- Кончай бессмысленную бодягу! – Подождал, пока народ перестанет дёргаться в капкане и напомнил: - Все единогласно и добровольно…
Макс, не удержавшись, недовольно хмыкнул.
- …решили, что участвуют все и, значит, бегут – все! Точка! Чего дёргаться-то? – Он злорадно усмехнулся: - А для ослабевших и недобитых организаторы предусмотрели повальный двухкилометровый кросс по пересечённой местности.
- Ничего себе! – возмутился ослабевший. – А сами-то они бегут?
Викентий Алексеевич поморщился от наглого вопроса.
- Не знаю, - ответил нехотя, - не интересовался. Да и кому там бежать? Всем – за 60: рассыпятся на тропе – не соберёшь.
- Не скажи, - сердито возразил Старче. – Видел я, как эти одуванчики – сплошь члены и академики – дуются в буфете в домино под пиво: стол трещит от ударов костяшками, и уши вянут от неприличных комментариев. Ещё нас по жизни перебегают, живчики!
- Оставим небожителей в покое, - деликатно оборвал шеф стороннюю и не очень интересную тему. – Они – сами по себе, мы – сами, и давайте лучше подумаем, как нам самим пробежать по жизни такой, когда никто – докатились! – ни плавать, ни бегать не в состоянии. Скоро станем дирижаблями марки Макс.
- Ладно, добивайте, - проворчал воздухо-аппарат.
Но Викентий Алексеевич пожалел сортирного изобретателя и сменил неинтересную тему на более занимательную:
- Все усекли? Кросс бежать всем: и мужчинам, если таковые здесь есть, и женщинам, чохом. Если кто, не дай бог, заболеет, придётся нести на носилках. Индивидуального временного зачёта не будет, главное – добежать, дойти, доползти, но будет командный – по среднему времени всех участников, так что сачковать никому не советую.
- Хоронить будут сразу и там же, вдоль трассы? – поинтересовался Макс.
- Не знаю, - ответил безжалостный начальник, - но ты захвати на всякий случай белые тапочки.
- Спасибо за совет, - обиделся Макс. – Лучше я их сразу надену, а заодно и саван, чтобы вам потом забот меньше было.
Викентий Алексеевич не замедлил поблагодарить его от лица всех присутствующих:
- Огромное тебе спасибо, дорогой ты наш, незабвенный друг, и на этом. А мы тебя, обещаю, не оставим там диким зверям, - и строго наказал похоронной команде: - Предупреждаю: если Макс даст дуба на тропе здоровья, труп тащите на финиш и отмечайте прибытие у судей.
- Ну, что за люди! – уже в который раз возмутился физкультстрадалец. – Даже умереть спокойно не дают.
А главный истязатель-измыватель, жаждущий безвременной погибели единственного в коллективе интеллектуала-мыслителя, скривился от жалости и… рассмеялся вдруг ни с того, ни с сего, неприлично, на траурной минуте.
- Представляю себе живого покойника при полном параде на кроссе в лесу. - И все подлипалы, забыв об обкуренном братстве, льстиво заблеяли в повтор, тоже представив мрачноватый сюжет из Данте. – Умора! – И все переключились на истерический хохот, и даже потенциальный покойник, довольный сиюминутной популярностью, растянул мёртвенные губы в улыбке. – Убей бог, но ты сорвёшь соревнования! Во всяком случае, академиков в судейской коллегии на финише кондрашка, уж точно, хватит.
- Наконец-то, и от меня увидели какую-то пользу, - обрадовался губитель учёной элиты.
Зинуля с Нинулей уже не могли смеяться и только изнеможённо икали, уткнувшись заплаканными личиками в плечо друг другу.
- Ну, ладно… ну, хватит, - взмолился, еле отдышавшись с нервическими всхлипами, смешливый шеф. – Финита ля комедия! С кроссом, будем считать, покончили, - не сдержавшись, он опять рассмеялся. – Не забудь в саване дырки для ног проделать, а то тапочек не видно будет. О-хо-хо! Венок ещё надо! Ну, всё, всё, всё… - вздохнул, отгоняя душещипательное видение. – Испортишь, клоун, грандиозное мероприятие и нас подставишь. Придётся на время спартакиады схлопотать тебе с женой путёвки куда-нибудь в далёкий приморский дом отдыха.
Террориста такие отступные вполне устраивали, и он согласился даже на небольшой компромисс:
- Зачем так тратиться? Пусть одна путёвка будет куда-нибудь за город.
Минуту посоображав, все опять заржали, а Викентий Алексеевич замахал руками и еле выговорил:
- Довольно, не троньте нахала! – вытер заслезившиеся глаза, пошелестел приготовленным, всё ещё пустым, листом и, вернувшись к нестриженым баранам, приступил к обсуждению следующего физиспытания: - Кроме кросса для слабосильных, для настоящих мужчин, - он сделал паузу, чтобы присутствующие осознали, кто из них таковым является, - предлагается бег по стадиону на два круга, а женщинам – на один круг.
- И тут дискриминация женщин, - возмутился представитель феминизма Фигаро. – А живут они, промежду прочим, дольше!
- К чему это ты? – не понял начальник.
- А он больше одного круга ни за что не осилит, - объяснил Гусар.
- А кто осилит? Ну? Кто рискнёт испытать себя? – Викентий Алексеевич с надеждой оглядывал бегунов. – Ну, стайеры, не стесняйтесь. Что-то не вижу леса рук.
- И не увидишь, - перехватил инициативу Старче. – Не забывай, что мы не спортсмены, бегали только на короткие дистанции за автобусом да в магазин по пьяни перед самым закрытием и потому возможностей своих не знаем. Распознать их и направить на пользу общества – вот наша задача! – Легкоатлеты с неустановленными возможностями одобрительно захлопали. – А без этого: вылезешь сдуру с чемпионскими претензиями, а тебе – дулю под нос! Так и сломаться недолго.
- Запросто! – поддакнул Серый. – Иной раз думаешь: вот оно – твоё, а оно оказывается у соседа.
- Варежку не разевай, - посоветовал скептику Гусар.
- Вот потому-то, чтобы исключить беспочвенные надежды, нам как настоящим учёным и надо подойти к возникшей серьёзной проблеме с научной точки зрения. – Старче встал и медленно, гипнотически, заходил, завораживая вмиг ослабевшие организмы, не охваченные офизкультуриванием, монотонной лекционной речью, методично капавшей на размягчённые мозги привычно задремавших слушателей. – Итак, что мы имеем? – Осоловевшие физкультурники ничем не могли помочь, и лектору пришлось самому создавать банк данных. – Перво-наперво - дистанцию в виде константы. Фигаро, назови её. – Всегда живой Фигаро на этот раз явно оплошал и, поднявшись со стула, молча переминался с ноги на ногу, уставившись бессмысленными оловянными глазами на преподавателя.
- Два… круга, - наклонившись вперёд, тихо подсказал Викеша – недаром защитил кандидатскую.
- Два… - вяло повторил Федя Фигаро, а что «два», не расслышал, но лектор не стал точить на него зуб.
- Правильно: два круга. Садись… и палец вытащи из носа – больше думать не надо. Продолжим, однако, наши исследования. – Старче снова монотонно замаячил, вдалбливая в обмякших студентов научные депозиты. – Следующей известной нам величиной является неизвестная переменная времени, за которую можно преодолеть означенную постоянную дистанцию. Привлечём для солидности к нашим разработкам мировые авторитеты. Так, небезызвестный, надеюсь, вам всем сэр Ньютон, однажды стукнутый по темечку, враз дотумкался, кроме всего прочего, что время – это не что иное, как частное от деления постоянной, слава богу, дистанции на скорость перемещения по оной.
- Если бы он сидел, - проснулся Витёк, - под кокосовой пальмой, то ещё и не до того бы додумался.
- А тебе, - определил учитель, - и под железобетонными блоками бесполезно сидеть. Не отвлекай. Так, на чём это мы остановились.
- На стукнутом Ньютоне, - подсказал внимательный Серый.
- Да, да, - поблагодарил глазами профессор, - я помню. Итак, - и снова все вздрогнули, потому что хлёсткое это слово всегда ассоциируется с приятным завершением долбёжки. Но у Старче был другой план изложения темы. – Постольку, поскольку расстояние у нас – константа, а время, априори, - переменная, стремящаяся к минимуму, иначе и перемещаться по дистанции не имело бы смысла – все бы пришли на финиш дружной толпой в одно и то же максимальное время – то и скорость является переменной, зависящей от параметров и отлаженности механизма перемещения. Врубились, олухи унитазные? – Очнувшиеся унитазарии дружно закивали умными головами, прогоняя дрёму и согласившись и с первым, и со вторым. – Следовательно, влиять на время перемещения по дистанции мы можем только через скорость, то есть, через механизм и механику перемещения. Это ясно-понятно и дебилу с аттестатом зрелости или с красным дипломом, не так ли? – Все опять закивали, соглашаясь и с первым, и со вторым, но некоторые с меньшей амплитудой, обозначив дезинтеграционное размежевание по второму пункту. Чуткий преподаватель-психолог немедленно уловил неуверенные головодвижения и попробовал вовлечь аудиторию в общее продуктивное мыслительное состояние: - Как ты думаешь, Гриша, о каком механизме идёт речь?
Бен-Григорион осоловело встал, вяло напрягся, пошевелив влажными выпученными губами и проволочной шевелюрой, но напрасно:
