Ознакомительная версия.
Что легонько? Бабушка, у нас нет времени!
Ну… так… лизала…
Что лизала.
Ну… это… там…
А? Зачем, почему?
Да я как бы и дремала…
Во сне, значит. А кошка это с чего?
Ну… сметана, видно… немного попала…
Куда попала сметана?! Бабушка, как вам в промежность попала сметана? Вы что, храните ее там? или сели случайно в миску со сметаной?
Да в общем случайно… немного там… намазано было…
Что там – трещины были, зуд, воспаление?
Вспотели, покуда раскололи. Зуд… Она жила со своей кошечкой. Кошка в любви была сторона страдательная, потому что ей не давали жрать. И когда голодная кошка уже была согласна на все, старушка мазалась сметаной. Таким образом кошка, не имея иных средств к существованию, отдавалась за стакан сметаны. Таким образом старушка, не имея иных возможностей для личной жизни, отдавалась кошке, за тот же стакан сметаны. И даже, по ее словам, познала легендарное явление, именуемое оргазм.
У нее специально было знакомая продавщица, чтоб сметану кефиром не разводили.
И вот в час утех получают они взаимное удовольствие – бабка от кошки, кошка от кормежки, – и тут не ко времени зазвонил телефон. А она (бабка) ждала важного звонка. Она отпихивает партнершу, чтобы встать. Но кошка, обуреваемая зверским вожделением, преодолеть страсть не в силах – – жрать хочет до дрожи и полного забвения приличий. Угрожающе урчит и дыбит шерсть! Та ее шлепает, оттаскивает, но кошка выказывает решительное отвращение к такому садизму и мазохизму и в ярости вцепляется в свою законную пищу. Старушка вопит и ее отдирает. Кошка вопит и отвоевывает хлеб свой насущный когтями и зубами. Ерунда этот Мцыри с барсом!
Такое, можно сказать, изнасилование с причинением телесных повреждений. Это называется дотрахались. Не ломайте мине кайф.
Ну что – привезли, подштопали. Поржали. Каких не случается оригинальных форм любви – Общество защиты животных должно бы рехнуться. От античного осла и классической козы до свиней и собак – можно составить список зоопарка. Но кошечка, пушистая, с бантиком… Старушку в гинекологии прозвали «поручик Ржевский».
Инспекция в сумасшедшем доме выглядит совсем не так помпезно, как некоторые представляют. Просто звонят в занюханный районный психдиспансер где-то в глубине области и сообщают: у вас будет инспекция, всем присутствовать на месте. А дурдому для полноты счастья вечно не хватает только инспекции.
Ну что – приезжает инспектор. Из новых. Представляется. Его сопровождают к главврачу и начинают развлекать разговорами и жаловаться на трудности и нехватку всего. А он отчеты просматривает мельком и норовит поскорее перейти к обходу. Направляется в пищеблок, интересуясь стандартно: «Как у вас с питанием?» С питанием так себе. Он лезет в кастрюли, проверяет котловую закладку и дотошно проводит контрольное взвешивание. И начинает припахивать скандалом, потому что везде, конечно, воруют. Инспектор слушает объяснения, кивает, соглашается, но бездушно требует накладные на получение продуктов. Дотошно сравнивает цифры с наличными запасами – ничего, конечно, не сходится: масло не сходится, мясо не сходится и прочие яйца и ценные овощи-фрукты. Теперь составляем акт о недостаче. Возникают слезы и просьбы.
А инспектор, карающий меч закона о здравоохранении, лезет дальше и глубже, сестру-хозяйку трясет: где новое постельное белье? халаты первого срока? полотенца? Сестра-хозяйка мелко жмется, мекает и бумажками шелестит: нового не хватает, старое списано, но наличествует, рваные пополам простыни по ведомостям фигурируют за целые две, стиральные порошок сплыл неведомо куда – переживает сестра-хозяйка, песни о тяжкой доле поет. А несгибаемый инспектор намерен рисовать акт второй.
А за инспектором фельдшер ходит, старый змей, всему облздраву давно известный. И что тот пропустит, этот подсказывает, подзуживает: а вот, мол, еще на такой моментик мы должны внимание обратить!..
Начальство клянет вороватых и прожорливых психов. Срочно строит с въедливым инспектором личные отношения, прибегает к обычному испытанному варианту: время, значит, уже обеденное, не угодно ли перекусить. Садятся с ними в казенную машину и везут в наиприличный ресторан, заказывают все лучшее. Причем старый змей фельдшер жрет за двоих и пьет за четверых, норовя исключительно самый дорогой коньяк. На халяву-то.
Но после обеда зараза-инспектор со свежими силами продолжает лезть во все дыры. А почему у хроников плохо пахнет? А чему ж там пахнуть розам?.. А почему вот этому делали сульфидин, а в истории не указано? Как – не делали, а желваки на заднице отчего, от усиленного жевания по системе йогов? не надо, любезный, не надо мне врать! А теперь, командует, выйдите за дверь, я один с больным побеседую, жалобы послушаю. И все, сволочь, записывает себе в журнал. А псих – он летопись бед надиктует!
Видя такую напасть, начальство отзывает в сторонку потеплевшего фельдшера. Слушай, говорят по-тихому, ну твой – зверь! Он что – не понимает, или мир хочет перевернуть? Можно как-то решить все вопросы по-человечески, нормально договориться? Облздраву, пойми, скандал тоже ни к чему. Естественно, мы останемся благодарны.
Фельдшер держится спокойно, солидно. Да, говорит, человек тяжелый. Но работать с ним можно. Я-то, как старый сотрудник, вас, конечно, понимаю. Если настаиваете – готов попробовать повлиять. Авось удастся… но не знаю…
Удаляется с инспектором в кабинет. Через полчаса выходит, утирая пот. Только для вас, говорит, рискую работой и, можно сказать, всем. В общем, между нами, четыре сотни, ну и, презентик там… и я это дело по старой дружбе улажу…
Крякают, но какие разговоры. Тут же сбор средств, быстроногого в магазин, вручают конвертик и сверток с парой коньяка.
И это действует. Инспектор ликвидирует свои записки, и после рукопожатий и взаимных уверений и добрых напутствий садится с фельдшером в свой москвич с красным крестиком на лобовом стекле, и отбывает восвояси.
Неплохо отделались. Кому нужно это ЧП, эта куча актов и грязь из дому? Ведь псих – он что? он существо безответное. Легкие – они у кого-то огород копают, кому-то мебель таскают. Тяжелые – их кухня обкрадывает вообще беспредельно. Сестрички понемногу наркотики прут, шофер втридорога водочку возит. Везде при желании можно откопать недостатки, и даже медицинские ошибки, и завалиться всем дружным коллективом под монастырь. И тем ухудшить показатели по области.
Этот инспектор свою службу понял туго, потому что в короткий срок обзавелся дорогим костюмом и плащом, купил однокомнатный кооператив и, повысив таксу за свою сговорчивость, сократил одновременно процедуру досмотра. Хорошо жил.
Только однажды при такой инспекции больной ему говорит:
– А, Витька, здорово! Отлично выглядишь! Что, опять залетел обострение?
Инспектор говорит: позвольте… Врачи, естественно, насторожились, а больной щебечет: «Так это ж Витька, мы с ним вместе на Пряжке лежали!»
Все смотрят на инспектора, и, хотя извиняются, но просят показать документы. Инспектор возмущается и норовит смыться. Его задерживают и вызывают милицию.
Это было такое позорище, что областная конференция психоневропатологов держалась за головы и лежала вповалку.
Бывший псих, больной, придумал способ, как жить. У него был зуб на врачей, так он решил – я вам устрою, ну держись! И стал ездить по диспансерам как инспектор. Машину он одалживал у знакомого, налеплял крестик и звонил по справочнику: к вам едет инспекция. Быт диспансера он знал, а вдобавок сошелся через приятелей-психов с этим фельдшером, которого недавно выгнали с работы за вечное пьянство. Но мало кому было известно, что его выгнали. Псих-инспектор сгоношил фельдшера, пообещав за сеанс хороший обед, много выпивки и еще четвертной денег, и тот согласился.
И никому в голову не пришло – звонок из Облздрава, проверяющий, и главное – при нем этот фельдшер, который всем сто лет в системе примелькался – не то что позвонить в Облздрав и перепроверить, но даже спросить какой-то документ кроме бланка командировки с печатью, которых фельдшер через кого-то из старых друзей спер пачку впрок!
Дела заводить не стали, потому что заикаться о факте взяток за сокрытие недостатков было всем причастным сторонам не интересно. Кстати, вполне толковые у этого психа были замечания. Обед и коньяк – вы ж понимаете; как же вы даже не посмотрели, кого вы принимаете?!
Так что фельдшер отделался легким испугом, а психа законопатили на пару месяцев полечиться, чтобы он не воображал себя инспектором.
Но купленная за это время квартира осталась ему.
Ознакомительная версия.