– Зелят спрашивает о чем-нибудь? – однажды поинтересовалась она.
– Да нет, – покачал он головой. – Сказал раз, что раньше я никогда не занимался садом. И больше ничего.
– Хорошо, – сказала она.
Ударили морозы, и теперь в саду было нечего делать. Он спросил, нельзя ли по «итонскому» каталогу заказать боксерскую грушу. Когда грушу привезли, он привязал ее на закрытой веранде. Каждый день около полудня он раздевался до пояса и колотил по груше, пока его тело не начинало блестеть от пота. Иногда после этого он еще пятнадцать минут прыгал со скакалкой. Потом принимал душ и садился с нею обедать в прекрасном настроении.
Одно ей было особенно приятно. Рейчел все больше чувствовала, что когда эти светло-голубые глаза смотрят на нее, она видит в них любовь. Они были вместе уже три месяца, и ей было хорошо, как никогда раньше.
Одним поздним вечером в начале декабря пошел первый снег. Они сидели у окна в гостиной и смотрели, как снег медленно стирает последние краски года.
– Как красиво! – снова и снова повторял он.
– Да, – сказала она. – Давай останемся здесь навсегда.
Они сидели рядом, и он гладил ее волосы. Тогда она объявила:
– Роуленд, у нас будет ребенок.
– Ты серьезно? – тихо спросил он, глядя на нее.
– Конечно, – ответила она.
– Рейчел, – сказал он, – это прекрасно! – Поцеловал ее и немного помолчал. Потом снова, очень мягко, заговорил. – По-моему, теперь пришло время объясниться. Может, я должен сказать тебе, кто я?
Она оттолкнула его.
– О чем ты говоришь? – сказала она. – Ты что, хочешь все испортить? Ты с ума сошел!
Он стал ее умолять:
– Мы не можем притворяться вечно, – говорил он. Ее это потрясло.
– Хватит, – сказала она. – Довольно. И больше никогда об этом не заговаривай.
Он так долго молчал, что она испугалась, не обидела ли его.
– Роуленд, – сказала она, ласково прижавшись к нему. – Я тебя действительно люблю. А все остальное неважно, – и взяла его за руку.
Свет был такой тусклый, что она почти не видела его лица. Он поднес ее руку к губам.
– Я тебя тоже люблю, Рейчел, – сказал он. – Надеюсь только, что ты поступаешь правильно.
У них родился ребенок, и его назвали Томасом. Они любили его и везде брали с собой.
Однажды субботним июньским утром – ребенку тогда было три месяца – они шли за покупками на рынок. Он держал Томаса на руках, она несла сумку. Вдруг они увидели на углу скопление людей и услышали громкий голос. Остановились посмотреть, что происходит.
На возвышении солдат с худым лицом кричал в рупор. На его коричневом рукаве были сержантские нашивки. Рейчел подумала, что человек этот выглядит довольно суровым. Позади него висел большой плакат, на котором еще более жестокий усатый солдат тыкал в зрителя указательным пальцем, будто штыком. Надпись на плакате гласила: «ТЫ НУЖЕН СВОЕЙ СТРАНЕ».
Пока Рейчел смотрела, сержант подозвал из толпы солдата в коричневой форме.
– Поднимитесь сюда, рядовой, бегом, – сказал он. Солдат неловко забрался по ступенькам на постамент.
Он был очень молод и, когда снял свою фуражку, стал похож на школьника с прилизанными волосами.
– А теперь, дамы и господа, – сказал сержант, – смотрите внимательно на этого парня, если хотите увидеть пример истинного патриотизма и мужества. – Рядовому, который, казалось, смутился, он приказал: – Раздевайтесь!
Молодой солдат расстегнул мундир и передал его сержанту. Потом распахнул рубаху.
От зрелища у Рейчел перехватило дыхание.
Худощавое тело солдата оказалось сплошь покрыто багровыми шрамами и темными, едва зажившими порезами.
– Этот юноша, – объявил сержант, – попал под шрапнель всего полгода назад на Западном фронте. Несмотря на это, ему не терпится вернуться на войну. Не так ли, рядовой?
– Так точно, сержант, – ответил солдат.
– А теперь – кое-что интересное, – сказал сержант.
Из кармана он вынул несколько блестящих маленьких подков и показал их толпе.
– Это магниты, – сказал он. – Смотрите.
Он протянул один из магнитов к телу молодого солдата. Щелк! Он убрал руку, и все увидели, что магнит пристал к плоти солдата. Он проделал то же самое с остальными магнитами – а их было с полдюжины. Молодой солдат вздрагивал от каждого такого прикосновения.
Рейчел Вандерлинден, наблюдая все это, вздрагивала вместе с ним. Металл на коже напомнил ей старинную картину с изображением какого-то мученика.
– Видите? – кричал сержант в мегафон. – Внутри этого отважного юноши – шрапнель. Доктора ее вынули много, но осколки, как яичная скорлупа, все еще остаются в его теле.
Потом он стал резко срывать магниты, не обращая внимания на боль молодого солдата. Потом отдал мундир и сказал:
– Вы свободны.
Рядовой застегнулся и поковылял назад вниз по лестнице. А сержант напористо призывал в мегафон:
– Ну а теперь, если такой молодой парень хочет вернуться и служить своей стране, разумеется, всем вам, годным к военной службе мужчинам, должно быть стыдно сидеть по домам. Давайте же, записывайтесь прямо сейчас!
Когда они сели завтракать следующим утром, Роуленд сказал Рейчел, что он кое-что надумал. Он хочет пойти в армию добровольцем.
Она не удивилась – теперь она хорошо его знала. Но боялась даже подумать о том, что придется жить без него. Потому что с той минуты, как он постучался к ней в дом в Квинсвилле, они почти никогда не расставались, и связь их была глубокой и всепоглощающей.
– Иди, если так нужно, – с трудом вымолвила она. И эти слова прозвучали как ужасное проклятие, наложенное на себя саму.
– Спасибо, Рейчел, – ответил он. И потом добавил, как бы уговаривая: – Может, теперь нам нужно быть откровенными. Позволь мне все тебе рассказать, а? Как считаешь?
Она не рассердилась на него, как в первый раз.
– Нет, – ответила она устало. – Не сейчас. Когда ты вернешься. Расскажи мне все, когда вернешься.
– А если?… – спросил он.
– Замолчи, – перебила она. – Когда ты вернешься. Расскажи мне все, когда вернешься.
Однажды утром три месяца спустя, малыш Томас еще не проснулся, а она стояла у окна и смотрела во двор.
Она не спала совсем и теперь наблюдала наступление рассвета так, будто сама в одиночку воссоздавала этот мир. И вот первые птицы разорвали тишину. Она увидела ярко-красный штрих кардинала и маленькие молнии зябликов у кормушек, которые он повесил на большой ели. Он сказал тогда, глядя на множество птиц в саду, что это похоже на Эдем. Теперь она представляла его в окопах где-то на фронте, он скучает по ней так же, как она скучает по нему. Его отсутствие было для нее сродни смерти, и лишь немного смягчалось надеждой.
Она заметила раннего велосипедиста, подъехавшего ко входу. То был мальчик, развозивший телеграммы.
Не позволяя себе ни о чем думать, она заставила себя спуститься на первый этаж и подойти к двери. Мальчик протянул ей коричневый конверт. Она с предельной осторожностью вскрыла его и прочла леденящие душу слова:
«С ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ…»
– Будет ли ответ? – услышала она голос мальчика.
Рейчел покачала головой. Из Эдема не бывает ответов. На ощупь она вернулась в дом. Она чувствовала себя так, будто от нее отрезали половину. Перед ней разверзлась бездна.
С этого момента она еще долго думала, что дальше не стоит жить.
И снова весна, три года спустя. На Кинг-стрит проходил парад, и Рейчел Вандерлинден, на целый день свободная от маленького Томаса, сидела на трибуне вместе с другими женщинами Камберлоо, которые тоже потеряли родных на войне. Они аплодировали каждому оркестру, что останавливался перед ними, играя марши. За оркестрами шли ветераны, солдаты и моряки. Маршировали гордо, их кованые сапоги звенели по мостовой. Потом двигались калеки, их везли на инвалидных колясках. Следом – еще солдаты: одни едва могли передвигаться, другие хрипели после действия иприта, третьи – слепые, с еще забинтованными лицами – шли, опираясь на плечи товарищей. Последняя группа неуклюже проследовала мимо: кто с костылями и палками, а кто сильно хромая.
Один, худой солдат с неестественно пухлым лицом, остановился на мгновение и уставился на Рейчел. Потом снова заковылял с остальными мимо трибун и дальше по улице.
Парад продолжался. Пожилая женщина в черном платке, сидевшая рядом с Рейчел, грустно покачала головой:
– Я потеряла мужа и обоих своих мальчиков, – сказала она. – Может, даже лучше, что они умерли. Говорят, «солдаты попадают прямиком в рай, потому что в аду они уже побывали».
Несмотря на всю твердость характера, Рейчел Вандерлинден это глубоко тронуло, и она не смогла сдержать слез. Женщина обняла ее.
– Ну, ну, ничего, – говорила она. – Ты плачь еще, плачь. От этого полегчает.
После парада Рейчел Вандерлинден пробиралась через толпу на Кинг-стрит. Она шла на встречу со своим другом, Джеремией Веббером, доктором Клинической больницы Камберлоо, в которой она иногда работала добровольной сестрой милосердия.
