Одной заботой меньше: он любил женщин. Я тоже люблю женщин, когда они богаты, ухожены, утонченны и нежны, как их нижнее белье. Я сделаю все, чтобы всем понравиться. Добиться успеха… любой ценой!
Мне принесли счет на серебряном подносе, я выписал чек. Мое путешествие уже началось. Мы обменялись визитными карточками. После некоторого колебания он взял назад свою карточку и нацарапал несколько деталей в дополнение к указанному адресу.
— Вы ведь знаете полуостров Монтеррей? Мой дом находится в секторе Херст Кастл. У меня, правда, не столь шикарно, как здесь.
Он шутил, а это значило, что все шло хорошо. Я дружески ему улыбнулся. Мы вышли из ресторана, немного задержались под доброжелательным взглядом портье, чтобы поболтать. Рой наслаждался парижской весной. Он задрал голову и нюхал воздух: ему предстояло идти пешком в отель «Крийон».
— Спасибо, Эрик, рад был составить вам компанию. И это место достойно своей репутации. До скорой встречи…
— Может быть, я вас провожу?
— Нет, не стоит. «Крийон» отсюда всего в нескольких шагах, и я люблю прогуляться в одиночестве в больших городах. Первое солнце размягчает бетон… Итак, Эрик, до свидания и до скорой встречи!
Он сделал танцевальное па в стиле Джина Келли[4] времен фильма «Американец в Париже», но, сбившись с ритма, немного расстроился. Так мне показалось.
Наше короткое прощание обеспокоило меня. Он вдруг сделал вид, что придавал мало значения нашей встрече, своему приглашению. А если он забудет обо мне? А вдруг завтра отменит приглашение? Со смешанным чувством беспокойства и радости я увидел, как он развернулся и снова подошел ко мне.
— Чуть не забыл, Эрик. Надо будет заказать машину в аэропорту Лос-Анджелеса и предупредить меня по телефону, в котором часу вы будете в имении. Дорога до Сан-Симеона займет часа три с половиной. Очень много времени уйдет на то, чтобы выехать из Лос-Анджелеса.
Рой посмотрел на меня, прищурившись:
— Еще одно слово. Я рассеян, потому что думал только о теннисе и, вероятно, забыл поблагодарить вас за приглашение. Мы вас побалуем у нас дома… Моя подруга Кэти будет без ума от вашего английского акцента. Спасибо, Эрик…
Мы расстались. Я медленно пересек Енисейские Поля и стал подниматься по другой стороне улицы, направляясь к авеню Георга V. Это приглашение было главным, возможно, последним шансом в моей жизни. Но надо было еще найти деньги для покрытия этих расходов. Когда спустя несколько минут оказался перед агентством компании TWA, я немного поколебался, но все же зашел, поскольку хотел заставить себя поверить в это путешествие, похожее скорее на сон. Народу было немного, поэтому ждать мне не пришлось, и я сразу же прошел в зал, где меня выслушала сидевшая за столом внимательная молодая женщина.
— Я хотел бы узнать стоимость билета туда и обратно до Лос-Анджелеса…
— Какой класс?
— Туристический.
— Когда вы хотите вылететь?
— Через пару недель. Скажем, 15 мая…
— Сейчас я проверю, есть ли свободные места.
Она отправила запрос по компьютеру.
— Вы желаете забронировать билет сегодня?
— Да, но с открытой датой возвращения…
Мне оставалось выкупить билет накануне вылета. Выйдя снова на Елисейские Поля, опьяненный собственной смелостью, я стал размышлять о том, как мне получить согласие на этот отпуск. Директор конторы, некто по фамилии Гарро (удавка) — я больше уже не насмехался над его фамилией, — держал меня на коротком поводке. Скоро должно было исполниться два года, как я составлял за него отчеты, он пользовался, как хозяин, моими идеями, моими связями, а чтобы лучше меня использовать, возвел стену между высшим руководством и мною. Я также писал некоторые выступления и переводил на английский и немецкий фразы главного босса Дюпюи. Он цитировал меня в ходе своих поездок за границу.
Придя в контору, я был так любезен со своей секретаршей, что она решила: он болен. Я искал случая, чтобы обратиться к Гарро. Ни при каких обстоятельствах он не должен был знать о моих планах и о том, какое я придавал значение этой поездке. Такой случай представился около кофеварки. Я сказал ему, что хотел бы переговорить по поводу одного проекта, и он пригласил меня к себе в кабинет. Я объявил, что хочу съездить в США по личным делам, и напомнил о возможности выхода на новые рынки благодаря моим связям.
— У меня нет принципиальных возражений, — сказал он слащавым голосом, — но приближается сезон отпусков… А вы берете отпуск раньше. Это время никоим образом не устраивает фирму, но, выслушав вас, я предлагаю сделку. Не желаете ли возглавить без повышения в ближайшем будущем вашей заработной платы развитие американского сектора?
Он понизил голос:
— Мы в это не особенно верим, но в наше время надо запускать престижные проекты, даже если это в Америке практически невозможно… или надо быть намного богаче, чем наша компания. Вы, кажется, неплохо знаете этих людей. Помогите же нам, и Гарро поможет вам.
Он улыбнулся.
— Небольшая дополнительная работа не должна вас испугать. Вы — очень честолюбивый человек. Этакий хитрец…
Он произнес слово «честолюбивый» таким тоном, словно речь шла о некой болезни, передающейся половым путем. Он не имел и десятой доли моего образования, но по каким-то непонятным причинам был любим руководством. Возможно, его считали неоспоримым фирменным знаком тихой и спокойной посредственности. В течение всего времени нашего знакомства он пил мою кровь. Я утешал себя как мог. Но использование моих знаний и его ставило в зависимое положение. Если он не хотел потерять лицо, то должен был заботиться обо мне и в первую очередь — удерживать на работе.
— Вы уже могли оценить мою преданность фирме…
— Конечно, — сказал он мне с видом гурмана, — Что ж, Ландлер, езжайте за границу, если сердце вам подсказывает.
Но придет день, и вы поймете, что ничто не может сравниться с красотой нашей страны. Зачем ехать куда-то? Видите ли, Ландлер, вот я почти никогда не выезжаю за рубеж. У меня есть старый домик в Крез.
Я вышел из его кабинета, довольный тем, что мне удалось сохранить полную безмятежность. Молча улыбаясь, я поносил его всякими словами. У меня для Гарро был припасен специальный набор оскорблений. Я был доволен тем, что мне давали отпуск, что у меня уже было забронировано место в самолете до Лос-Анджелеса, и я больше не буду тянуть резину. Мне оставалось лишь уломать старого Жана. Я ушел из офиса без пятнадцати семь вечера, взял такси и доехал до улицы Акаций. Мне надо было забрать машину и встретиться с малоприятным королем жмотов — моим дядюшкой. Он жил в доме, построенном в 1880 году, без лифта. Это была крысиная нора на шестом этаже. Запах еды преследовал меня с детства: жареная картошка на прогорклом масле. Старый Жан время от времени грозил мне перевести все имущество в пожизненную ренту: «Я растрачу все деньги, чтобы тебе ничего не досталось». Его квартира, даже в таком запущенном состоянии, стоила не меньше миллиона франков.
В пеньюаре сомнительного цвета, старый Жан все свое время проводил за созерцанием леса антенн на крышах соседних домов и подсчетом прибавочной стоимости своей квартиры.
Я медленно поднялся наверх, позвонил и услышал шорох его домашних тапочек по трескучему паркету. Я назвался, и он отрыл дверь. Весь сморщенный, с редкими седыми волосенками на лысом черепе, он смотрел на меня своими маленькими глазками и походил на хищника.
— Я тебя не ждал, — сказал он.
— Мне надо с вами поговорить. По телефону было бы сложно объяснить.
— Надо было предупредить.
— Может, мне уйти?
Он посмотрел на меня.
— Ты не заставишь меня нервничать?
— Надеюсь, что нет.
— Входи!
Я прошел за ним. В салоне, усевшись на канапе времен Наполеона III, я рассказал ему историю, похожую на правду. Это был рассказ о том, как несколько месяцев тому назад я встретил некую американку, которая была в Париже проездом. Я должен был казаться искренним и полным оптимизма.
— Видите ли, такова жизнь… Она влюбилась в меня и пригласила в США, чтобы познакомить меня с родителями.
— Такое еще практикуется?
— Что?
— Знакомство с родителями.
— Для американцев какой-то француз со скромными доходами, инженер без перспективы получения Нобелевской премии опаснее международного террориста. Я должен им понравиться и убедить в том, что смогу устроиться работать в США без всяких проблем.
Дядя прищурился.
— А почему она в тебя влюбилась?
— Вы сможете спросить у нее сами… Она довольно красива и богата…
Я был слегка разочарован своим рассказом, но для старика дело должно было показаться простым и, главное, прибыльным.
— Ты сказал ей, что твоя мать была немкой?
