Сэм на прощанье машет им рукой и стремительно выбегает из комнаты.
Элинор по-прежнему не отрывает взгляда от Адриана и повторяет вопрос:
— Сделаешь что?
Не успевает он открыть рот, как Сэм снова возникает на пороге и врывается в холл.
— Главное, — внушает он Адриану, — найти ее слабое место, ахиллесову пяту, постыдную тайну.
— А может, у нее таковых не имеется? — возражает Адриан.
— У всех имеются.
Похоже, что это утверждение производит на Адриана и Элинор более сильное впечатление, чем ожидал Сэм. Воцаряется молчание, которое он вынужден прервать:
— Ну ладно… пока, — выдавливает он. — Элли, вазу я заберу на обратном пути.
— Сэм, задержись на минутку, — требует Элинор.
— Извини, надо бежать, — отвечает он и исчезает. Слышно, как хлопает дверь.
Элинор поворачивается к Адриану.
— Не хочешь ли ты сказать, что согласился на это дикое предложение? Ты же не собираешься давать интервью Фанни Таррант?
— Собираюсь, если она не пошутила.
— Ты что, рехнулся?
— Не думаю.
— Ты видел, во что она превратила Сэма. Тебе понравится, если она так же выпотрошит тебя?
— А мне все равно.
— Правда? Откуда такая уверенность?
— Потому что я больше не участвую в забеге. Вышел из игры.
— Какой такой игры?
— Я не борюсь за славу. Мне нечего терять. В отличие от Сэма, мне наплевать, что скажет обо мне Фанни Таррант.
— Вот как… Хорошо, тогда зачем тебе выигрывать забег для Сэма?
— Он обещал переделать "Укрытие" для Би-би-си.
— Ничего не получится, — отрезает Элинор.
— Знаю, — кивает Адриан.
— Зачем же ты согласился?
— Если статейку напечатают, я получу гонорар… В "Кроникл", полагаю, платят прилично. Ты сможешь купить себе новую муфельную печь — ту, что давно присмотрела.
Элинор не обращает внимания на его отговорки и продолжает настаивать:
— Зачем, Адриан?
Он какое-то время колеблется, потом отвечает:
— Ну, понимаешь, мне трудновато найти тему для следующей антологии.
— Нет, не понимаю.
— Вернее, тема есть. Только что в туалете мне пришла в голову мысль: пусть это будет антология лучших интервью в истории. От античных времен до наших дней. Начиная с Сократа и Иона из Эфеса{12} и кончая Фанни Таррант и ее интервью с составителем.
Если это и переубедило Элинор, то лишь отчасти.
— Ты хочешь включить свое интервью с ней?
— Это был бы довольно свежий поворот, не находишь?
— А если она напишет такую же пакость, как о Сэме?
— Что ж, это лишь добавит книге веса. А я прослыву крепким малым, которого голыми руками не возьмешь.
— А если она не даст разрешения на публикацию?
— Тогда я вместо ее статейки включу свою, — не сдается Адриан. — В любом случае опыт общения с Фанни Таррант очень мне пригодится, когда я буду писать предисловие.
— Неужели я не сплю и слышу это на самом деле! После всего, через что мы прошли! — Она обводит взглядом комнату, словно хочет найти живую душу и воззвать о помощи, но тщетно. — А эта твоя "статейка" — с чего ты взял, что у тебя получится? Ты никогда не писал ничего подобного.
— Ну почему же. А скетчи о человеческих типах в старом "Жур…"?
— Адриан, то были студенческие шалости.
— Кстати сказать, удачные.
Элинор пристально смотрит на него.
— Я знаю, в чем дело.
— Ага, чую, в воздухе запахло психоанализом, — отшучивается Адриан. — Подготовлюсь-ка к сеансу и приму надлежащую позу. — Он укладывается в шезлонг.
Элинор не реагирует на его кривляние.
— Ты надеешься вернуть то золотое время, когда вы с Сэмом были друзьями — близкими, а не старинными, как теперь. Перед вами лежал мир.
— Продолжай, пожалуйста, — говорит Адриан, не отрывая глаз от потолка.
— …и вы были в равном положении. Нет, пожалуй, перевес был твоей стороне. Так считали почти все. Но сегодня Сэм — преуспевающий писатель, а ты… — Элинор осекается: ищет подходящее слово.
— Неудачник? — подсказывает Адриан.
— Я хотела сказать, чуть ли не пенсионер. Да каким словом ни назови, все равно тебе будет больно. Ты воображаешь, что окажешь Сэму услугу и вы опять сойдетесь?
— Оригинальная теория, — говорит Адриан и встает с шезлонга. — Должен признаться, что эта затея вызывает у меня холодок нетерпения — ничего подобного я уже давным-давно не испытывал. Сочинением романов я ведь не слишком упивался.
— Кому-кому, а мне можешь об этом не рассказывать, — говорит Элинор.
Адриан глядит на часы.
— Пойду-ка на свою пробежку, а то не успею попариться перед ленчем.
— Ты еще пожалеешь!
— Не пожалею. Даю слово.
Он целует ее в щеку и уходит. Элинор некоторое время с тревогой смотрит ему вслед, потом садится за стол, разворачивает "Сентинел ревью" и принимается читать с того места, на котором ее прервал Сэм.
В следующий понедельник часов в одиннадцать утра Адриан ожидает появления Фанни Таррант. Он дома один. Фотограф из "Сентинел" уже побывал тут, все перевернул, нащелкал бесчисленное количество кадров и отбыл, предоставив Адриану самому возвращать мебель на место. Пока все идет по плану, составленному на прошлой неделе. Адриан сообщил своему литагенту Джеффри, что Фанни Таррант интересовалась, не даст ли он интервью, тот позвонил ей и договорился о встрече. Заведующий отделом культуры в "Санди кроникл", Питер Ривз, с которым Сэм провел соответствующую работу, позвонил Адриану и сказал, что газета очень хочет получить памфлет "Интервьюер-пасквилянт". От Сэма прибыл факс с его лос-анджелесским адресом и контактным телефоном, заодно он интересовался, как идет дело, но Адриан не ответил. И объяснил Элинор, что хочет сначала посмотреть, как пройдет интервью с Таррант, прежде чем возьмет на себя какие-либо обязательства. Элинор заявила, что слышать обо всем этом не желает, и договорилась со своей племянницей Розмари, что день, на который намечено интервью, проведет у нее в Ист-Гринстеде. И перед назначенным часом так и сделала — уехала молчаливая, полная неодобрения. Не успело стихнуть пыхтенье проржавевшей выхлопной трубы ее удалявшегося "пежо", как послышался ровный шум мотора — подъехало такси Фанни. Адриан вытаскивает из музыкального центра диск с Генделем, который там тихо играл, и настраивает кассетную деку на запись: на одной из книжных полок притаился небольшой переносной микрофон.
Адриан отворяет дверь миловидной молодой женщине лет двадцати восьми или чуть больше, с коротко стриженными — явно у дорогого парикмахера — светлыми волосами, элегантной: в короткой юбке, строгом, сшитом на заказ жакете, с черным дипломатом в руках.
— Мисс Таррант? — спрашивает Адриан.
— Да, — она едва заметно улыбается, словно ее забавляет церемонность приветствия.
— Входите, пожалуйста.
Он ведет ее в обшую комнату.
— Это ваша жена выехала из ворот, как раз когда мое такси сворачивало к дому? — спрашивает она. О ее произношении можно сказать, что так говорят образованные провинциалы.
— Да. Отправилась в Ист-Гринстед проведать племянницу.
— Жаль. Я надеялась с ней познакомиться.
— Именно этого она и хотела избежать.
— Да? А почему?
— Она вас читает, — поясняет Адриан. — Присаживайтесь, пожалуйста. — Фанни выбирает шезлонг. Адриан устраивается в кресле. — Особо ей запомнилась статья про искусствоведа. Ну того, с двойной фамилией.
— Сэра Роберта Дигби-Сиссона?
— Да-да, его самого, — подтвердил Адриан. — Вы весьма немилосердно высказались по поводу ногтей леди Дигби-Сиссон.
— А что, ваша жена тоже грызет ногти? — спрашивает Фанни бесстрастно, как будто ею движет чисто академический интерес.
— Нет, просто она не любительница риска: ей не хочется предстать в вашей статье в столь же неприглядном виде.
— Надо понимать так, что она не одобряет идею этого интервью, — заключает Фанни.
— Да, не одобряет.
Фанни открывает дипломат, достает репортерский блокнот и маленький кассетный магнитофон.
— Вы не возражаете, если я буду записывать? — спрашивает она, показывая на магнитофон.
— Нисколько, если вы не возражаете против того, что я тоже буду записывать.
— Сколько угодно.
Она проверяет, на месте ли кассета, нажимает на кнопку "включение" и кладет магнитофон на кофейный столик, разделяющий собеседников.
— Вам надо включить свой магнитофон?
— Нет, я уже включил. — Адриан делает жест в сторону музыкального центра.
— А, понятно. Довольно далеко.
— Там очень чувствительный микрофон — для записи речи. Полагаю ваш не хуже.
— Чудо техники, — подтверждает она. — А зачем вам нужна запись?
— Чтобы не возникло разногласий, говорил ли я то-то и то-то или не говорил.
