Ознакомительная версия.
— Открой ее! — приказал мне шайтан.
Я подошла к занавеске, отдернула ее. В стене была дырка, и в ней стоял целый мешок сахара! Вот куда бабушка прятала его. Честное слово, я не хотела брать сахар! Клянусь Аллахом, я не воровка! Это все он — шайтан. Он приказал мне.
Я открыла мешок, схватила несколько больших кусков сахара, сунула их в карман и выбежала из комнаты. Как раз вовремя — корова замолчала. Я закрыла уши руками и сказала шайтану:
— Не говори больше со мной! Отстань от меня! Не хочу! — Я быстро-быстро мотала головой, чтобы его слова больше не попадали мне в уши.
Я схватила со стола в коридоре дедушкин кисет и спустилась на первый этаж.
— Тебя только за смертью посылать, Хадижа, — сказал он и взял кисет желтыми пальцами.
Скоро вернулась бабушка. Корова издохла. Соседи не успели ее зарезать. Столько мяса пропало.
— Не повернулся теленок, — сказала бабушка. — Салиха говорит, Абидат корову сглазила. Какой у нее глаз, между прочим, нехороший, — продолжила бабушка. — Салиха говорит, вчера она ее встретила на дороге, и та ей: «Какая у тебя корова жирная, завидую я тебе, Салиха». Почему «машалла» не сказала, я тебя спрашиваю? У-у, специально не сказала, чтобы сглазить. Надо было сразу корову к мулле отвести. Ты помнишь, как она Алишкину дочку сглазила? Какой у нее горб вырос! Теперь ни туда ни сюда. Я Алишке говорила: не пускай ее в дом. Уй, какой у нее, у этой Абидат, глаз… Ноги ее в моем доме не будет.
— Иншалла, — сказал дедушка, который тоже недолюбливал Абидатку.
Мы сели на пол вокруг клеенки. Мама достала из кастрюли хинкал, положила его в большую тарелку, добавила масло и чеснок. Мы брали хинкал вилками и макали в аджику.
— Еще, помнишь, я тебе говорила, как видела ее там, за кладбищем? — Бабушка подала дедушке большой кусок мяса с костью. — Что она там делала, я тебя спрашиваю? Как раз в тот день Камал умер, а ей он не родственник. И потом на сороковой день сразу ее свекор умер. Астагфирулла, какой здоровый он был. От чего умер? Почему умер? Клянусь, я знаю!
— От чего, женщина? — спросил дедушка, высасывая из кости мозг.
— А вот от того, — ответила бабушка, понизив голос. — Воду, в которой покойника мыли, взяла, лепешку на ней замесила, свекра накормила, и все.
— Астагфирулла! — Дедушка бросил кость на тарелку. — Женщина, дай спокойно поесть! Надоели мне твои сплетни! Иди с соседками судачь! Ни на секунду рот не закрывает, вах… — Он снова взялся за кость.
— Не бери с нее пример, лучше молчи, как твоя мать, — сказал он, повернувшись ко мне. — А-то бу-бу-бу, бу-бу-бу — без конца. Не бывает же так!
— Дедушка, а кто живет в том доме за кладбищем? — спросила я.
— Ты смотри на нее! — махнула рукой бабушка. — Я в твоем возрасте глаза не могла на отца родного поднять, а она тут разговаривает! Молчи, кому сказала!
Бабушка пожала плечами и сунула в рот хинкал.
Уй, как я боялась теперь ходить на кладбище. Если Абидат туда ходит, я больше в жизни туда не пойду. И лепешку у нее никогда не возьму! В нее точно вселился шайтан! Я вспомнила про сахар в кармане и потрогала его рукой — четыре больших куска. Бабушка изобьет меня, если узнает, что я его своровала.
— Что там у тебя в кармане? — спросила бабушка.
Она все видит.
— Это камень от шайтанов, — наврала я.
— Правильно, носи его всегда с собой. Если увидишь Абидат на дороге, сразу потрогай камень, и ничего не будет. Повторяй всегда «Бисмилляхи рахмани рахим». Деда Ахмеда только эти слова спасли.
— Бабушка, почему они деда Ахмеда спасли?
— Может, хватит сказки на ночь рассказывать? — недовольно сказал дедушка.
— Какие сказки? Правда это! Один раз такое было: уснул дед Ахмед, а посреди ночи — стук в дверь. Открывает — сосед там. Что такое, спрашивает. Тот говорит: иди, мол, за мной. Пошли они, пошли по дороге, за село вышли, речку перешли, на поляну вышли. А на поляне — шум, гам, музыка, все село собралось, как будто пехлеваны приехали. Скатерть на земле расстелена, на ней еды — сколько хочешь. Дед Ахмед взял хлеб и уже хотел откусить, но по привычке сказал: «Бисмилляхи рахмани рахим»! Аха, и вот тут, в этот самый момент, просыпается он и видит, что один на поляне сидит, а в руке у него не хлеб, а лепешка навоза… Аха-ха, вот как шайтан его туда завел, а молитва спасла. Короче, вот такое с дедом Ахмедом было.
«Бисмилляхи рахмани рахим», — повторила я про себя и потрогала сахар.
А вдруг он сейчас тоже превратится в навоз, подумала я. Ой, как мне стало страшно. Незаметно я ковырнула один кусок ногтем, потом вытащила руку из кармана и облизала палец — он был сладкий.
После хинкала мы пили чай вприкуску. Бабушка принесла вазочку с мелко наколотым сахаром и поставила ее посередине клеенки. Ну почему она такая жадная? У нее в комнате целый мешок!
Я протянула руку и взяла один кусочек, хотя у меня в кармане лежало четыре больших. Я выпила с ним целых два стакана, и бабушка хвалила меня за это.
Она достала из кисета, который всегда висел у нее на поясе, щепотку табака и засунула ее в нос. Ее нос покраснел, как недозрелая слива. Мы с мамой всегда хохотали, когда она чихала.
— Закрывайте рот, когда смеетесь! — ругалась бабушка. — Шайтан залетит!
Никто ничего не заметил…
* * *
— Дедушка, а Бог есть? — спросила я утром дедушку по Дороге на почту.
— Есть, — сказал дедушка.
— А шайтан есть?
— И шайтан есть.
— Дедушка, а где он живет?
— Нигде. Туда-сюда по свету ходит. Своего дома у него нету.
— А в наше село он откуда пришел?
— С войны пришел. Вон видишь те горы? — Дедушка показал желтым пальцем на передние горы, которые начинались за родником. — Там сейчас война идет. Там наши братья живут, считай что родственники наши. Их там сейчас много-много убивают. Столько там сейчас всего темного, что шайтаны туда со всего мира слетелись. Шайтанам хорошо там, где людям плохо.
— Дедушка, а кто наших братьев убивает?
— Урусы убивают.
— А кто такие урусы?
— Это другие люди, в России они живут.
— А Россия — это за какими горами?
— Там — далеко. — Дедушка махнул рукой. — Это в Москве.
— Дедушка, а ты был в Москве?
— Вах, что я — по телевизору Москву не видел?
— Дедушка, я тоже хочу Москву посмотреть.
— Тебе это зачем надо? Тебе это не надо. Вырастешь, замуж выйдешь. Москва тебе не нужна. Ничего там хорошего нет. Женщине что надо? В своем родном селении жить, за мужем ухаживать, детей воспитывать. Это мужчины пусть туда-сюда едут, деньги зарабатывают.
Я помню, как в тот день было жарко. Мы зашли в магазин, и дедушка купил мне ирис «кис-кис». Конфеты так расплавились от жары, что я еле сняла с них обертку. В магазине было столько мух, я поэтому не люблю летом туда заходить. На потолке высели липкие ленты. Ой, сколько мух на них прилипло! Я хотела спасти одну, она была такой жирной и громко жужжала. Наверное, недавно прилипла. Я представила, что было бы, если бы я сама была мухой, прилипла к ленте, и ни туда, ни сюда. Как мне жалко ее стало, честное слово! Я взяла ее пальцами, чтобы спасти, и дернула. Я подкинула ее на ладони, но она не полетела — упала на пол. Оказывается, ее лапы остались на ленте. Бывает же… Я смотрела на муху, как она дергается на полу. И тогда шайтан снова заговорил со мной.
— Раздави ее, — сказал он.
— Пусть живет, да, — ответила я.
— Раздави! — сказал шайтан.
Я наступила на муху галошей. Зачем я ее только снимала с ленты!
На почте никого не было. Дедушка подогрел кипятильником воду в банке и налил чай в стаканы — мне и себе. Вернее, себе и мне — дедушка главный.
— Ешь ирис, — сказал он. — Не говори бабушке, что я тебе купил, — бубнить будет.
Я залезла под стол. Там до сих пор лежали зеленые книги.
— Дедушка… — позвала я.
— Хой.
— А Толстой плохой, да?
— Почему плохой?
— Урус же, ты говорил.
— Вах, что ты ко мне привязалась! Дай работать спокойно! Это хороший урус.
— Дедушка, а можно я тогда с собой одну книгу возьму?
— Тебе зачем? Ты читать не умеешь. Это генерала Казибекова книги. Он их заказывал. Приедет из города — заберет. Поставит у себя дома в стенке для красоты. Красные книги он уже заказывал, теперь ему зеленых не хватает.
Когда я пришла к дедушке на почту в другой раз, книги уже забрали.
У нас дома вообще нет книг, только Коран и мои учебники. Бабушка говорит, для того чтобы удачно замуж выйти, книг читать не надо — умная будешь, никто жениться не захочет. Я читала Толстого в школе. Мне не понравилось. Он тоже плохой урус. Теперь я точно знаю, что среди урусов нет хороших.
* * *
Дедушка говорит: воровство — самый страшный грех. Дедушка говорит: раньше за воровство руку отрубали. Дедушка говорит: за воровство Аллах накажет. Тогда почему Аллах до сих пор не наказал Айку — дочку Салихи? Она украла мои новые галоши. Пришла в своих старых, разулась у нас на крыльце, а уходя, обула мои новые. Бабушка только приехала с базара и привезла мне черные, а внутри бордовые галоши. Я их и дня не успела поносить, как пришла эта Айка и украла их, бессовестная.
Ознакомительная версия.
