Что они и проделали.
Приблизившись к лодкам, мистер Роберт выключил двигатели. Яхта покачивалась на воде, подчиняясь ветру и приливу. Мимо беспорядочной вереницей проходили лодки с катамараном во главе. Мистер Роберт стоял в рубке, облокотившись о штурвал, и махал им — всем по очереди. Старик спал, мисс Холлишер вязала свое вязанье. Стэнли наблюдал. Девушка на «сейлфише» шла почти последней, за ней плыл только кэт с сильно обтянутым парусом.
Через десять минут катамаран вошел в Залив Контрабандистов и спустил парус; шедший сразу за ним шлюп сделал то же. И тут по отлогому, заросшему соснами склону пронесся внезапный летний шквал и взбудоражил воду. Юные мореходы увидели его приближение, увидели, как по заливу побежала рябь, точно от ударов миллиона пальцев. Увидели все, кроме темноволосой девушки. Когда ветер обрушился на ее яхточку, она болтала рукой в воде, поднимая сверкающие брызги. Небрежно брошенные шкоты запутались, и, прежде чем она успела с ними совладать, яхточка медленно перевернулась.
Тут же заработали двигатели, и «Кондор» двинулся вперед. Мистер Роберт крикнул из рубки:
— Опрокинулась! Возьмем ее на борт.
Стэнли поглядел на него, думая: это же «сейлфиш», она сама его сейчас поставит на киль. И действительно, когда «Кондор» приблизился, девушка уже почти справилась со своим суденышком. Она с удивлением посмотрела вверх и помотала головой.
— Стэнли! — мистер Роберт кубарем скатился по трапу. — Стань к штурвалу.
Стэнли не разобрал, что именно мистер Роберт сказал девушке, но потом он засмеялся и со словами: «Ну, какое там беспокойство!» — перегнулся через борт и схватил ее за запястья. Потом с возгласом «готово» одним рывком втащил на палубу.
Это, скептически подумал Стэнли, еще очень скромная демонстрация силы и ловкости. Мистер Роберт может показать кое-что и получше. Например, в одиночку поднять с палубы ялик и сбросить его на воду. Или приподнять машину, ухватившись за задний бампер. Стэнли наблюдал, как он это делал — и то и другое. Чтобы щегольнуть перед женщинами. И на эту девушку он, по-видимому, произвел впечатление. Она сидела тихо, словно в недоумении, сутуля под мокрой блузкой хрупкие юные плечи. Полоски пояса и бюстгальтера пересекли узкую линию позвоночника.
Лет семнадцать, решил Стэнли. Высокая. Скулы круглого лица обожжены солнцем. Темные, глубоко посаженные глаза.
Мистер Роберт сказал:
— Я знаком с вашим дядей. Мы с ним давно не виделись — так уж получалось.
Но теперь-то увидитесь! — подумал Стэнли и улыбнулся веревке, которую держал в руках.
— Я сразу понял, что вы мало плавали в этих местах и не знаете, откуда ждать ветра.
— Я здесь впервые. — У нее был приятный голос — мягкий, нежный и не слишком высокий. — Но вы могли бы и не вытаскивать меня, я бы справилась.
— Вы простынете в мокрой одежде. В другой раз надевайте купальный костюм.
В июне-то простынет? — подумал Стэнли. — Ловко!
Она была слишком тоненькая — не во вкусе мистера Роберта. Встала, роняя капли, и напряглась, почувствовав под ногами покачивание палубы. Мокрая одежда обрисовала ее всю: узкие бедра, маленькие, высоко посаженные груди, шея, такая худая, что видны сухожилия, острые, похожие на крылышки лопатки.
Детское тело, решил Стэнли. Но лицо не детское. Совсем не детское. И очень странное выражение глаз. Как у… У кого?
Старик вдруг проснулся и открыл глаза.
— Откуда эта девочка?
— Из моря, па, — ответил мистер Роберт. — Приехала на морской раковине, как Венера или… ну, как ее там?
— Венера Боттичелли, — чинно сказала девушка.
Мистер Роберт засмеялся:
— Я все это позабыл. С годами многое забывается.
В его речи слышались мягкие южные интонации. И не просто южные, а, несомненно, негритянские. Стэнли оценил их: мистер Роберт говорит так, только когда женщина его сильно зацепит.
— Но знаете, — сказал мистер Роберт, — раковина Венеры была заметно устойчивей вашего «сейлфиша».
Старик опять задремал.
Девушка спросила:
— Он болен?
— Старость, и ничего больше. — Мистер Роберт глядел на нее с отеческим интересом.
— О! — сказала она. — Извините.
Мистер Роберт успокаивающе потрепал ее по плечу:
— Вы слишком молоды, чтобы думать о таких вещах.
Глаза Стэнли встретились с глазами мистера Роберта над узким пространством палубы, разделявшим их.
Он знает, о чем я думаю. Я знаю, о чем думает он. Думает, как он уложит ее в постель. И гордится представлением, которое устроил. И рад, что я при этом присутствую.
«Дай мне восемь часов, — сказал ему однажды мистер Роберт, — и любая женщина будет моей. Причем по ее, а не по моей инициативе».
— Может быть, выпьете кофе? — предложил мистер Роберт. — Стэнли, у нас ведь есть горячий кофе?
Виски не предлагает, с восхищением отметил Стэнли. Слишком прямолинейно, могло бы спугнуть ее.
— Я совсем не озябла, — сказала девушка. — И мне нужно к ним. — Она показала на Залив Контрабандистов.
— Если хотите, я отвезу вас туда. А может быть, вы пообедаете с нами, в нашем доме?
Последние слова он чуть-чуть подчеркнул. В нашем доме. В легендарном доме, который никому не удается увидеть — так не хотите ли в нем побывать?
— Нет, не могу. Я так много о нем слышала и очень хотела бы, но…
Мистер Роберт старательно не смотрел на ее мокрую, липнущую к телу блузку.
— Как вам угодно, моя дорогая.
Она замялась — не потому, что не могла решиться, а потому, что боялась показаться невежливой.
Ну-ну-ну, думал Стэнли, сорвалось. Ничего у него не вышло: девочка-то сейчас распрощается.
Старик открыл глаза и приподнял голову.
— Останьтесь, — сказал он. — Присутствие такой хорошенькой девушки сделает нашу поездку гораздо приятнее. — По старому худому лицу скользнула еле заметная, удивительно ласковая улыбка. — Сядьте рядом со мной, деточка.
Она села. Его рука протянулась и замерла над ее маленькой юной рукой. Но он благоразумно не прикоснулся к ней. Пусть хрупкий груз старости только приблизится к ней, чтобы она ощутила его лишь чуть-чуть. Пусть их руки (такие разные, настолько разные!) соприкоснутся через воздух, всеочищающий воздух.
— Я могу задремать, — сказал Старик, — но это вовсе не значит, что я не отдаю должного хорошенькой девушке.
— Благодарю вас, — сказала она и села в шезлонге плотнее. — Большое вам спасибо.
Старик снова улыбнулся. Он казался очень дряхлым и мудрым, благостно мудрым.
— Я бы выпила кофе, — сказала девушка.
Доставая посуду, Стэнли думал: Старик обязательно что-нибудь да сообразит. Девочка же совсем уже прощалась, когда он так удачно проснулся. И пришел на помощь мистеру Роберту, как раз когда ему помощь и требовалась. Дал ему эти восемь часов.
Стэнли заметил еще одно: проснувшись, Старик совершенно точно знал, о чем они говорили.
Стэнли налил кофе в белые кружки с изображением черной птицы.
А я-то думал, что я — большой черный ястреб, парящий над людскими жизнями. А теперь получается, что все это время тощий воробей прямо у меня под носом следил за всеми, следил за мной. Кто же кого дурачит? Старик. Всегда Старик.
Стэнли подал кофе.
— Спасибо, — сказала она.
И тут Стэнли узнал этот взгляд — взгляд девственницы, которая знает об этом все… и ничего не знает. Взгляд прямой и робкий. Вся трепет — и ищет и боится. И хочет и не хочет…
В этом есть своя прелесть, признал Стэнли. Что-то от дочери, которой у него никогда не было, что-то от женщины, которую ему не довелось встретить, женщины совершенной и неуловимой.
Мистер Роберт надел солнечные очки.
— Отец опять заснул, — сказал он. — Когда допьете кофе, то, может быть, если вы не слишком озябли, подниметесь со мной на мостик? Оттуда лучше видно.
Девушка поспешно допила кофе и поднялась по трапу на мостик. Мистер Роберт поднимался за ней, в упор разглядывая ее лодыжки. Красивые лодыжки, подумал Стэнли. Тонкие и изящные.
Старик тоже смотрел. Глаза его снова были широко открыты, хотя приподнимать головы он не стал. Блестящие черные глаза следовали за ними по трапу на мостик.
Стэнли шагнул вперед, так чтобы оказаться в поле зрения Старика. Черные глаза медленно мигнули. В их глубине замерцал огонек.
А ведь он смеется, подумал Стэнли.
Старик лежал в постели; руки поверх аккуратно подоткнутого одеяла, голова на взбитой подушке в льняной наволочке. Верхняя пуговица его пижамы чуть заметно поднималась и опускалась от его дыхания.
Он слышал, как открылась дверь, слышал, как скрипнул стул, когда мисс Холлишер села на обычное место. Слышал шелест материи, когда она взяла свое шитье. Скоро раздастся шепот ночной сиделки, которая на цыпочках войдет в комнату.
