Достав из сумки щетку для волос, Анни стала расчесывать свои золотистые волосы; взмах рукой, потом еще один — щетка плавно и спокойно скользила по золотистым волосам, а поезд катился все дальше и дальше.
Кто он, я не знаю, он подходит ближе; может, друг Александра или родственник? По лицу не определишь. На руках он держит маленького ребенка, девочку, рядом идет светловолосая женщина. Все это совершенно не важно. Я хочу, чтобы этот мужчина стал моим. Кем бы он ни был — мужчиной из кафе, соседом, лицом, мелькнувшим в окне, человеком за стеклом проезжающего мимо автомобиля. Тридцать. Сорок лет. Может, тридцать пять… По лицу не определишь. Но если присмотреться внимательнее — а именно этим я сейчас и занимаюсь, — кое-что начинает проясняться: тонкая кожа на скулах, подбородок и большие зеленые глаза с голубым оттенком говорят о том, как он выглядел в детстве и каким будет в старости. Он подходит ближе. Светловолосая женщина берет его за руку и, улыбаясь, что-то говорит. Затем переводит взгляд на девочку, сидящую у него на руках, достает из сумки лимонно-желтый носовой платок, вытирает ребенку нос и рот. Она улыбается девочке, легонько треплет ее по щеке, и ребенок заливается смехом. Во рту у девочки белеют два верхних молочных зуба. Мужчина целует женщину в лоб. Он целует пальчики ребенку. Подходит ближе. Поднимается по лестнице. Теперь он и его спутница собираются поздороваться с Анни.
— Добрый день, — говорит Анни.
— Добрый день, — отвечает мужчина, протягивает руку и говорит, что его зовут Аароном. Он друг детства Александра. Затем он представляет Анни женщину и ребенка.
Анни улыбается девочке и хочет погладить ее по голове, но та уворачивается. Взрослые смеются, как обычно смеются взрослые над детьми, когда те уклоняются от знакомства с чужими людьми. Я протягиваю руку, чтобы поздороваться. Мужчина меня не замечает. Светловолосая женщина пожимает мне руку и тоже здоровается, на лице у нее дружелюбная улыбка, но сама она уже смотрит куда-то в сторону. Я ей не интересна. Через мгновение она обо мне забывает. Я говорю ей, что я сестра невесты. Светловолосая отвечает:
— Вот как? Очень приятно. Какой прекрасный выдался день для свадьбы! С августом никогда не угадаешь, бывает и прохладно, и дождливо. — Она мило улыбается.
— Совершенно с вами согласна, — говорю я тихо, чтобы заставить ее снова взглянуть на меня. — С августом не угадаешь: то вдруг дождь начнется и льет, льет, льет, ну что тут поделаешь, что? Свадьбу что ли отменять? На тебе, дождь пошел, и катись все к чертовой матери?
Светловолосая, удивленно глядя на меня, отвечает:
— Нет, что вы, я ничего такого в виду не имела, просто хотела познакомиться. Я здесь почти никого не знаю.
Мужчина смотрит на нас, мельком улыбается, но меня не замечает. Он по-прежнему меня не замечает. Я ему покажу! Как — пока еще не придумала. Теперь я поняла, что это будет гораздо труднее, чем я полагала. Я — не Анни: неотразимой меня не назовешь. И такого взгляда, как у Анни, у меня нет, я знаю. Я смотрю на мужчину в упор, смотрю так, как это делает Анни, но ничего не происходит. Ничего. Ноль. Пустота. В его глазах я самая обыкновенная двадцатилетняя девушка, которая стоит на лестнице возле церкви со своей матерью. И все. Но с этим надо что-то делать. Выбора у него нет. Решено: этот мужчина должен стать моим, и произойдет это сегодня, прежде чем праздник подойдет к концу.
Однажды мы с папой смотрели фильм французского режиссера Эрика Ромера «Любовь после полудня». Мы с папой часто ходим в кино. Кино нам нравится больше всего на свете. Каждую неделю он ждет меня возле «Саги», «Клингенберга», «Гимле», «Фрогнера», «Эльдорадо» или «Синематеки»[5]. Он покупает билеты и две молочные шоколадки — одну для меня, другую для себя. Помню, как однажды зимним вечером я бежала к нему навстречу вниз по аллее Бюгдё к кинотеатру «Фрогнер»; было уже темно, зажглись фонари, я опаздывала. Папа стоял у входа в своем не по размеру большом потрепанном пальто и курил последнюю сигарету. Когда он повернулся и увидел, как я бегу к нему, он распахнул руки и прокричал: «Добро пожаловать в храм страшащихся жизни!»
В фильме «Любовь после полудня» рассказывается о женатом мужчине, который любит свою жену. Однако начинает встречаться с женщиной, которую немного знал прежде. Эта женщина влюбляется в него и пытается соблазнить, но безуспешно. Они всегда встречаются после полудня. Мужчина работает адвокатом в Париже, но в конторе работы у него не много. Две секретарши, две милые пташки, в курсе всех дел — они отвечают на телефонные звонки и ведут переговоры.
У адвоката прекрасные отношения с женой, она чудесная женщина и любит его. Другая женщина тоже красива, хотя совсем на другой лад. Ей уделяется больше места в картине, она более яркая, порывистая, эмоциональная, более непосредственная и в горе, и в радости.
Что станет делать мужчина? Ответит на любовь этой женщины и будет изменять жене или, поборов искушение, станет упиваться своей верностью и лелеять чистую совесть?
Когда мы выходили из кинотеатра, отец запахнул плотнее пальто и сказал, что на месте того мужчины он бы не отказывал другой женщине. Не потому, что она красивая, а потому, что она не сдается.
— Женщине, которая не сдается, отказать невозможно, — сказал папа.
— А ты изменял Анни? — спросила я.
— Карин, если уж мы заговорили об изменах, я дам тебе один очень хороший совет, — ответил папа. — Когда станешь взрослой, ты оценишь его по достоинству. Не забывай, что этот совет тебе дал я, твой папа, который любит тебя и хочет внести свой вклад в твое воспитание.
— Что за совет?
— Совет такой: никогда не признавайся в измене! Сколько бы тебя ни обвиняли, ни упрекали, ни подозревали и ни предъявляли бесспорных доказательств, — ни за что не признавайся! Ври, как будто речь идет о спасении твоей жизни — ведь ты и вправду спасаешь свою жизнь.
— Так ведь в том-то все и дело, что в этом фильме мужчина не хотел врать, — сказала я.
— Это всего лишь фильм, — ответил папа. — А Ромер — католик-моралист. Спроси у Анни. Если за время нашего знакомства она не изменилась, она ответит тебе так же.
Мы пошли дальше, мимо стоянки такси на площади Тумаса Хефти, к автобусной остановке на углу аллеи Бюгдё и улицы Хафрсфьорд. Изо рта шел пар.
— Хотя вряд ли, — сказал он. — Она никогда не скажет своим детям, что врать — хорошо. По-моему, Анни даже не подозревает о том, сколько раз она успевает соврать за день. Она сама верит в то, что говорит. Таких искренних притворщиц я никогда не встречал.
— Ты ее все еще любишь? — спросила я.
— Что кончено — то кончено, — ответил папа. — Прошлого не вернешь. Так же и в любви. Я люблю тебя и Жюли, этого достаточно. Сердце у человека не больше кулака, — сказал отец, вынув руку из кармана и сжав ее в кулак. Суставы побелели. — Не стоит желать слишком многого, — сказал папа.
Скоро начнется венчание, а мужчина, которого я выбрала, которого я собиралась соблазнить, прежде чем закончится день, по-прежнему меня не замечает. Он даже ни разу не посмотрел на меня. Тем хуже для него. И для меня.
Я вспоминаю сцену из фильма «Любовь после полудня», в которой главный герой едет в метро и думает о красивых женщинах. Он думает о том, что почти все женщины красивы. В каждой из них есть что-то особенное. (Камера выхватывает из толпы женские лица. Перед камерой проходит череда женских лиц, которые видит мужчина в метро.) В каждой из этих женщин есть что-то загадочное, думает он, — то, что свойственно только ей одной и никому другому, то, чего у остальных женщин просто не может быть.
В тот же день, чуть позднее, сидя в кафе в центре Парижа, мужчина продолжает размышлять о красивых женщинах. Было бы хорошо, думает он, иногда иметь на шее небольшой медальон, который делал бы меня неотразимым в глазах любой женщины. Вот, например, подходит он на улице к абсолютно незнакомой женщине и спрашивает: «Пойдешь со мной?» А она тут же беспомощно кивает в ответ, роняя все, что держит в руках, даже если этим чем-то был ее законный супруг.
Такой медальон мне бы сейчас очень не помешал. Тогда мужчине, которого я собираюсь соблазнить, не осталось бы ничего другого, кроме как бросить все и пойти за мной.
Я оборачиваюсь, провожая его взглядом: он поднимается ко входу в церковь, с ним его светловолосая женщина и маленькая девочка, которую он держит на руках; ситуация безнадежна, думаю я. Мне напекло голову, слезы льются из глаз, жарко. Красное платье раздражает кожу, все тело чешется. Анни берет меня за руку и говорит, что пора занимать места. Скоро придут Жюли и папа. Время — без десяти двенадцать, а венчание начнется ровно в полдень.
* * *
В детстве мы с Жюли были похожи. Не столько внешне: она была высокой, худенькой, неуклюжей, со светлыми волосами и широкими, покатыми плечами. Я была маленькой, худенькой и темноволосой. И держалась прямо. Всегда! Похожи мы с Жюли были в другом. Мы любили посмеяться и часто хохотали без удержу, играли в одни и те же тайные игры, читали одни и те же книги. Жюли не замечала, что я на три года младше, она охотнее общалась со мной, чем со своими сверстницами. Но когда ей исполнилось семнадцать, все изменилось, больше ей ничего этого не хотелось.
