За столом речь как-то сразу зашла о политике. Толчком послужила причина совсем бытовая — невозможность достать гроб для похорон. Вообще-то к дефициту все привыкли. Но это к дефициту повседневному. То, что гробы могут стать предметом «доставания», у Владимира Ильича в голове не укладывалось. Наталия Васильевна впервые за многие годы столкнулась с тем, что ее муж растерялся, не мог решить проблему, сидел на кухне и, тихо подвывая, плакал. От собственного бессилия, от обиды, оттого, что столько прослужил власти, которая даже для похорон его отца гроб выделить не смогла.
Наталья Васильевна, как бы ей того не хотелось, позвонила Лене и попросила подключить Вадима. Лена отнеслась к просьбе как к совершенно естественной, ведь Вадим мог все, и попросила мужа помочь. Вадим тоже просьбе не удивился. Снял трубку, позвонил Аксельбанту и спросил, есть ли у того знакомые кооператоры, производящие похоронные принадлежности.
В Москве давно уже сложилось неформальное братство нэпманов, как называли себя сами кооператоры. Натуральный обмен услугами между нэпманами в эпоху тотального дефицита и необходимость противостояния чиновникам всех уровней и мастей стали делом и естественным, и очень удобным.
Решение вопроса у Вадима заняло не более часа. Оказалось, что гроб — это не проблема. Можно обычный сосновый, можно из дуба, а можно и канадский с окошком над головой умершего. Последний, снабженный еще и бронзовыми ручками, стоил почти две тысячи долларов, и покупали такие в подавляющих случаях только бандиты для похорон своих безвременно погибших товарищей. Да и простой-то гроб у кооператоров стоил месячной зарплаты среднего москвича. Но эта сумма Вадима мало волновала.
Владимир Ильич, хотя Вадим с Леной и взяли на себя все расходы по похоронам, все кипятился и никак не мог успокоиться:
— Это куда же мы докатились?! Простой человек, простой советский человек даже родственника похоронить не может! Место на кладбище не достанешь, дают где-нибудь на Хованском, у черта на рогах. В ЗАГСе настоишься в очереди до одури. Так ведь даже стульев для посетителей не поставили!
— Это временные сложности, Володя, — бросилась на защиту родной Советской власти Анна Яковлевна. — Вы как коммунист должны понимать, идет перестройка, естественно, где-то какие-то сбои.
— Да у вас перестройка все эти семьдесят лет не прекращается! — встряла Эльза Георгиевна. — Только последнее время как-то вы уж совсем доперестраивались. Раньше хоть еда какая-никакая в магазинах была. А теперь даже водка на похороны по спецталонам!
— Это только в Москве. Потому что Ельцин предал коммунистические принципы! — вспылила бабушка Аня.
Ельцин последнее время был у нее виноват всегда и во всем.
— Да, такого дуболома поискать! — согласился успокоившийся Владимир Ильич.
— А что, Горбачев лучше? — Михаилу Леонидовичу надоела роль пассивного слушателя. — Он просто без яиц. Мычит, туда сюда шатается. Сам не знает, куда страну ведет. И Ельцин ваш не лучше! За год тысячу директоров магазинов посадил!
Вадим наклонился к Лене и шепнул:
— Заинька! Я пойду позвоню. Море клиентов, со всеми надо переговорить. Тут, я думаю, все нормально.
— Да, уж! Жизнь продолжается.
— Для поколения наших родителей разговоры о политике заменяют не только хлеб насущный, но и саму политику, — Вадим улыбнулся.
— Ну с хлебом-то все нормально. Твоя мама сегодня превзошла себя. Ежики аж двух видов — с куриным и с телячьим паштетами.
— И правда! Я забыл, что в стране жрать нечего. Хорошо, что теперь в этом обвиняют кто Ельцина, кто Горбачева, а не евреев! — Вадим громко рассмеялся, чем вызвал крайне недовольный взгляд бабушки Ани, как раз перешедшей к пересказу политинформации, состоявшейся в клубе старых большевиков в четверг вечером.
— А это зависит от того, кто еврей — Горбачев или Ельцин. Соответственно определяется и виновник! — засмеялась и Лена.
В понедельник Вадима ждал на фирме сюрприз. Оказывается, Леша Кашлииский распорядился перенести начало рабочего дня с десяти утра на девять. Соответственно, заканчивать работу надо было не в семь вечера, а в шесть.
Узнал об этом Вадим случайно. При секретаре договаривался по телефону о встрече с клиентом на полседьмого, и вдруг услышал шепот:
— Вадим Михайлович! Мы теперь работаем только до шести.
Вадим спокойно договорил с клиентом, положил трубку и жестко произнес:
— Вы будете, дорогуша, работать до того часа, до которого я скажу. Нужно будет — и до полуночи. Это вам не государственное предприятие! Ясно? — И немного успокоившись, добавил: — А уж до семи — это просто рабочий день.
— Но Алексей Эдуардович распорядился, что теперь фирма работает до шести. Я-то готова остаться…
Вадим, не дослушав, повернулся и ушел к себе в адвокатскую комнату, где его ждали Саша, Игорь и Лена Суворова. Сегодня получился вообще «большой сбор».
— Кто из вас в курсе нового режима работы фирмы? — с порога обратился Вадим ко всем присутствующим.
Игорь с Леной удивленно на него посмотрели. Только Саша, не поднимая головы от бумаг, стыдливо произнес:
— Я!
— Так вот, передай своему другу, что командовать на фирме буду я, а не он! — Вадим кипел от ярости.
— А, собственно, почему? — Саша встал и принял оборонительную позу.
Вадим посмотрел на него взглядом, в котором одновременно отразились и презрение, и жалость, и еще какое-то доброе чувство, но какое понять было невозможно.
— По кочану! Все, разговор окончен. Работаем!
Кашлинский сидел в кабинете Марлена уже битый час. Леша пытался доказать, что одновременный отъезд в США Юли и Саши — ошибка. Что кто-то из семьи Марлена должен оставаться на фирме. Иначе к их приезду Вадим его, Алексея, сожрет, и ребята приедут на пепелище.
Марлен, которому хотелось как можно быстрее отправить и дочь, и племянника на стажировку, не соглашался. Доводы Алексея звучали разумно. Но у Марлена были свои соображения. Сегодня стажировка в «Брайане» есть, а что будет через полгода — не понятно. В стране — бардак. Того и гляди начнутся погромы и беспорядки. В такой ситуации детям лучше быть подальше. Что же до Осипова, то его он, Мартен, сможет держать в узде. К тому же старый волк понимал, что за всеми рассуждениями Кашлинского стоит простая идея — ехать должен он сам. Марлена раздражала мысль, что Леша считает его таким глупым, что пытается его, Марлена Перельмана, обмануть, как мальчика. Сказал бы прямо: «Хочу поехать!» — было бы проще. Может, тогда бы и согласился.
— Хорошо, я подумаю, — Марлен выразительно посмотрел на часы. — Вы сейчас на фирму?
— Нет, мне там сегодня лучше не показываться, — Леша хитро улыбнулся.
— Что так?
— Я распорядился изменить на час график работы фирмы. Осипов, наверняка, уже об этом знает. Скандал будет дикий! Хочу, чтоб он остыл. До завтра, как минимум.
— А вы, Алексей, с Аксельбантом этот вопрос обсудили? Его подготовили?
— А зачем? — Кашлииский искренне удивился, не понимая, при чем здесь Олег? — Дела-то чисто внутрифирменные.
— А офис «чисто» его! — передразнил Марлен. — Если Осипов не дурак, то он отменит ваше решение руками Аксельбанта, выставив вас дураком. Вы об этом не подумали?
Леша изумленно-растерянно захлопал глазами. Снял свои знаменитые очки в золотой оправе, протер носовым платком. Он делал это всегда, когда не знал, что говорить, надел обратно и признался:
— Не подумал.
— Ладно, идите, Алексей Эдуардович, мне работать надо, — в крайнем раздражении произнес Марлен.
Когда Кашлииский вышел из кабинета, Марлен зло прошептал:
— Кретин!
В это время он думал, что при всех недостатках Вадима, при всех сложностях общения с ним такого чувства, как к Леше, чувства презрения, он к Осипову никогда не испытывал.
Разговор Вадима с Аксельбантом оказался необычно коротким.
— Олег, у меня три минуты, а вопрос сложный… — начал Вадим прямо с порога. — Потом поговорим подробнее, как ты любишь. Сейчас — суть! Кто для тебя хозяин моей фирмы?
— Хозяин твоей фирмы — ты! — рассмеявшись и с ударением на слове «твоей» ответил Олег.
— А хозяин твоего офиса?
— Разумеется, я! — Олег перестал смеяться, и добавил: — Тьфу-тьфу, не сглазить!
— То есть Леша Кашлинский в обоих случаях не просматривается?
— Нет, а что? — Олег насторожился.
— А то, что он изменил порядок работы моей фирмы в твоем офисе, не переговорив ни с тобой, ни со мной!
— Что значит, изменил?! — на скулах Олега заходили желваки.
— Он распорядился, чтобы фирма работала с девяти, а не с десяти часов.
— А-а! — протянул Олег, выдохнув воздух. — Но все равно этого не будет. Кстати, а как правильно? — неожиданно серьезно поинтересовался кооператор-строитель.
