это рыба, правда? Ну, у нас теперь, пожалуй, можно и поудить. – И сэр Харгривз разбил кочергой полено. – Ничего это не дает, – заметил он, – но я люблю, когда летят искры. Так вот, в Шестом отделе, похоже, есть утечка.
– Дома или за границей? – спросил Персивал.
– Я не уверен, но у меня прескверное чувство, что это происходит дома. В одном из африканских секторов – в Шестом-А.
– Я как раз закончил проверку Шестого отдела, – заметил Дэйнтри. – Правда, всего лишь обычный прогон. Просто чтобы познакомиться с народом.
– Да, мне говорили. Поэтому я и пригласил вас сюда. Рад был, конечно, и вашему участию в охоте. Ну и вы что-нибудь заметили?
– Немного подраспустились. Но и во всех других отделах тоже. К примеру, я проверил, что берут с собой сотрудники, когда идут обедать. Ничего серьезного, но количество чемоданчиков меня поразило… Проверку я провел, конечно, в порядке предупреждения. Но человек нервный от такого предупреждения способен запаниковать. Мы же не можем требовать, чтоб они раздевались догола.
– А в алмазных копях так и делают, но я с вами согласен: заставить человека раздеваться в Вест-Энде было бы несколько необычно.
– И кто-то допустил нарушение? – спросил Персивал.
– Несерьезное. Дэвис из Шестого-А выносил донесение – сказал, что хотел прочесть за обедом. Я его, конечно, предупредил и велел оставить документ у бригадира Томлинсона. Просмотрел я и все разработки. С тех пор как разразился скандал с Блейком, проверка на допуск проводилась очень тщательно, но у нас все еще работают несколько человек с тех давних дурных времен. Есть такие, что работали еще при Бэрджесе и Маклине [речь идет о сотрудниках Сикрет Интеллидженс Сервис Гае Бэрджесе и Дональде Маклине, работавших на советскую разведку; в 1951 г. они бежали в Москву, что вызвало на Западе большой скандал и длительное, до 1955 г., расследование]. Мы можем заново проверить все их контакты, но остывший след трудно взять.
– Возможно, конечно, вполне возможно, – сказал шеф, – что доказательство утечки нам подбросили из-за границы. Им хотелось бы внести смуту в наши ряды, сломить наш дух и столкнуть нас с американцами. Если станет известно, что у нас произошла утечка, это может принести еще больший вред, чем она сама.
– Об этом я и думал, – сказал Персивал. – Запросы в парламенте. Снова возникнут все старые имена: Вассал. Портлендское дело, Филби. Но если они захотят поднять шум, мы тут мало что можем сделать.
– Я полагаю, назначат Королевскую комиссию, чтобы запереть дверь в конюшню, – сказал Харгривз. – Но представим себе на минуту, что они действительно охотятся за информацией, а вовсе не хотят устраивать скандал. Шестой отдел, думается, самое неподходящее для этого место. Никаких атомных секретов в Африке нет: партизаны, войны между племенами, наемники, маленькие диктаторы, неурожаи, скандалы, золотые россыпи – в этом нет ничего секретного. Потому мне и пришла мысль, не хотят ли они просто скандала, чтобы доказать, будто они снова проникли в британскую разведку.
– А утечка важная, шеф? – осведомился Персивал.
– Можно сказать, капля в море – информация главным образом из области экономики, но любопытно то, что помимо экономики она связана и с китайцами. А не может быть, чтобы русские – ведь они делают только первые шаги в Африке – надумали использовать нашу службу для получения информации о китайцах?
– Слишком мало они могут от нас узнать, – сказал Персивал.
– Но вы же знаете, как обстоит дело в любом центре. Никто такого не вынесет – чтобы какая-то карточка в картотеке была пустой.
– А почему бы нам не посылать им – с наилучшими пожеланиями – копии того, что мы посылаем американцам? Ведь вроде бы наступила detente [разрядка (фр.)], не так ли? Это бы избавило всех от множества беспокойств. – Персивал достал из кармана маленький цилиндрик, брызнул на очки и затем протер их чистым белым носовым платком.
– Подливайте себе виски, – сказал шеф. – Я после этой чертовой охоты еле двигаюсь. Есть какие-нибудь соображения, Дэйнтри?
– Большинство сотрудников Шестого отдела пришли туда уже после Блейка. Если их контакты сомнительны, тогда никто ни от чего не гарантирован.
– Так или иначе, утечка, похоже, произошла в Шестом отделе, и скорее всего в секторе Шесть-А. Либо дома, либо за границей.
– Начальник Шестого отдела Уотсон поступил к нам сравнительно недавно, – сказал Дэйнтри. – Он прошел тщательнейшую проверку. Затем там есть Кэсл – он у нас очень давно, мы отозвали его семь лет назад из Претории, так как он был нужен в секторе Шесть-А и потом были еще личные причины – сложности с женщиной, на которой он хотел жениться. Он, правда, поступил к нам, когда проверка была не такая строгая, но я считаю: он чист. Унылый тип, хотя картотеку ведет, конечно, первоклассно, а опасность обычно представляют люди блестящие и честолюбивые. Брак у Кэсла крепкий, хотя женат он вторично: первая жена его умерла. Один ребенок, дом в Большом Лондоне, купленный под закладную. Застрахован – все взносы на сегодняшний день внесены. Живет скромно. Даже не имеет машины. Насколько мне известно, каждый день ездит на станцию на велосипеде. Диплом третьей степени по истории. Старателен и добросовестен. Роджер Кэсл из казначейства – его кузен.
