И оказывалось именно так, точка в точку! А когда не совпадало, продавец менялся в лице, начинал демонстративно сердиться (особенно если с Кавказа), бросал дополнительно на плошку весов яблоко или помидорку — мол, не веришь, вот тебе еще!..
Сосед по дачному участку уехал на Мининой машине, Татьяна заплакала, взяла в руки лопату и выронила. Работать не получалось. Нет, надо домой, домой. Дома — дочь Валентина, девочке уже 15 лет, нужен глаз да глаз… Чем она там сейчас занята? Опять в квартире не прибралась, до начала учебного года ни черта не делает, поздно встает, сидит перед зеркалом, вытаращив синие Минькины глаза, и наводит марафет, готовясь к дискотеке?..
Если автор вместе с читателем перенесется сейчас в квартиру Лаврикова, то выяснится: все именно так. Валя сидит перед зеркалом, косясь на страницу развернутого иностранного журнала «Elen», где изображена прекрасная и разбитная русалка века Памела Андерсон, которую, говорят, ее возлюбленный заразил гепатитом С. Хорошо хоть не СПИДом…
Пристукивая правой туфелькой в такт музыке, хрипло рвущейся из магнитофона на полу, обмотанного синей изолентой, и высунув от усердия язычок, Валя заново малюет себе тени, скулы, губы, повторяя:
— Я теперь сирота, мальчики… пожалейте меня…
Она выросла вся в отца, воспринимала окружающий мир, как волшебное (пусть и жуткое иногда!) действо, как некий театр, и посему видела в людях классических персонажей Шекспира или Гоголя, которые, как говорят умные люди, мало изменились, улавливала прежде всего не то, что люди говорят, а КАК говорят.
И вот в ее жизнь (и в жизнь матери, конечно) входит новое событие. В дверь квартиры Лавриковых несколько раз уже нетерпеливо звонили, потом принялись стучать. А ведь у матери свой ключ. Кто же это?! Валя вскочила:
— Лен, ты?.. Не заперто, как всё во мне! — И, обернувшись, увидела перешагнувшую порог незнакомую женщину с черной тучей волос в виде двух восьмерок, перепоясанных красной лентой. Ни дать ни взять цыганка. — Вам кого? Мамы нет дома.
Незнакомая женщина ведет себя резко и уверенно.
— Я все знаю. Примите и мои, так сказать…
— Что именно? — надменно вскинулась Валя.
— Мои надежды, — быстро нашлась незнакомка. — В рабочие дни никого не могу застать. Решила в воскресенье. А у вас музыка.
— Но мамы нет. — Валя, присев, выключила магнитофон. — И сколько можно? Вы из ФСБ?
— Нет… но я следователь.
— Сколько же вас!.. Человек пропал — найти не могут!
— Тихо–тихо. Я‑то как раз хочу найти. Как тебя зовут?
— Некогда мне. Валентина Михайловна.
— Валентина, кое–что изменилось.
— Что, перестали на мертвого дерьмо валить? — Валя, как мама, расширила и сузила глаза.
— Откуда ты знаешь, что мертвый?
— Что?! — Девочка пошла розовыми пятнами, руки взлетели к горлу.
— Давай так: ты мне, я тебе. Это называется диалог… За все это время он не звонил, не писал?
— Так вы думаете — похитили?! Да??? — Чтобы согреться от внезапного озноба, Валя подхватила с пола пушистую кошечку Люську, которую подарили соседи в прошлом году и которая с недавней поры вдруг застонала, замяукала, катаясь по полу. — Помолчи, киса моя. Я слушаю! Да? Да?
— Все бывает, Валечка. Тебе точно известно — не писал, не звонил твоей маме?
— Я бы знала!
Гостья пристально посмотрела на девчушку.
— Что так смотрите?! У нас нет секретов… Он живой?! Скажите же!
— Сначала ты мне скажешь. Когда он исчез… как вела себя твоя мама?
— Что значит, вела? Ну, вот у вас бы исчез… Рыдала, на стены лезла…
— И до сих пор рыдает?
— Что вы кругами ходите, как кот ученый?! — Валя сердито разглядывала нахальную тетку, прижимая котенка к груди. — Рыдает! Проснусь ночью — ревет!
— Реветь можно, Валечка, по разным причинам. Понимаешь… — Гостья понизила голос. — Его, говорят, видели.
— Кого? Где?!
— Будто бы мелькал в Москве… раза три… на красном «вольво»…
— Папа жив?! — шепотом просипела девочка.
— Тихо–тихо. Конечно, люди могут и ошибаться… но если говорят, что трижды…
— Папочка живой?! — Отбросив котенка, Валя захлопала в ладошки. — А почему в Москве? Его держат заложником?
— Подожди. Это я только тебе… в знак доверия…
— А маме?! Маме?! Она же с ума сойдет от радости!
— А вот ей пока не надо. Ты сядь, пожалуйста. — Валя, кивнув, послушно села на стул возле стола, вскинула синие глаза на гостью. А та смотрела оценивающе, как держится девочка, как одета. — Значит, не звонил, не писал? Валюша, дело не такое простое. Ты, конечно, знаешь… когда твой папа исчез, вместе с ним исчезли деньги…
— Опять!.. Уж не думаете ли вы?!.
— Я, Валечка, не знаю, что и думать. Михаил Иваныч остался многим должен… и суммы весьма большие. А тут еще свежий факт. Последний раз его видели будто бы вчера, в районе Арбата… ехал один, без сопровождающих… Здоровый, веселенький.
— Нет! Если его шантажисты выпустили… он не мог быть веселым! Он бы в слезах сюда прилетел! Я вам не верю. Расскажите мне о себе. — Так всегда говаривал отец, знакомясь с людьми.
— О себе? А что именно? — внимательно посмотрев в глаза девочке, сказала вдруг с печальной улыбкой: — Я тоже была такая. На лице все написано, а язычок острый. А верила людям как овечка. Один вот принц шел по степи и поманил пальчиком. И поскакала я за ним через огненную речку. Только шерстку немного на коленях опалила. Проскакала — а его нету. Зря скакала. Оставалась бы на зеленой травке. Ну, ладно. — Незнакомка поднялась. От нее веяло дорогими духами. — Где твоя мама? В магазине?
— Нет. Она и по воскресеньям трудится. — Валя запнулась. — Или я не должна была этого говорить? Сейчас спросите, сколько зарабатывает?
— Ну, не надо так… Ты же ласковая, тихая девочка.
— Всё–то вы обо всех знаете!
— Если она в самом деле зарабатывает немного… на что же вы живете?
— Есть люди — еще меньше получают! Уж не думаете ли вы — у нас в горшках алмазы, как в телесериале?! — Валя схватила с подоконника плошку с геранью. — Нате! Вы за этим пришли?! — Вырвала с корнем герань. — Смотрите! Мама с утра до ночи… у нее полторы ставки… на сердце горчичник наклеивает…
— Тише, ты!.. — Гостья отняла плошку, сунула на место герань, придавила землю пальцами, поставила на подоконник. — Неблагодарная! Я‑то добрую весть несла… пусть человек оступился, но живой — разве плохо? Спрашиваю последний раз — не звонил, не писал? Телеграмм не было?
— А, вы намекаете, что они договорились??? Он сбежал с деньгами, а они договорились?!
— Я этого не утверждаю, но такая мысль у людей может родиться. Несколько человек написали заявления, кому он остался должен. В «Вечерке» просят напечатать.
— Но это же поклеп, он честный! Он магнитную воду придумал, а ее сейчас продают без него! Он свою машину собственную заложил, хотел акции купить… и не купил. Значит, что? Значит, его с деньгами прихватили бандиты! Ваша задача найти их!!
Незнакомка медленно продолжала:
— Но вот говорят, твоя мама шубу к зиме купила…
— Донесли! Да она на свои кровные!.. И почему купила–то? Летом распродажа, самые дешевые цены. Ну и купила.
— Не горячись! Я‑то верю, но люди что могут подумать? Недавно, говорят, ходила в театр… — Никак не уймется эта гостья!
— Ну и что?! У нее подруга артистка. Тетя Света.
— Знаю. Хохотала весь вечер… выглядела довольной, счастливой… Она же понимает, что она на людях… Я сама ее как–то видела… не так выглядят брошенные жены.
— А вы знаете, как выглядят брошенные жены? — разозлилась Валя.
Незнакомка помолчала и жестко ответила:
— Да, я знаю, как выглядят брошенные жены. Или ты мне сейчас скажешь, что папа–мама ссорились?.. и она рада его исчезновению?.. Конечно, старается держаться молодцом. Но вдруг ты чего–то не знаешь? Вспомни, не было каких–нибудь странных посетителей? Междугородных звонков? Когда, например, ты сняла трубку, там молчат, и мама у тебя перехватывает трубку? И мама твоя сама не ездила никуда? В Новосибирск, в Кемерово на возможное свидание?.. Хотя, конечно, ты человек славный, доверчивый… на слово веришь. Может, это и правильно.
Валя сердилась, но попыталась думать.
— Нет, мне бы мама сказала. А если… в Москве просто похожий? Есть даже артист кино, Павлов или Петров, ну прямо как наш папа.
— Вот что. — Женщина глянула на часы. — Если хочешь, чтобы его кто–то защищал, когда он найдется… если найдется… если что–нибудь узнаешь раньше нас… — Достала визитную карточку. — Вот телефон.
— Звонить не буду! — воскликнула Валя, но карточку взяла. — Его убили!
— Пусть мертвый, но хороший?.. — усмехнулась гостья. — Глупенькая.
И ушла.
— Не–ет!.. Живой!.. — только и успела крикнуть вослед Валя.
