Ознакомительная версия.
Перешагнув через порог, он понял, что дома никого нет. Хусейн зажал нос пальцами – вонь стояла невыносимая. Он заглядывал в дом уже после того, как его разграбили солдаты, но спустя несколько месяцев все выглядело еще хуже.
Перекинув мешок с продуктами через плечо, он перешел на другую сторону улицы, где жили Георгиу.
– Родители наверху, – сообщил Василис.
Хусейн положил мешок с продуктами на стол в саду.
Из дома вышла Ирини.
– Что удалось найти? – поинтересовалась она, зная, что все голодны.
– Несколько банок, – ответил он. – Все забрали.
– Не сомневаюсь, из этого можно приготовить что-нибудь вкусное, – сказала она. – Неси в дом, ладно?
Ирини выкладывала одну банку за другой, читая этикетки. Некоторые банки были покрыты ржавчиной, но она знала, что их содержимое не пострадало.
– Ты видел наши травы?
Хусейн вежливо покачал головой.
– Они так выросли! – воскликнула Ирини, пытаясь изобразить радость. – Только взгляни на этот базилик! А майоран!
Вынув из раковины огромную охапку зелени, она протянула ему понюхать. Сочетание ароматов было дурманяще сладким и свежим.
Хусейн опустил лицо в травы, пытаясь скрыть чувства. Несколько часов назад, когда они покидали «Восход», он даже не мог поднять глаза на Ирини Георгиу. По ее лицу струились слезы. Ему тяжело было видеть ее горе. Он знал, что повинен в нем, и даже сознание того, что он защищался, не умаляло его вины. И вот она самоотверженно хлопочет на кухне и рассказывает ему, что вкусного собирается приготовить из этих скудных запасов.
Приготовление пищи было отдушиной для Ирини Георгиу. Но когда готовка заканчивалась, блюда съедались, а вся посуда до последнего ножа и вилки была убрана, ее снова охватывала печаль, которая ждала ее, как пальто на крючке на двери дожидается своего хозяина.
Хусейн вернул ей пучок трав, надеясь, что она не заметит, как у него увлажнились глаза.
– Из этого, этого и этого, – Ирини показывала на банки, – я могу приготовить тушеную фасоль. А еще у нас остался мед, поэтому вечером будет даже десерт. Ты молодец, мой мальчик!
Хусейн отвернулся. Она говорила с ним чуть ли не как с сыном! Это было невыносимо. Хусейн бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
– Скажи своей маме, что через час ужин будет готов! – крикнула Ирини ему вслед. На втором этаже он чуть не упал в объятия матери.
– Канум, ты в порядке?
– Просто запыхался, мама, – ответил он. – Вот и все.
Эмин прижала сына к себе. Он украдкой смахнул слезу рукавом.
– Раздобыл кое-что из еды. Оставил внизу. Там кирия Георгиу готовит.
– Пойду ей помогу.
– Ей наверняка будет приятно, – произнес Хусейн, просто чтобы что-нибудь сказать.
– Кстати, забыла сказать – это квартира их сына Христоса, – добавила мать. – Если не хочешь спать в одной комнате с Мехметом, есть еще одна квартира наверху…
– Ты имеешь в виду квартиру Маркоса?!
До Эмин тотчас дошло, что она предложила.
– Буду спать на диване, – заявил Хусейн.
Когда все собрались за столом в квартире Ирини и Василиса, пришлось принести несколько стульев сверху – иначе они бы не уместились. Василакис сидел на коленях у отца, а малышка – у матери. Мехмета посадили на высокий детский стульчик.
Хусейн вызвался есть в саду, чтобы заодно наблюдать за происходящим. Теперь им надо было быть особенно осторожными.
Ирини принесла ему тарелку.
– Чувствуешь, они все еще пахнут? – улыбнулась она.
Хусейн нагнулся над тарелкой, и аромат трав ударил ему в нос.
– Да, чувствую, – ответил он. – Спасибо, кирия Георгиу.
Через пять минут его тарелка опустела.
Василис налил себе и Паникосу по стаканчику зивании.
– Стин ийя мас, – произнесли они, чокаясь.
Василис был рад, что вернулся домой. Он скучал по крепкой домашней выпивке. Коллекционное виски и французские коньяки в «Клер де Лун» ее заменить не могли. Все с жадностью набросились на еду.
Они привыкли к великолепию «Восхода», к фарфору, хрусталю и серебру, но домашняя обстановка с приглушенным светом, кружевной скатертью и слегка щербатыми тарелками была более привычной. За маленьким столом они практически касались друг друга локтями.
Икона заняла свое место на полке, и мати наблюдал за ними. Фотографии тоже были на своих местах. Ирини даже нашла время протереть их от пыли, старательно избегая смотреть в глаза сыновей. Они оба смотрели в камеру. Маркос умер. Христос пропал без вести.
На следующее утро Хусейн выяснил ситуацию с провизией. Он встал рано и обошел все улицы по соседству, заглядывая в каждый продуктовый магазин. В большинство можно было зайти беспрепятственно: двери были распахнуты. Он помнил, что до их переселения в «Восход» запас продуктов там был огромный. Теперь все крупы были истреблены грызунами, а банки унесены, видимо, солдатами.
Вернувшись, он нашел мать и Ирини за кухонным столом.
– Где ты был, дорогой? – спросила Эмин. – Я уже начала беспокоиться!
– Мы уж думали, с тобой что-то случилось, – озабоченно сказала Ирини.
– Я искал продукты, – объяснил он. – Думал, вы догадаетесь.
– Но тебя так долго не было… – посетовала Эмин.
– Простите, я не знал, что вы будете беспокоиться. Но…
Хусейн не решался продолжить. Дело в том, что за все утро ему почти ничего не удалось найти. В отчаянии он даже взломал двери в чужих домах, надеясь найти там хоть что-нибудь съестное.
Как и несколько месяцев назад, некоторые дома оставались точно такими, какими их покинули обитатели. В одном на тарелках засохли остатки еды, в другом вокруг вазы аккуратным кругом валялись сухие лепестки. На спинке стула висел детский слюнявчик и фартук, поспешно сброшенный хозяйкой перед тем, как семья покинула дом. Повсюду были признаки обычной жизни, которая неожиданно прервалась. Все застыло в этих домах, словно их хозяева могли вернуться в любой миг и продолжить прерванные дела.
Разгромленное жилье представляло совсем другое зрелище. Эти дома были похожи на его собственный. Стулья не были аккуратно задвинуты под стол, и тарелки не застыли в ожидании супа или клефтико. От мебели остались только обломки, от посуды – осколки. Дверцы шкафов распахнуты, ценности похищены. Турецкие солдаты догадывались, что люди прятали деньги и драгоценности под матрасами или паркетом, и потому иногда разносили дома в щепки. Большинство разгромленных жилищ принадлежало грекам-киприотам, но и многие дома турок-киприотов не миновала та же участь.
Всюду стоял удручающий запах сырости и разложения. Будь на месте этих домов люди, о них можно было бы сказать, что они при смерти или уже мертвы.
Куда бы ни заходил Хусейн, он искал что-нибудь съестное. Найти удалось не много. За все утро – четыре ржавые банки консервов, из которых обеда на всех не приготовишь.
Женщины терпеливо ждали. Под их взглядами Хусейн смутился: после смерти Маркоса все смотрели на него с надеждой.
– Вот все, что удалось раздобыть. – Он выставил банки на стол перед ними.
Ирини и Эмин молчали, не в силах скрыть разочарования.
– Почти ничего не осталось, – объяснил Хусейн.
– Сходи за отцом и кириосом Георгиу, – наконец велела Эмин.
Мужчины курили на крыше дома. В квартире Христоса нашлись остатки табака.
Они не сразу заметили Хусейна, и какое-то время он наблюдал за ними. Разговаривая, они по-дружески склонились друг к другу. Как все изменилось!
Услышав его шаги, мужчины обернулись.
– Хусейн! – Халит улыбнулся сыну.
– Вы бы не спустились вниз? – спросил тот.
– Сейчас, только докурим, – ответил Халит. – Твоя мама хочет, чтобы я что-то сделал?
Хусейн поежился. Дул свежий ветерок, и он почувствовал, как его пробрало холодом, когда повернулся, чтобы уйти.
Через несколько минут все пятеро собрались в квартире Георгиу.
– Хусейн хочет вам кое-что сказать.
– Думаю, нам нужно уходить.
– Но почему? – удивился Василис.
– Мы не знаем, что происходит там… – прибавил Халит.
– Баба[38], здесь нет еды. Надо уходить. – Он говорил прямо, не скрывая правды.
Все переглянулись. Они уже проголодались и понимали, что Хусейн прав.
– Пойду скажу Марии и Паникосу, – предложил Василис.
– Но как мы выйдем отсюда? – заволновалась Ирини. – Это небезопасно.
Хусейн, видевший, как ведут себя солдаты, знал, что она права.
– Если мы уйдем, у нас ничего не останется. – Халит никак не мог решиться. – Совсем ничего.
– И Али не будет знать, где нас искать… Да и Христос тоже, – добавила Эмин.
– А наш сад? – подхватил вернувшийся Василис. – Что будет с нашими деревьями?
– Там жить негде, – еле слышно произнесла Ирини.
Вошел Паникос. Мария осталась наверху с тремя детьми.
Ознакомительная версия.
