— Не знаю, что он с нами сделает, если его прямо сейчас нормальный вид вернуть. Это же форменный отморозок по натуре! — сказала, наконец, прожевавшись, Милка. — Ты хоть понимаешь, что меня тоже здесь по полной программе подставила? Поэтому все потом делим пополам, договариваемся на берегу! Знаю я вас, Винкерштейнов! Хотя, чем в такой ситуации можно поживиться?..
Чтобы не подслушал некстати притихший Дюймовка, подруги шепотом договорились не торопить события, но, на всякий случай, предпринять все меры к его немедленной эвакуации в реальность, данную нам в ощущении.
— Понимаешь, у нас вчера уже на телевидении сняли два ролика, — рассказывала Милка. — Один — на берегу речки Карлутка, куда этот хмырь, якобы, отправился купаться без охраны в нетрезвом состоянии. Там на диком пляже выложили его шмотки, включая портмоне, мобильник и записную телефонную книжку. Ну, будто бы он утонул безвременно. Мне это по секрету оператор по фамилии Крюков рассказывал. А панорамой он дал берега Карлутки и ментовскую бригаду, которая баграми в реку тыкала. Потом они с ментами раков наловили, сварили их и сожрали под водку, которую им как раз Сбруев на время следственных мероприятий презентовал. Но почему-то ролик вечером не пошел. Хотя, вполне возможно, что так все водкой ужрались, что и забыли про этого терпилу. А вот куда вторая бригада ездила — не знаю! Они вообще до сих пор не вернулись! Мне жена оператора той бригады звонила и обещала патлы на кривой пробор вычесать. А я, как ты понимаешь, совершенно не в курсах! Да у нас с тем оператором если что и было — то давно уже все быльем поросло.
— Милка, ты же видишь, какая здесь тонкость, — шептала ей в ответ Белла. — Кто-то должен публично заявить, что готов поменяться с этим подонком местами. Вот тут гусенок по глупости брякнул коротышке Нильсу, что хочет быть на его месте, а тот сразу же воспользовался ситуацией! Я сейчас эти заклинания запомню и книжку спрячу на место. Я уверена, что Дюймовка книжек вообще не читал. Поэтому нельзя, чтобы она ему в руки теперь попалась. Иначе чего скажешь по неосторожности в сердцах, а он, уверена, тут же сподличает.
— Знаешь, Белла, такие слова обычно разные ораторы на панихидах говорят! Когда абсолютно уверены, что вот как раз с покойником никто местами уже не поменяет. «Это я должен быть на твоем месте! Такие люди должны жить вечно!» — отвечала ей свистящим шепотом Милка. — Мне кажется, вторая бригада отправилась тайные лежбища этого крошки Цахеса проверять, чтобы точно удостовериться. Но по такому общественному деятелю они все равно должны панихиду устроить. А раз там у всех будет рыло в пушку, то непременно кто-то из внутренней неловкости что-то подобное сказать должен. Наверно. Хотя еще сутки назад многие с ним хотели бы местами поменяться, что, собственно, и устроили с помощью магических записочек старухи Кургузкиной. Вряд ли они осознают, что на самом деле с ним произошло. Ты же сама понимаешь, что этого даже молодая Кургузкина не соображала, раз спокойно те семечки из коробка щелкала…
— Я даже думать про такое боюсь! — с жаром зашептала ей Белла. — Хотя она с меня за какой-то сглаз столько взяла, что думаю, никого из порядочных обычных людей она в семечки не перекидывала. Нас ведь сама знаешь кто — забесплатно глазит. А Кургузиха со Светкой еще ведь и о проценте с имущества договаривались…
И тут обе вспомнили про некоторые необъяснимые случаи пропаж видных общественных деятелей в их городе, когда, кроме одежды, даже обгоревших трупов в лесополосе не находили. Они, не сговариваясь, посмотрели на Дюймовку, свернувшегося калачиком на большой кукольной кроватке, и одновременно подумали, что, наверно, не совсем он пропащий тип, раз именно на нем остановилась эта кровавая карусель…
* * *
Утром, позавтракав, засунув отчаянно сопротивлявшегося Дюймовку в ридикюль Милки, отправились втроем прямиком на телевидение. Беллу пропустили без вопросов, поскольку она давно считалась почти штатным членом Милкиной съемочной группы. В эфире уже вовсю шел ролик, отснятый на берегу Карлутки.
Второй оператор, панибратски облапив Милку в темном коридоре, рассказал, что и метра пленки не отснял, хотя до утра вместе с самим Сбруевым они объездили все бани с интимным массажем, все загородные дома его начальника, все торговые точки, бензоколонки и промышленные предприятия. Даже в туалете городской Думы побывали. По следу их вел шофер, который проверил все маршруты своего начальника за последние три месяца. Сбруев пояснил их руководству, что как бы тайком готовит разоблачительный, сенсационный материал, в котором человек, похожий на депутата городской Думы, откалывает такие номера, что у всех шарики за ролики заедут. А тут штаны этого депутата у реки обнаружили… Короче, день и ночь у самого оператора прошли в таких разъездах, что родная жена теперь до самой смерти ему не поверит.
Милка многозначительно подмигнула Белле, которая и сама уже поняла, что Дюймовке, куда ни кинь, всюду клин получался. Если бы его не убрала Кургузкина, его бы все равно убрал Сбруев. Все уже решено было с ним заранее. Они зашли в туалет, открыли сумочку, чтобы Дюймик подышал немного свежим воздухом. Он сидел на Милкиной пудренице в соплях и слезах, бормоча, что даже не знает, где ему теперь лучше находиться: заснятым в бане с массажем, в ридикюле или в речке Карлутке.
Но рыдать дальше было некогда, Милка припудрилась и побежала охмурять начальника, чтобы на гражданскую панихиду по такому выдающемуся члену общества послали их с Беллой, а не подлую их конкурентку по фамилии Сорвиголовкина…
До панихиды оставалось еще немного времени, поэтому Милка завела Беллу в макетную мастерскую на минутку.
— Посмотри, Белла, тебе это понравится! Такое — только на телевидении увидеть можно! У нас мастер есть классный! Просто руки золотые! — тараторила она на ходу. — Комитет по Государственному имуществу заказал ему сделать макет центральной части города, ты просто с копыт рухнешь, когда увидишь! Только он сделал все по-старому, как раньше было, в генплане. Они посмотрели и отказались почему-то. Но это так здорово! Вот бы нам такой, ну, когда мы в садик еще ходили!
Перед ошеломленной Беллой на сравнительно небольшом пятачке располагалась уменьшенная копия их города. Не совсем маленькая, а с домиками в полтора метра высотой, по улицам можно даже было ходить на цыпочках… Это был город ее детства, она помнила здесь каждую улочку. Магазин школьных принадлежностей и старая булочная были на своих местах, там не менялись вечно вывески и хозяева. Вот старый гастроном, к которому никто еще не пристроил курятников торговых палаток и закусочных, вырубая деревья и уничтожая цветники. Вот старый цирк, который еще не снесли, еще не нагородили вместо него ужасный развлекательный комплекс, похожий на вавилонскую башню и соты диких пчел одновременно, чтобы отмыть бюджетные средства… Еще нет огромных уродливых зданий внебюджетных фондов, неприличного по роскоши дворца Главы Администрации… Как же хорошо, оказывается, было раньше в этом городе!
— Мы хотели выставить это в парке, чтобы хоть дети посмотрели, как мы тут раньше жили, но… сама понимаешь. Наша нынешняя публика пива нажрется и все обосыт, детей не стесняясь, — удрученно сказала за спиной Беллы Милка. — Так жалко Васютина, он столько своих средств в этот макет вложил! Но красота, правда? Все наши сотрудники потихоньку сюда детей водят смотреть. Посмотри, там даже в домах квартиры есть! Вот бы сюда таких маленьких Дюймов… того?
— Чего — «того»? — иступлено заорал из ее сумки Дюймовка. — Вот ведь две калоши старые! Им в обед — пятьдесят лет, а они все еще в куколок играть тянутся! Хорош трепаться! Идем, куда идти собирались!..
Белла с неохотой пошла вслед за сумрачной Милкой, помимо воли оглядываясь на чудесный городок. Увидев мощный рубильник на постаменте, она сообразила, что Васютин даже продумал энергоснабжение крошечного мегаполиса, и по вечерам во всем их городе зажигаются огоньки…
Перед панихидой еще пришлось долго упрашивать заведующую одного ритуального бутика, название которого пообещали дать в репортаже, чтобы она не жмотилась и дала на похорона им с Милкой пару траурных туалетов. Кое-как выпросили, короче. Поклялись, что про гостей соврут, будто вся собравшаяся чистая публика только в том бутике и наряжается по случаю. В городе как раз начинались разборки с двумя автозаправками, так что клиент должен был клюнуть. Без этого никак.
Ну, затесались, значит, в толпу провожающих. Дюймовка категорически воспротивился сидеть на собственных похоронах в ридикюле, поэтому Белла посадила его между двумя черными розочками на своей огромной шляпе с вуалью. Черный смокинг Кена сливался с прочей растительностью из черного атласа, так что, когда он ряху за лепестки засовывал, его и не видно было вовсе.
